Финалисты Битвы истфаков 2021

Сведения об авторе:
Клейменов Виталий
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (СПб)
Студент 3 курса бакалавриата Санкт-Петербургской школы гуманитарных наук и искусств, Департамента истории

Виталий Клейменов о своей работе:

Бытовые конфликты составляют неотъемлемую часть жизни каждого человека, независимо от исторической эпохи. Изучение этой сферы человеческой жизни относится к одному из наиболее современных направлений в исторической антропологии – антропологии маргинального, однако подобных исследований по Тихвинскому посаду ранее не проводилось. Цель данной работы – рассказать массовой аудитории о бытовых конфликтах, происходивших между жителями Тихвинского посада во 2-й пол. XVII в., и об особенностях этих конфликтов. Основным источником, содержащим сведения о бытовых конфликтах, являются материалы судебных дел из фондов Тихвинского архива, которые на сегодняшний день хранятся в Санкт-Петербургском институте истории РАН (СПбИИ РАН). Изучая эти документы, мы можем узнать о том, как происходил каждый отдельный конфликт, между кем и на какой почве возникали конфликтные ситуации, а также выявить специфические черты бытовых конфликтов XVII в. в целом.

Период, которому посвящена эта работа, запоминается всем со школьных уроков истории как «бунташный век» и как предтеча царствования Петра I, навсегда изменившего облик Московского царства. События политической истории хорошо известны многим, однако мало кто задается вопросом: как в это время жили простые люди? Действительно, повседневность и быт рядового населения Московского царства лишь недавно стали интересовать историков, и пока количество исследований по данной теме крайне невелико.

Неотъемлемой частью повседневной жизни каждого человека как в наши дни, так и в XVII в., являются бытовые конфликты. Изучением этой сферы человеческой жизни занимаются специалисты по исторической антропологии, а точнее, по антропологии маргинального – это бурно развивающееся и современное направление в исторической науке, в рамках которого исследуются примеры девиантного поведения в прошлом. Из-за чего же могли возникать конфликтные ситуации между людьми, жившими в XVII в.? Кем были участники этих конфликтов? Как происходили сами конфликты? К кому их участники обращались за помощью в решении проблемы? Ответить на эти и многие другие вопросы нам помогут документы из фондов Тихвинского архива, хранящиеся в Санкт-Петербургском институте истории РАН (СПбИИ РАН).

Среди многочисленных документов Тихвинского архива встречаются материалы судебных дел, которые содержат в себе сведения о бытовых конфликтах между жителями Тихвинского посада (посадскими людьми). С помощью этих документов мы можем восстановить ход каждого отдельного бытового конфликта, превратив неудобные для восприятия материалы делопроизводства в увлекательные истории со своим сюжетом и персонажами.  Именно так были написаны известные работы Э. Ле Руа Ладюри «Монтайю, окситанская деревня (1294 – 1324)» (1975) [7] и К. Гинзбурга «Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в.» (1976) [8], в которых по материалам судебных процессов также рассматриваются локальные, «маленькие» сюжеты (такой подход называется «микроисторическим»). Но прежде чем обратиться к самим историям, давайте погрузимся в исторический контекст и узнаем подробнее о месте действия – Тихвинском посаде.

Номинация: Лонгрид

Немного о Тихвинском посаде

Тихвинский посад возник в XVI веке из небольшого торгового «рядка» возле Тихвинского монастыря. В 1560 г. по указу царя Ивана Грозного в этих местах, недалеко от границы со Швецией, были основаны два монастыря: Успенский мужской и Введенский женский. Посад, о котором пойдет речь далее, принадлежал Успенскому монастырю и назывался Большим Тихвинским посадом. События Смутного времени помешали росту Тихвинского посада: хотя интервенты не дошли до самого Тихвина, они разорили окрестные земли, чем причинили серьезный ущерб хозяйству монастыря [9].

Оправившись после потрясений Смуты, Тихвинский посад стал постепенно разрастаться. В середине XVII века на нем было 14 улиц и 2 переулка, 4 церкви, свой гостиный двор («ряды») и таможня, рядом с которой располагались большие городские весы («важня») [9]. Жители Тихвинского посада назывались «посадскими людьми». В основном посадские люди занималась различными ремеслами, промыслами и торговлей: в конце XVII в. ремесленники и торговцы составляли 84,5% всего населения Тихвинского посада, и им принадлежало 465 дворов [9]. Лишь небольшая часть посадских жителей жила за счет сельского хозяйства: они назывались «пахотными людьми, и их количество постоянно снижалось. Наиболее зажиточные торговцы и ремесленники жили на главной улице Тихвинского посада – Белозерской (или Большой). Кузнецы, которые составляли от 23 до 40% всех тихвинских ремесленников [9], проживали со своими семьями в отдельном районе посада – Кузнецкой слободке (сокращенно она называлась «Кузнецы»). Как уже говорилось выше, «Большой» Тихвинский посад находился во владении Успенского мужского монастыря: посадские люди несли повинности как в пользу государства, так и в пользу монастыря, по отношению к которому они считались крепостными крестьянами [9]. Судебная власть также осуществлялась представителями монастырской администрации – именно к ним обращались жители Тихвинского посада за помощью в решении бытовых конфликтов, подавая жалобы («челобитные») на обидчиков.

