Могут ли реконструкторы помочь учёным в исследовании прошлого?
Мы привыкли к тому, что гипотеза в естественных науках проверяется экспериментом, но возможно ли это в истории? Вопреки недоверию и скепсису, участники проекта «Семеро в прошлом» ищут способы сделать свой эксперимент не только исторически корректным, но и полезным для учёных.
Поздним вечером в новгородском баре два бородатых реконструктора Павел «Сапог» Сапожников и Дмитрий «Дед» Саломатин уже не первый час обсуждают со своим коллегой и археологом Михаилом «Годи» Петровым древнерусские топоры, ножи и всевозможную керамику. Действительно, где как не в Новгороде, с его богатейшим культурным слоем, говорить о воссоздании древнерусской повседневности? Сапог и Дед сейчас готовятся к тому, чтобы прожить девять месяцев в условиях, приближенных к X веку. Казалось бы, зачем вдруг взрослым мужчинам бросать все дела и отправляться в прошлое? Проверить себя, отдохнуть наедине с природой? Всё оказывается не так просто: бородатые мужчины считают, что их главная цель – исторический эксперимент, который сможет принести пользу науке.
Вообще, эксперимент в исторической науке – вещь спорная и не всеми признаваемая. Как можно воспроизвести полную картину прошлого, имея о нём лишь отрывочные и часто случайные данные? Кто поручится за то, что все факторы были учтены, а условия воссозданы с должной точностью?
— «В других науках вот у тебя граница эксперимента, мы получили такие-то результаты. Прошло время, мы сузили границы эксперимента, получили такие-то результаты. Это по крайней мере понятно. А у вас черт знает что». И возразить мне им было нечего. А что ты возразишь? – рассказывает Годи о разговоре с критиками экспериментального подхода в гуманитарных науках.
Однако в последнее время всё больше историков-профессионалов признаёт реконструкцию как весомое дополнение к своим научным поискам, да и сами реконструкторы уже совсем не те, что десять-пятнадцать лет назад. Для воссоздания некоторых предметов они проводят исследования, близкие по уровню к профессиональным, ездят на раскопы, работают в библиотеках и архивах. Результаты их деятельности можно увидеть, например, в проектах ассоциации EXARC, которая занимается экспериментальной археологией и созданием музеев на открытом воздухе. В составе ассоциации – много профессиональных археологов и историков.
Михаил Петров обсуждает с Сапогом и Дедом варианты фиксации бытового опыта, полученного на проекте: как сделать так, чтобы эти данные потом могли использовать специалисты. В первую очередь, участникам придётся записывать информацию о каждом разбитом или сломанном предмете. Скрупулёзная регистрация поможет понять, как «жили» предметы, какие следы на них появлялись в процессе использования. Располагая такой информацией, археолог вероятно сможет больше рассказать о судьбе попавшей в его руки находки.
А пока участники будущего эксперимента шутят:
— Дед разбил горшок такого-то числа.
— Седьмого месяца мая…
— Разбил мой любимый горшок.
Но просто констатировать время и место «гибели» недостаточно, нужно ещё и тщательно отснять и обмерять «покойного».
— Единственное, что фотография должна быть именно с масштабной линейкой. И желательно с одним ракурсом точно вертикально, чтобы потом можно было сопоставить, – настаивает археолог. Вскоре рождается ещё одна идея:
— У каждого участника делается фотография комплекта, с которым он входит в проект, и с чем он выйдет из проекта.
— Условно, в виде дисплей-кита разложенного. Что человек приобрёл, что потерял.
— И при этом прикольно будет отследить, какие вещи будут использоваться чаще, какие меньше, какие за ненадобностью утратятся, какие будут изготовлены, потому что их не было, потому что про них никто не подумал, — предлагает Павел.
Ещё одна возможная тема исследования в рамках эксперимента – «поведение» средневековых топоров и ножей при длительном использовании. Реконструкторы, которые владеют и пользуются приближёнными к древним образцами, не могут сказать ничего определённого – Сапог честно признаётся, что исторический нож он использует в лучшем случае три раза в год. А Годи добавляет:
— Три раза в год по одному часу. Я думаю, три часа в год суммарно. Ты выехал на фестиваль, порезал мяско. Колбаску.
Между тем вопрос о том, сколько времени в старину использовали нож, прежде чем выбросить или отремонтировать, интересует и археологов, которые занимаются раскопками в Новгороде и Гнёздово. Состояние ножей может, например, рассказать о достатке хозяев усадьбы:
— Тамара Анатольевна Пушкина (кандидат исторических наук, руководитель Смоленской археологической экспедиции МГУ, — прим. ред.) как-то обронила фразу, что у нас в Новгороде жили богатые ребята: у них ножик поломался, они его выкинули. Она имела в виду степень изношенности ножа, – рассказывает Михаил. – В некоторых усадьбах нож практически не сточен, а на ножах, найденных в других усадьбах, видна сработка: нож очень узенький. Если ребята выкинули нож, который сточился до того, что стал в два раза уже, то, скорее всего, они просто не могли позволить себе купить новый.
