Занудствует Владимир Гончаров
Под стенами древнего города в смертельной схватке сошлись два противоборствующих войска. Их обнажённые предводители уже занесли оружие, но состояться этому поединку не суждено – в ситуацию вмешались женщины с детьми, пытающиеся примирить противников. Узнали сюжет? Конечно же, это финал знаменитой истории о похищении сабинянок римлянами.
И если с художественной составляющей у картины полный порядок, то с исторической достоверностью всё гораздо хуже. Во-первых, почему все такие голые? Во-вторых, откуда в древнем Риме взялся один из символов французской Революции – фригийский колпак? Как в недавно основанном городе успели построить такие высокие стены? Мы попросили кандидата исторических наук, преподавателя воронежского колледжа «Номос» Владимира Александровича Гончарова посмотреть на полотно Жака-Луи Давида с занудной точки зрения.
Несомненно, один из самых известных эпизодов раннеримской истории – это так называемое похищение сабинянок. Согласно ярким рассказам Тита Ливия, Дионисия Галикарнасского и Плутарха, вскоре после основания Рима Ромул обратил внимание на то, что в новом городе мало женщин, и вознамерился заключить брачные союзы с соседями. Те же, однако, на мирное соглашение не пошли, из-за чего римляне решили прибегнуть к хитрости и насилию: в молодом городе устроили пышное празднество, на которое собралось множество гостей, привлечённых усиленно распускаемыми слухами о предстоящем зрелище. Прежде всего, это были представители племени сабинян – со своими жёнами и детьми. Во время празднества по знаку Ромула римские юноши стали хватать присутствовавших на нём девушек, позволив их отцам спасаться бегством. На следующий день девушек привели к царю, который распределил их между своими подданными, заключив законные браки. Вскоре после этого сабины во главе с царем Титом Тацием пошли войной на Рим, стремясь отомстить за обман и вернуть своих дочерей, но прямо в разгар решающей битвы на поле между двумя войсками вышли сабинянки, уже прижившиеся в Риме, и горячими мольбами заставили своих отцов и мужей заключить мир.
В принципе занудствовать можно начинать уже сейчас, так как эта красивая история, судя по всему, является всего лишь легендой, к тому же пересказанной авторами, жившими через несколько веков после отражённых в ней событий и вполне естественно приукрасившими их реалиями собственного времени. В их рассказе Рим первых лет своего существования предстает уже огромным городом – с мощными укреплениями, многочисленными зданиями и храмами, а сам Ромул, подобно римским императорам, восседает на почётном месте, облачённый в пурпур и сопровождаемый двенадцатью ликторами, а потом ведёт в бой закованные в доспехи легионы. На деле же рассматриваемая история, скорее всего, отражает постепенное объединение мелких латинских и сабинских поселений в начале I тысячелетия до н. э. или даже обычай умыкания девушек членами юношеских инициационных сообществ, характерный для многих первобытных племен.
В Новое время историю о похищении сабинянок и последовавших за ним событиях воплотили в своём творчестве многие европейские художники – Пьетро да Картона, Питер Пауль Рубенс, Себастьяно Риччи, Николя Пуссен и, конечно, Жак-Луи Давид (автор «Клятвы Горациев», «Бонапарта на Сен-Бернарском перевале», «Смерти Марата» и «Смерти Сократа»). Собственно, на творении последнего мы и остановимся подробнее. Называется оно «Сабинянки, останавливающие сражение между римлянами и сабинянами» (в оригинале просто «Сабинянки» – “Les Sabines”). Давид написал картину в 1799 году, вскоре после того, как вышел из тюрьмы, куда его бросили за активную деятельность во времена якобинской диктатуры. Художник вновь воссоединился с женой, которая ушла от него, узнав, что он был одним из тех, кто подписал смертный приговор Людовику XVI. Собственно, теме примирения – как общественного, так и семейного – и посвящена рассматриваемая картина.
Конечно, к исторической достоверности художник не стремился, стараясь в первую очередь воплотить на холсте собственные переживания. Лучше всего это заметно по виду стен Рима, которые явно напоминают парижскую Бастилию.
На юноше в правой части картины (да и не только на нём) красуется фригийский колпак – ещё один символ Французской революции.
Что касается внешнего облика основных персонажей, то тут, очевидно, сыграли немалую роль эстетические воззрения Давида, который был большим ценителем не только римской, но и эллинской культуры. И Ромул (справа), и Тит Таций (слева) изображены в позах, достойных греческого барельефа, и почти полностью обнажены, не считая сандалий и шлемов – тоже явно греческого типа (причём более поздней эпохи, чем времена основания Рима). Кроме того, подобное сражение в стиле «ню» вызывает определённые ассоциации с любившими подобный эпатаж древними галлами, которых именно в конце XVIII века начали всё активнее называть предками современных французов.
Что же касается остальных анахронизмов, то их причиной, несомненно, является то, что представления художника об эпохе Ромула были основаны на трудах уже упоминавшихся выше авторов эпохи ранней Империи, благодаря которым на картине появились не только мощные городские стены, но и Капитолийский храм со статуями, кавалерийский удар и легионные значки.