Конфликты с посторонними людьми

1. Порванные струны и сломанные гусли: дело тихвинских гусляров

Действующие лица: Константин (Костка) Матандин, Тимофей Телятников, Павел Пьянов, Василий Биричев, Софрон Лабзин – компания «гусляров»,  Нефетка Подчищаев – нападавший.

Первая история, получившая неофициальное название «дело тихвинских гусляров», примечательна не только своими персонажами, но и временем, когда она произошла. Этот бытовой конфликт, ставший позднее предметом судебного разбирательства, случился вечером 31-го декабря 1670 года. У современного человека это число ассоциируется с празднованием Нового года в кругу семьи или друзей, а также с шумными компаниями, гуляющими по улицам. Последнее актуально и для XVII века: несмотря на то, что начало года тогда отсчитывалось с сентября, а не с января, в ночь с 31-го декабря на 1-е января отмечали Васильев день, устраивая гуляния и колядки. Видимо, в колядках участвовали и пятеро героев нашей истории – Константин (Костка) Матандин, Тимофей Телятников, Павел Пьянов, Василий Биричев и Софрон Лабзин.

Согласно показаниям (допросным речам) пострадавших [1,2], канун Васильева дня они провели, гуляя впятером по Тихвинскому посаду. У Тимофея Телятникова с собой был излюбленный народный музыкальный инструмент – гусли. По пути домой, когда компания «гусляров» шла со стороны Кузнецов (Кузнецы – часть посада, в которой обособленно проживали кузнецы), они встретили на Большой улице (главная улица Тихвинского посада) у моста посадского человека Нефетку Подчищаева (рис. 1). Увидев его, Константин Матандин взял у Тимофея гусли и принялся на них играть, однако Нефетка не смог по достоинству оценить музыкальные способности Костки. Нефетке не понравилось, как Костя играет, и между ними началась перепалка: Нефетка, не стесняясь в выражениях, стал бранить Костку (в допросных речах использован эвфемизм «боденая мать», который заменяет собой нецензурное ругательство) и попытался отнять у него гусли. В разгаре ссоры Нефетка ударил кулаком по гуслям, сломав их и перервав на них струны. Такие действия возмутили Костку, и он сказал Нефетке: «За что ты гусли портишь?» В ответ на это Нефетка продолжил бранить Костку и нанес ему первый удар в грудь. От этого удара у Костки выпали из рук гусли, и он дал обидчику сдачи: Костка ударил Нефетку в грудь, оттолкнув его от себя. В этот момент заурядная потасовка приняла криминальный оборот: на глазах у четырех свидетелей Нефетка выхватил нож и нанес им удар. Костка успел закрыться рукой, в результате чего, со слов самого Костки, нож прорезал ему руку «наскрость» и перерезал сухожилия. Видевшие это знакомые Костки явно не ожидали такого поворота событий: им показалось, что в ход пошел не нож, а кистень (распространенное самодельное оружие в виде груза-гирьки, закрепленного на веревке, ремне или цепи). Они успели только прокричать Костке: «Побеги!» — и сами разбежались кто куда. Костка также бросился бежать. Нефетка гнался за ним с ножом до избы Ивана Онкова. Оторвавшись от преследования, Костка добежал до своего двора и упал прямо у ворот. Потом его занесли в избу, но этого, как Костка заявил на допросе, он уже не помнил.

Через 5 дней после случившегося, 6 января 1671 года, к Костке Матандину на двор прибыла небольшая делегация. В нее входили двое уполномоченных лиц из монастырской администрации – судебный старец Игнатий Телепнев и целовальник Иван Мартемьянов. Они прибыли по приказу архимандрита Ионы для допроса пострадавшего Костки. В допросных речах (рис. 2) [1] Костка сослался на своих четверых товарищей, с которыми он гулял в тот вечер. Их допросили следующими, однако дата нам не известна. В целом допросные речи остальных «гусляров» (рис. 3) [2] совпадают с показаниями Костки. К сожалению, это дело нельзя назвать полным: в нем отсутствуют допросные речи нападавшего Нефетки Подчищаева и приговор суда. Вполне возможно, что эти части дела не сохранились или же монастырские власти не стали его доводить до конца, но все же будем надеяться, что дальнейшие архивные поиски увенчаются успехом и мы сможем узнать финал этой истории.

2. Превышение должностных полномочий: как приказной слуга держал в страхе жителей Тихвинского посада

Действующие лица: крестьянин Гаврилка Аксентьев, приказной слуга Федот Филимонов (истец),  Исаак Котельник, Иван Феоктистов (ответчик), тиун Андрей Антонов, Филька Васильев и другие посадские люди.