А чем помогут «Семеро в прошлом»? Проект поставит участников в совершенно новую ситуацию, не возникавшую раньше в реконструкции. Вместо пребывания на очень насыщенном, но коротком – двух-трёхдневном – мероприятии героям эксперимента предстоит оторваться от современного мира на девять месяцев.
Поэтому весь исторический инвентарь, используемый на фестивалях ради нового опыта и удовольствия, в условиях проекта станет повседневным спутником героев, полностью заменив им привычные инструменты. Долгое использование даст статистику, анализ которой, возможно, позволит по-новому смотреть на археологические данные.
Тем временем Годи обсуждает с реконструкторами результаты исследований новгородского археолога Бориса Александровича Колчина о КПД древнерусских топоров. Если не вдаваться в подробности, то эта характеристика показывает, насколько эффективно топор передаёт вложенные в удар силы. Археолог утверждает, что для древнерусских образцов она составляла около 95%, в то время как к XVI-XVII вв. упала примерно до 70%. Результаты, на первый взгляд, кажутся странными. Получается, что к XVII в. качество инструментов на Руси не только не стало лучше, но и сильно ухудшилось. Такие данные сложно увязать со всем, что мы знаем о бурном развитии производства в ΧVI-XVII вв. – в это время в Европе произошёл технологический скачок, возникли первые мануфактуры. Россию общеевропейский рост коснулся меньше, но и она не осталась в стороне. В таких условиях странно видеть падение качества топоров.
Объясняет несоответствие одно простое и логичное обстоятельство. Большая эффективность древнерусского топора была достигнута за счет прямой формы топорища. В этом же и его главный недостаток – ломкость, ненадёжность.
Поэтому в XVI-ΧVII вв. древнерусское прямое топорище было заменено на другое, более сложной формы («голландка»), прекрасно известное каждому, кто хоть раз держал топор в руках. Можно спорить, было ли усовершенствование позаимствовано с Запада Петром I (как утверждает Дед) или возникло в России само по себе (как считает Годи), но факт остаётся фактом: даже топоры, используемые в Древней Руси, существенно отличались от привычных нам.
На проекте именно такие топоры станут для Сапога и Деда основным рабочим инструментом. Интересно будет послушать, что они скажут об этом опыте: какой топор удобнее, древний или современный? Подтвердится ли слабая надёжность древнего топорища, или у участников появится возможность, по выражению Михаила Петрова, «критикнуть» Бориса Александровича? Ответы на эти вопросы станут известны не раньше, чем закончится полевая фаза «Семерых в Прошлом».
Вместе с тем участники предупреждают Годи, что полного соответствия условиям Х века достичь не удастся, и эксперимент нельзя считать «чистым» до конца:
— Проблема в том, что рабочие инструменты, за редкими исключениями, у нас точно будут выкованы не из крицы, – признаётся Дед.
Крица – это смесь железа, шлака и угля, которую получают при самом древнем способе выплавки, сыродутном. Этот способ в раннем Средневековье господствовал в Восточной Европе. Положение осложнялось тем, что на территории Древней Руси не было доступных месторождений качественной железной руды, поэтому единственным сырьём для металлургии оставались болотные руды, из которых почти невозможно выплавить качественное железо.
Из отечественного железа делали ножи, иглы, подковы для лошадей и прочие полезные в хозяйстве орудия. Топоры реконструкторов для проекта будут выкованы по исторической технологии в кузне. Поскольку полноценно воспроизвести сыродутное производство из болотной руды сейчас сложно, участники будут использовать для создания инструментов железный лом XVII-XVIII вв. Это обстоятельство снижает достоверность эксперимента (другой металл может дать другие результаты), но не отменяет её совсем.
Интересно, что если хозяйственные предметы из местного железа на Руси были распространены широко, то, скажем, мечей древнерусского производства археологам известно всего несколько штук. Всё остальное белое клинковое оружие попадало к нам из Западной Европы или, что гораздо реже, с Востока.
Долгий вечер подошёл к концу, а собеседники отправились каждый по своим делам. Подготовка эксперимента продолжается. Уже сейчас можно сказать, что проект «Семеро в прошлом» изменит наши представления об истории Древней Руси. И это произойдёт не в области истории возникновения государства, норманнской проблемы и других «скандальных» сюжетов нашей древней истории. Эксперимент принесёт науке совсем другую пользу. Участники сумеют многое рассказать о той стороне повседневности, которую невозможно познать, не пережив. То, какую пользу может принести эксперимент, уже показал прошлый проект Павла, «Один в прошлом». Тогда мы узнали, какой срок жизни у глиняного горшка. Как лучше ходить в кожаной обуви осенью, чтобы не промочить ноги? Куда выбрасывать разбитую посуду, и как рациональнее использовать имеющихся в хозяйстве животных? Все эти, казалось бы, малозначимые вещи дали информацию изнутри, которой нет у историков, изучающих прошлое, находясь в современности. А какие открытия принесёт новая робинзонада Сапога, Деда и их будущих товарищей, мы узнаем после окончания проекта.
