Занудствует Андрей Сморчков
Жака-Луи Давида много не бывает! На прошлой неделе мы занудствовали о том, как французский художник показал историю сабинянок. На очереди не менее классический сюжет и не менее прекрасная картина – «Клятва Горациев». Доктор исторических наук, профессор кафедры истории Древнего мира РГГУ, профессор ВШЭ Андрей Михайлович Сморчков по полочкам разобрал знаменитое полотно.
Написанная в 1784-1785 гг. картина французского художника Жака-Луи Давида «Клятва Горациев», прославившая своего автора, ныне находится в Лувре. На ней изображён полулегендарный сюжет, относящийся к правлению третьего римского царя Тулла Гостилия (673-641 гг. до н. э.). Наиболее подробно историю братьев Горациев и Куриациев излагают два историка конца I в. до н. э. – римлянин Тит Ливий (История Рима от основания города. I. 22-30) и грек Дионисий Галикарнасский (Римские древности. III. 2-31). Согласно их рассказу, из-за взаимных грабежей началась война между Римом и Альба Лонгой, двумя родственными латинскими городами, причём Альба Лонга считалась метрополией Рима (и других латинских городов), ведь оттуда были родом Ромул и Рем. Войско албанцев подошло к Риму и разбило рядом с ним лагерь. Считалось, что этот лагерь находился на том месте, которое в классическую эпоху называлось по имени альбанского предводителя Клуилия – Клуилиев ров. Клуилий неожиданно умер, и его сменил Меттий Фуфетий, предложивший решить спор не полноценным сражением, указывая на угрожающих латинским городам общих врагов, а поединком. В обоих станах имелось по три брата-близнеца, римские Горации и альбанские Куриации (у некоторых авторов наоборот), чьи матери, уроженки Альбы, были родными сестрами и также близнецами. В поединке решалось, какой из двух городов станет гегемоном. В битве погибли все Куриации и два Горация, так что победа осталась за Римом. По словам Ливия, могилы погибших в бою можно было видеть и в его время. Вероятно, какие-то старинные памятники молва связала с древним преданием.
В дальнейшем Меттий Фуфетий попытался изменить Риму, за что был разорван колесницами, Альба Лонга разрушена, а жители её переселены в Рим и стали римскими гражданами. Возвращавшийся домой с триумфом победитель Марк (или Публий) Гораций подвергся ещё одной опасности. Его сестра Горация, так она названа у Ливия, была помолвлена с одним из Куриациев. Увидев в руках брата окровавленный плащ своего жениха, ею же сотканный, Горация зарыдала от горя, за что была убита родным братом, сказавшим, что так погибнет всякая римлянка, которая станет оплакивать врага. Подвергнутый суду и приговорённый к смерти Гораций был оправдан после обращения к народу.
В свой рассказ Ливий вплёл важную информацию о некоторых весьма архаичных религиозно-политических ритуалах (объявление войны, заключение договора, судебная процедура и т. д.). Вероятно, под покровом псевдоисторического рассказа скрывается индоевропейский миф, что было свойственно римским историкам в повествовании о седой древности. Единственный более-менее достоверный исторический факт – разрушение Альба Лонги в середине VII в. до н. э., то есть во время правления Тулла Гостилия. Хотя и в этом нет полной уверенности, поскольку высказываются достаточно основательные сомнения по поводу предполагаемых археологических остатков Альбы Лонги.
Жак-Луи Давид избрал для своей картины патетический момент проводов отцом сыновей на решающий бой. Сюжет этот практически не отражен в античной традиции. Разве что у Дионисия Галикарнасского Горации, приняв решение участвовать в поединке, обратились за согласием к отцу. Так что центральная сцена – вручение отцом оружия и клятва его сыновей – является художественным вымыслом, впрочем, вполне логично вытекающим из легенды. В правом углу мы видим опечаленных женщин – мать Горациев с внуками, сестру-невесту, для которой этот бой принесёт смерть либо братьев, либо жениха, и заимствованный художником из поздней традиции образ сестры Куриациев, которая была женой одного из Горациев.
Как видим, для большего эмоционального эффекта Давид либо использовал менее известные версии легенды, введя в картину двух страдающих золовок, либо даже дополнил её образом опечаленной матери, никак не фигурирующей в сохранившихся рассказах. В итоге перед зрителем предстает картина, главной идеей которой является любовь к родине, что превыше даже родственных чувств. Именно так изобразил разговор братьев с отцом Дионисий Галикарнасский (Римские древности. III. 17). Что касается материальных предметов, изображённых на картине, то все они вымышлены художником по вполне объективным причинам. Конечно, в эпоху классицизма понимали, что в картинах на исторические сюжеты негоже изображать, скажем, воинов Александра Македонского в одежде по современной художнику моде, как мы видим на произведениях эпохи Возрождения и ранее. Но о том, как выглядели материальные предметы, окружавшие римлян в ту эпоху, даже сейчас мы имеем весьма туманное представление.
Несомненно лишь то, что Рим в правление Тулла Гостилия был не таким великим городом, каким он предстаёт в изображении античных авторов, а всего лишь небольшой деревушкой, чьё общественное развитие соответствовало поздней первобытности. Учитывая простоту одежды в античности и, соответственно, её консервативность, можно предположить, что римляне в царскую эпоху одевались примерно так же, как обычные люди (не модники) времён конца Республики. Благодаря археологии мы имеем довольно точные представления о вооружении царской эпохи. Но этих знаний не было у Давида, а потому и вооружение, и одежда, и интерьер представляют скорее стилизацию под античность, а не когда-либо существовавшую реальность. Возможно, образцом для Давида послужили рельефы колонны императора Траяна (98-117 гг. н. э.): есть определённое сходство в изображении воинов и их снаряжения. Впрочем, не будем строги: задача художника – выразить идею через знакомые зрителю образы, точность которых имеет в данном контексте второстепенное значение. Да и античные историки изображали далёкое прошлое Рима так или иначе похожим на своё настоящее: ведь римская историография зародилась лишь через четыре с половиной века после легендарной битвы Горациев и Куриациев.