Злоупотребление своими полномочиями со стороны представителей власти – не редкость и в наши дни. В XVII в. такие случаи тоже имели место, и упоминания о них встречаются в том числе в документах Тихвинского архива. Посадские люди, пострадавшие от произвола приказных слуг, писали об этом в челобитных архимандриту, призывая монастырские власти найти «сыск и управу» на обидчиков. Ярким примером подобного конфликта между посадскими людьми и приказным слугой, о чем стало известно представителям монастырской администрации, является случай, о котором пойдет речь далее.

Эта история началась с жалобы крестьянина Гаврилки Аксентьева на двух посадских людей – Исаака Котельника и Ивана Феоктистова (рис. 4) [3]. Согласно челобитной Гаврилки Аксентьева, он работал на них в качестве извозчика, и они задержали ему выплату зарплаты («работных денег») за оказанные услуги («извоску»). Помимо этого Гаврилка Аксентьев жалуется на то, что ему «чинят простойку», насильно удерживая его на дороге и не выплачивая ему положенную сумму в 20 алтын. Челобитная Гаврилки была получена монастырскими властями, и на 4-е февраля 1671 г. была назначена очная ставка между Гаврилкой и его обидчиками, на которой должен был присутствовать судебный старец Игнатий Телепнев.

Вскоре в монастырь поступила новая челобитная на того же Ивана Феоктистова, но на этот раз от приказного слуги Федота Филимонова (рис. 5) [3], которому 4-го февраля было поручено позвать Ивана Феоктистова на очную ставку с крестьянином Гаврилкой Аксентьевым по прошлой челобитной. Однако все прошло не совсем мирно: в челобитной приказной слуга жалуется на то, что Иван Феоктистов, находясь на рынке («будучи в торгу»), прилюдно бранил его «матерно и всякими неподобными речми, что иных иво бранных речей не мочно и в челобитную писать», и после этого попытался зарезать его ножом. Федот Филимонов не мог стерпеть такой обиды, из-за чего он и решил подать челобитную на Ивана Феоктистова. Монастырские власти также отреагировали на обращение приказного слуги, и назначили ему очную ставку с Иваном Феоктистовым на 7-е февраля.

Спустя три дня после этого конфликта состоялась очная ставка между Федотом и Иваном. Показания Ивана Феоктистова (рис. 6) [3], которые он дал, выслушав челобитную, существенно расходятся с версией Федота: по словам Ивана, когда приказной слуга пришел звать его на очную ставку с крестьянином Гаврилкой, он хотел зайти домой, прежде чем явиться в монастырь, а Федот не отпускал его и замахивался на него палкой. В ответ на это Иван предупредил Федота, что он будет защищаться, если тот начнет бить его, и послал приказного слугу прочь. Сам же Иван затем пошел на очную ставку. Отвечая на обвинения со стороны истца (Федота), Иван упорно отрицал и факт брани на рынке, и попытку зарезать Федота. Ответчик (Иван) оправдывался тем, что нож он вообще с собой не носит, поэтому пытаться зарезать Федота он не мог. Во время очной ставки возникла патовая ситуация – стороны начали ссылаться на свидетелей, которые могли бы подтвердить их слова. Поскольку население Тихвинского посада жило компактно, его жители все время находились на виду друг у друга и постоянно взаимодействовали между собой, поэтому при выборе свидетелей немаловажную роль играли личные связи и отношения с каждым из них. Так, например, истец ссылался на некоего Федора Острагова, однако ответчик отказался ссылаться на него, объяснив это тем, что у него с этим человеком конфликт («брань»). Истец ссылался на Афанасия Бельского, и на него также сослался ответчик – подобные случаи в судебной практике XVII в. назывались «опчей ссылкой», и именно таких свидетелей обычно вызывали следующими на допрос, чтобы на основании их показаний установить истину. Третьим свидетелем, на которого ссылался истец, был приказной Андрей Антонов (действительно, из другого документа нам известно, что он служил в приказе тиуном [4]). Ответчик же парировал тем, что Андрей Антонов – «товарищ» истца, подразумевая, что его показания не могут считаться непредвзятыми. Таким образом, к концу очной ставки Федот Филимонов (истец) смог привести трех свидетелей со своей стороны, а Иван Феоктистов (ответчик) – всего одного. Иван Феоктистов оказался в незавидном положении, но у него еще оставалась надежда на допрос общего свидетеля Афанасия Бельского, показания которого могли бы переломить ход дела в его пользу.

Помощь к Ивану Феоктистову пришла с неожиданной стороны. Не успели монастырские власти вызвать на допрос Афанасия Бельского, как к ним на стол легла очередная челобитная (рис. 7) [5]. Она была подана от лица посадского человека Фильки Васильева. В челобитной Филька жаловался на произвол уже знакомого нам приказного слуги Федота Филимонова. В тексте челобитной подробно описано, как 7-го февраля Федот напал на ничего не подозревавшего Фильку: когда Филька шел домой мимо двора Ивана Феоктистова, оттуда выбежал Федот и, догнав Фильку, набросился на него и стал избивать его ослопом (тяжелой палкой, дубинкой) «неведомо за что». После этого Федот потащил Фильку в амбар, расположенный рядом с таможней (рис. 8), где приказной слуга продолжил избивать Фильку ослопом и ногами («бил ослопом и топтунками»), сильно изувечив его. Спастись Фильке удалось только благодаря посадскому человеку Никите Козьмину, который заступился за него и не позволил Федоту «до смерти убить» бедного Фильку. В конце челобитной Филька взывает к справедливости – он просит у монастырских властей «сыска и управы» на Федота. Реакция на челобитную последовала незамедлительно: по личному приказу архимандрита Ионы на 10-е февраля была назначена очная ставка между Филькой Васильевым и Федотом Филимоновым.

К сожалению, финал этой истории также неизвестен. Тем не менее сохранившееся документы позволяют нам охарактеризовать приказного слугу Федота Филимонова как крайне агрессивного и мстительного человека: когда ему не удалось заставить Ивана Феоктистова явиться на очную ставку по челобитной крестьянина Гаврилки Аксентьева даже путем угроз, он решил выместить свой гнев на случайном прохожем – Фильке Васильеве, которого он сильно избил, но Федот не остановился на этом, написав к тому же еще и челобитную на Ивана Феоктистова, которого Федот обвинил в брани и покушении на него. Стоит отметить, что монастырская администрация не стала покрывать облеченного властью приказного слугу – по приказу архимандрита было начато судебное разбирательство по делу об избиении Фильки Васильева, однако об исходе этого дела нам пока ничего не известно.

Конфликты с членами семьи

3. «Мимо тёщиного дома я без шуток не хожу…»: хулиганство Савки Копылова

Действующие лица:вдова Наталья (тёща), Савка Копылов (зять), Филипп Кожин, старшая дочь Натальи (жена Савки Копылова), младшая дочь Натальи (незамужняя), Кондратий Андреев, другие посадские люди.

Непростые отношения между тёщей и зятем очень часто становятся темой для шуток: им посвящено множество частушек и анекдотов. Как это ни парадоксально, в XVII в. отношения между этими родственниками тоже не всегда были гладкими, из-за чего между ними происходили конфликты. Об одном таком анекдотическом случае нам известно из документов Тихвинского архива.

В начале января 1666 года в Тихвинский монастырь поступила челобитная на имя архимандрита Корнилия и келаря Ионы [6]. Она была написана посадской жилицей вдовой Натальей. В челобитной Наталья жаловалась на хулиганские действия двух посадских людей – Савки Копылова и Филиппа Кожина. По словам Натальи, вечером 6-го января Савка Копылов заявился к ней на двор и начал «на окнишко избенка моего ссать». Увидев это, вдова Наталья попыталась прогнать Савку, однако утихомирить хулигана ей не удалось. Савка, закончив мочиться на окно, стал бить ногами в другое окно и нецензурно бранить Наталью. Наталья решила выйти из дома и позвать на помощь соседей. Стоило ей только выйти, как Савка набросился на нее с кулаками. На помощь матери из дома выбежала дочь – Савка избил и ее, сопровождая это «неподобными позорными речми». Это нападение не было единственным: согласно челобитной Натальи, Филипп Кожин (видимо, вместе с Савкой Копыловым) ранее не раз приходили к ее дому, бранили Наталью и ее дочь, а также пытались выломать окна. Действия Филиппа и Савки стали невыносимы для Натальи, и вдова была вынуждена искать спасения и защиты у монастырских властей. Бедная вдова Наталья в челобитной просит архимандрита и келаря «оборонить» ее от «насильства и позору» со стороны Филиппа и Савки. Представители монастырской администрации, на которых так уповала Наталья, очень оперативно отреагировали на ее жалобу и назначили вдове очную ставку с обидчиками.

На очной ставке и Савка, и Филипп полностью отрицали всё, в чем их обвиняла Наталья: якобы они вообще не бывали на дворе у Натальи и не бранили ее, а Савка не мочился на окно ее избы и не бил Наталью и ее дочь. Савка Копылов рассказал свою версию событий, которая значительно отличалась от изложенной в челобитной Натальи. Согласно показаниям («судным речам») Савки [6], 6-го января он шел по улице и напевал песню с любопытным названием «Кумушка черепаха», и Наталья сама напала на него вместе с двумя дочерями (а не с одной, как утверждала Наталья в челобитной). У Натальи, по словам Савки, было в руках копье (!), а у ее дочерей – по ослопу. Три женщины без причины набросились на Савку и стали его бить, проломив ему голову и порвав кафтан, а затем бросили его на улице. Дойти до дома Савке помог другой посадский человек – Яков Швец. В ответ на это вдова сослалась на свидетеля, который мог бы подтвердить ее версию событий – этим свидетелем был некий Кондратий Андреев, видевший драку. Савка также сослался на Кондратия, поскольку он, как считал Савка, мог подтвердить, что не Савка избивал вдову и ее дочерей, а они его. Кроме того, ответчик ссылался еще на двоих свидетелей («на вдову Мамелфудина Иванову жену Сирова, да на Михееву жену Дружинника»), однако Наталья отказалась ссылаться на них. Примечательно, с чем было связано такое решение Натальи: по ее мнению, Савка мог подкупить («запосулить») их, чтобы они дали показания в его пользу. Очная ставка продолжилась допросом общего свидетеля – Кондратия Андреева [6]. По всей видимости, он не застал начало конфликта между Натальей и Савкой, когда тот мочился на окно избы. Кондратий Андреев, проходя вечером 6-го января мимо дома Натальи, наблюдал следующую сцену: сильно пьяный Савка Копылов, еле державшийся на ногах («пьян гаразно, на ногах не может стоять»), стоял посередине улицы, а к нему навстречу вышла вдова Наталья с копьем и стала угрожать, что заколет его. Савка ответил ей тем, что послал ее прочь. Кондратий Андреев попытался оттащить пьяного Савку, но тот сказал ему, что он ничего плохого не сделал Наталье, поэтому ей не за что его колоть копьем. В этот момент появилась старшая дочь Натальи, жена Савки (именно со слов Кондратия мы знаем, что Савка приходился зятем Наталье, а она ему – тёщей), и ударила его поленом по голове, проломив им Савке голову. Савка оттолкнул жену, после чего Наталья вместе с младшей дочерью («девкую») присоединилась к ней и стала бить нерадивого зятя, а Кондратий побежал прочь.

Решение монастырских властей по этому делу нам не известно, так как приговор в деле отсутствует. В текстах сохранившихся документов вообще не упоминается предыстория и причины конфликта между тёщей Натальей и зятем Савкой. Также нам трудно сказать, был ли это единичный случай хулиганства пьяного Савки или же он вместе с Филиппом не раз приходили к дому Натальи, тем самым терроризируя ее и дочерей. Тем не менее нам не приходится сомневаться в том, что сам факт хулиганства имел место (Савка мочился на окно тёщиной избы, бил ногами в другое окно и оскорблял Наталью), хотя на очной ставке Савка старательно это отрицал. Стоит отметить, что вдова Наталья и ее дочери, несмотря на то, что остались без мужчины – отца семейства, втроем смогли дать отпор пьяному хулигану Савке, используя для самообороны копье и полено (младшая дочь Натальи была безоружна). Об этом мы знаем из непредвзятых показаний свидетеля Кондратия, тогда как в челобитной Натальи и в судных речах Савки обстоятельства приукрашены в их пользу (так, в челобитной Натальи вовсе не упоминается оружие и инициатором драки назван Савка, а Савка утверждал, что оружие было у всех трех женщин, которые напали на него первыми). Обращает на себя внимание и то, что Савка отрицал свою вину не только на допросе, но и во время самого конфликта, и даже подкупил (по крайней мере, по словам Натальи) двух свидетелей, чтобы они поддержали его.

4. Неприятное соседство: как вдова Анна выселяла своего племянника Перфирия

Действующие лица: вдова Анна Белозерова, Перфирий Попов (племянник Анны), жена Перфирия, приказной слуга Козьма Озерский, Парфен Попов (брат Перфирия, племянник Анны).

Как показывает прошлая история, одной из причин бытовых конфликтов, происходивших в Тихвинском посаде, были непростые отношения между родственниками. Однако конфликтные ситуации могли возникать не только между зятем и тещей, но и между другими членами семьи. Так, например, документы Тихвинского архива сообщают нам об одном затяжном конфликте между тётей и племянником – вдовой Анной Белозеровой и Перфирием Поповым.

Вдова Анна обратилась за помощью к монастырским властям в апреле 1667 года, подав челобитную на своего племянника Перфирия [6]. В ней Анна жаловалась на притеснения со стороны племянника, который жил в одном доме с ней уже пятый год: согласно челобитной Анны, племянник ежедневно бранил и оскорблял ее, угрожал зарезать ее ножом, а также завладел всем имуществом вдовы. Из челобитной Анны мы узнаем, что она уже обращалась к властям и пыталась выселить племянника вместе с его женой еще в феврале. Тогда в монастыре было принято решение выслать Перфирия с женой со двора Анны, и за исполнением этого приказа должен был проследить приказной слуга Козьма Озерский, но Перфирий так и не покинул двор Анны. По мнению Анны, ее племянник мог подкупить приказного слугу, чтобы остаться безнаказанным. Вдова Анна, чувствуя свою полную беспомощность, решила вновь обратиться к монастырским властям: в челобитной она пишет, что племянник не дает ей спокойно жить в собственном доме («в домешки своем жития нет») и портит ей жизнь («житье от иво стало худо»), и просит выслать Перфирия прочь с ее двора. Очная ставка между тетей и племянником была назначена на 28-е апреля.

Выслушав на очной ставке челобитную Анны, Перфирий ответил, что он никогда не покушался на жизнь своей тети и не бранил ее [6]. То, что он пятый год проживает на ее дворе, Перфирий объяснил следующим образом: по его словам, после смерти его дяди Семена (мужа Анны) он договорился с тетей, что он будет жить в ее доме вместо того, чтобы претендовать на часть имущества, которая полагалась ему по завещанию («духовной») дяди. Кроме того, Перфирий утверждал, что он «поил и кормил» Анну на протяжении четырех лет, пока жил вместе с ней. Перфирий не только отрицал, что он притесняет свою тетю, но и рассказал о том, как его жена страдает в доме у Анны: однажды, когда племянника не было дома, Анна вместе с его братом Парфеном вытолкала из избы жену Перфирия. Когда Перфирий вернулся, он застал свою жену, стоявшую в слезах во дворе. Слова Перфирия возмутили Анну, и она выступила с опровержением: Анна утверждала, что Перфирий живет у нее пятый год не по договору, а силой, всегда бранит ее матерно и постоянно угрожает ей ножом («с ножем надо мной ходит»). Так, например, согласно показаниям Анны, за день до очной ставки Перфирий ходил за ней с ножом по избе, ткнул ножом в лавку, сломав его, после чего выбросил нож в окно. Анна была уверена, что племянник убил бы ее, если бы к ней на помощь не пришел его родной брат Парфен, который вовремя заступился за Анну и «отнял ее» у Перфирия. В ответ на слова племянника о том, что она жила за его счет после смерти мужа, Анна гордо заявила, что она ни в чем не нуждается, поскольку муж обеспечил ее всем необходимым («осталося мне от мужа своего и кроме его хлебов что пить да есть»). Тем не менее Анна жаловалась на то, что часть средств, оставшихся после смерти ее мужа, племянник присвоил себе – в частности, он «захватил» весь лавочный товар. Анна пояснила, что по завещанию ее мужа она ничего не должна племяннику, а вот он должен был отдать ей половину денег, собранных по долговым обязательствам покойного мужа, однако он этого не сделал. Перфирий стал отрицать все, в чем его обвиняла Анна: он сказал, что не присваивал имущество тети и не забирал себе ее лавочный товар, а половину полученных по завещанию денег («дватцеть алтын з гривной») он отдал Анне. Также Перфирий отметил, что его родной брат Парфен вступил в сговор с Анной, поэтому на его свидетельские показания полагаться не стоит. Проигнорировав это обвинение, Анна однозначно заявила, что она вообще ничего не знала о собранных Перфирием деньгах и не получила от племянника ни копейки.

За очной ставкой вскоре последовал приговор коллегии («собора») монастырских старцев [6]. Власти вновь встали на сторону вдовы Анны – по указу властей Перфирия должны были немедленно выслать с ее двора. Мы можем предположить, чем было продиктовано такое решение: во-первых, в монастыре помнили о приговоре по прошлой челобитной Анны, который так и не был приведен в исполнение, и не хотели менять свою позицию по этому делу, пытаясь тем самым сохранить собственный авторитет; во-вторых, Перфирий не смог указать суду на свидетелей, которые подтвердили бы его правоту (напомним, что своего брата Парфена он обвинял в сговоре с Анной). Что касается имущественных споров, то у Анны также было большое преимущество, ведь она могла предоставить суду завещание своего мужа. Благодаря этому судебное разбирательство оказалось успешным для Анны, и Перфирию не удалось вновь избежать наказания. Как итог, племянник поплатился не только за претензии на имущество тети, но и за оскорбления и угрозы в ее адрес. Примечательно, что в приговоре было отдельно указано, сколько Анна и Перфирий должны были заплатить приказным слугам за их работу – эти расходы делились между истцом и ответчиком пополам.

5. Беззащитная падчерица: немая «девка» Мариница против отчима Трифона

Действующие лица: немая «девка» Мариница, Трифон (отчим Мариницы), жена Трифона (мачеха Мариницы), флоровский священник Иван Васильев, Иван Грабленый, Агафья Подчищаиха, Федосья, Овдотья Копылова, Акилина Копылова (дочь Овдотьи).

Каждому с детства знаком сюжет о бедной падчерице, которая после смерти родной матери вынуждена жить со злой мачехой и терпеть всевозможные унижения с ее стороны. Этот сюжет лежит в основе очень многих сказок – он прочно укоренился в культуре и сознании людей. Однако реальные ситуации могут значительно отличаться от таких популярных сюжетов, лишь отдаленно напоминая их. Об одной такой истории, в чем-то похожей на сказку о падчерице и мачехе, нам сообщают и документы Тихвинского архива.

Отличие этой полной трагизма истории от известного сказочного сюжета заключается в том, что в ней падчерица пострадала от действий отчима, а не злой мачехи. Главная героиня этой истории – немая «девка» (то есть незамужняя девушка) Мариница, которой после смерти матери стала круглой сиротой, из-за чего ей пришлось жить в одном доме со своим отчимом Трифоном и его новой женой. В челобитной на отчима [6] Мариница жалуется на то, что он не только завладел всем ее имуществом, оставшимся от матери, но и изнасиловал ее («иссилничал и растлел»), когда его жена вышла из избы. После изнасилования, чувствуя свою безнаказанность (ведь Мариница была немой и не могла ничего рассказать), отчим избил падчерицу и велел ей молчать. Однако падчерица не стала молчать и написала челобитную на отчима, в которой она подробно рассказала монастырским властям и о растлении, и об избиении, и об отобранном у нее имуществе. Мариница перечислила в ней все имущество, доставшееся ей от матери, которым незаконно завладел отчим, и указала имена посадских людей, которым Трифон успел продать часть этих вещей. Среди перечисленных предметов были, в основном, ювелирные изделия и одежда: жемчужный «подзатыльник», серебряная цепочка с четырьмя крестами, серебряные серьги, бархатная шапка с пухом, три женских рубашки и сермяжный «сукман». Стоит отметить, что расхищение наследства матери не было главной причиной, вынудившей Мариницу обратиться к монастырским властям: в челобитной она, в первую очередь, просит у архимандрита Ионы «сыска и управы» на отчима именно за растление. Сам факт того, что жалоба исходила от немой девушки, также кажется удивительным: как она смогла подать челобитную, если обычно жители посада надиктовывали текст грамотным людям (дьячкам и подьячим), а Мариница была немой? В таком случае, у Мариницы оставался всего один выход из положения – написать челобитную самой (О. В. Новохатко отмечает, что в XVII в. среди посадского населения уже было довольно много грамотных людей [10]).

Через несколько дней, 6-го июня 1668 года по приказу архимандрита Ионы из монастыря отправились два уполномоченных человека – приказной слуга Павел Ларионов и целовальник Перфирий Прокопьев, которые должны были допросить жителей посада, указанных в челобитной Мариницы [6]. Первым они допросили священника Ивана Васильева, который служил в церкви святых Флора и Лавра, расположенной в Кузнецах (рис. 9). Тот рассказал, что как-то раз он шел после обедни домой и видел, как Трифон разговаривал на улице с другим посадским человеком – Иваном Грабленым. Из показаний попа мы узнаем, что Мариница некоторое время жила не с отчимом, а в доме у Ивана Грабленого (возможно, сбежав к нему от «насильства» со стороны отчима). Священник стал свидетелем разговора между Трифоном и Иваном Грабленым: последний говорил, что у него есть крест Мариницы и ее серьги, и предлагал отдать их Трифону. Трифон же, в свою очередь, упомянул, что у падчерицы должны быть еще рубашки и «сукман», которые она забрала с собой и отнесла в дом к Ивану. Сразу после этого разговора поп пошел вместе с Трифоном к Ивану и забрал у него крест и серьги, а про остальные вещи, как признался сам священник, он ничего не знает. Что касается других предметов, то их судьба также стала постепенно выясняться во время допроса: так, серебряную цепочку Трифон продал через Агафью Подчищаиху, бархатную шапку с пухом он продал через Овдотью Копылову (ее купила некая Федосья), и ей же он продал сермяжный «сукман». Согласно показаниям свидетелей, все деньги за проданные через посредников вещи Трифон забирал себе, кроме полученных за «сукман» восьми алтын – их Трифон отдал на помин души покойной жены. Еще один предмет, который Трифон собирался продать через Агафью Подчищаиху, по ее словам, не дала продать новая жена Трифона (мачеха Мариницы) – этой вещью был жемчужный «подзатыльник». Наиболее ценной свидетельницей оказалась дочь Овдотьи Копыловой – Акилина, поскольку она находилась рядом с умирающей матерью Мариницы в тот момент, когда та огласила свое завещание. Выяснилось, что она завещала Маринице только часть имущества: серебряные серьги, два креста (отцовский крест и крест с «чеподченка»), сермяжный сукман и пять рубашек (три из которых Мариница износила, а две забрал себе отчим). Отчим же по завещанию должен был продать «подзатыльник», «чепоченко» и бархатную шапку и вырученные деньги отдать на помин души покойной жены. Однако вместо этого, как мы знаем из показаний других свидетелей, Трифон оставил почти все деньги себе, отдав на помин души всего восемь алтын, полученные им за «сукман», который по завещанию принадлежал не ему, а падчерице.

Приговор не заставил себя долго ждать – он был вынесен через два дня после допроса свидетелей [6]. Монастырские власти постановили, что отчим должен вернуть падчерице деньги за проданные им вещи, которыми он завладел незаконно, вопреки завещанию покойной жены. Внимательный читатель может справедливо возмутиться: но ведь Мариница жаловалась еще на то, что Трифон изнасиловал ее, так почему же в приговоре об этом нет ни слова? Действительно, стоит признать, что монастырские власти поступили весьма цинично, никак не наказав отчима за растление падчерицы. Объяснение этому может быть следующее: вероятно, монастырская администрация предпочитала не вмешиваться в частную жизнь жителей Тихвинского посада, ограничиваясь лишь решением имущественных споров между ними. Более того, в судебном разбирательстве по делу о домашнем насилии и растлении неизбежно отсутствовали бы свидетели – главный источник информации для суда, так как преступление совершалось за закрытыми дверями, а не на виду у многочисленных соседей. Как следствие, монастырские власти, судя по всему, были готовы закрывать глаза на подобные случаи, из-за чего Трифон так и остался безнаказанным. И хотя отчим-насильник в итоге не понес заслуженного наказания, смелость падчерицы Мариницы вызывает искреннее уважение: несмотря на свою физическую немоту она не стала молчать и обратилась к властям, написав на отчима челобитную.

Выводы и заключение

Прежде чем подвести итоги, следует сказать, что из сохранившихся документов Тихвинского архива нам известно лишь о небольшой части конфликтов, происходивших между жителями Тихвинского посада. О большинстве бытовых конфликтов мы так никогда и не узнаем, потому что посадские люди решали их самостоятельно, не обращаясь к монастырской администрации. К сожалению, как уже не раз говорилось выше, даже у тех историй, которые попали на страницы документов, отсутствует окончание в виде приговора, поэтому они имеют открытый финал. Тем не менее каждый из рассмотренных сюжетов по-своему уникален, и эти детективные истории могут многое рассказать нам, современным людям, о повседневной жизни тех, кто жил в Тихвинском посаде более 300 лет тому назад.

Конфликтные ситуации, описанные в данной работе, возникали между посадскими людьми (жителями Тихвинского посада) и, в редких случаях, приказными слугами (судебными исполнителями). За помощью в решении конфликтов жители Тихвинского посада обращались в монастырь, где представители монастырской администрации принимали их жалобы (челобитные), устраивали очные ставки, вели допросы и выносили свои приговоры. Условно мы можем разделить эти конфликтные ситуации на две группы: конфликты с посторонними людьми и конфликты с членами семьи. Во время конфликтов с членами семьи чаще всего страдали женщины, которые остались без попечения со стороны родственников-мужчин (мужей или отцов), вследствие чего в патриархальном обществе XVII века эти женщины (вдовы и сироты) оказывались в крайне уязвимом положении и были вынуждены искать защиты у монастырских властей. Стоит отметить также и эмоциональный аспект бытовых конфликтов: во всех случаях, кроме одного, так или иначе упоминается нецензурная брань, с помощью которой участники конфликтов могли выразить свои эмоции. Еще одной характерной чертой рассмотренных бытовых конфликтов является довольно высокий градус насилия: в ходе конфликтов их участники зачастую применяли физическую силу, избивая друг друга, а в некоторых случаях дело могло дойти и до использования оружия – палки-«ослопа», ножа, кистеня или даже копья. Причины у бытовых конфликтов между посадскими людьми бывали самые разные: жители посада могли оказаться участниками пьяной драки на улице или попасть под горячую руку приказного слуги, пострадать от хулиганских действий нетрезвых родственников, а также стать жертвами домашнего насилия. Одной из самых распространенных причин конфликтов с членами семьи был раздел имущества и денег умерших родственников. Монастырские власти старались рассматривать все жалобы, однако в их действиях заметна некоторая избирательность: особое внимание уделялось тем конфликтам, которые приводили к нарушению общественного порядка (например, к дракам на улице) или имели имущественных характер, тогда как в частную жизнь посадских людей монастырская администрация предпочитала не лезть и готова была закрывать глаза на случаи домашнего (в том числе и сексуального) насилия.

Таким образом, изучение бытовых конфликтов между жителями Тихвинского посада во 2-й половине XVII в. позволяет нам взглянуть на повседневную жизнь наших далеких предков, узнать об их ежедневных заботах и трудностях, с которыми они сталкивались, и пережить вместе с этими людьми непростые, а подчас и трагические жизненные ситуации.

Мнение специалиста

Работа заслуживает высокой оценки. В ней поднята интересная и актуальная тема реальной каждодневной жизни России XVII в. Особенно следует подчеркнуть, что в исследовании взят «срединный» срез русского общества той эпохи – посадские люди и мелкие управленцы среднего провинциального города, что дает возможность (с известными оговорками, разумеется) рассматривать изученный объект как типичный для России Нового времени, для подавляющего большинства ее населения. Это выгодно отличает представленную работу от большинства исследований, концентрирующихся на изучении элиты русского общества допетровского времени.

Помимо истории бытописания, истории повседневности работа выводит и на более глубокие и важные позиции в изучении жизни Русского государства этого периода: практики государственного и корпоративного (в данном случае, монастырского) менеджмента на местном уровне, самоуправления, проблемы обратной связи между властью и обществом, имущественных отношений в социальном и гендерном аспектах, этических и эстетических представлений горожан.

Несомненным плюсом исследования является умелое сочетание архивных источников (особенно неопубликованных) и историографии. Отдельно следует отметить чрезвычайно удачное привлечение графических материалов: они придают изложению рельефность, особую живость и достоверность, создают «эффект присутствия».

Общая структура исследования, последовательность изложения материала представляются логичными и выверенными.

Теперь остановлюсь на некоторых замечаниях, которые в основном касаются специфики именно научного изложения проведенного исторического исследования.

В аннотации и тексте работы следует точно указать название фонда 132 из Архива СПбИИ РАН, источники которого использовал автор: «Успенский Тихвинский монастырь», хотя бы в списке источников, а не пользоваться только выражением «Тихвинский архив».

Дек 10, 2021 － Пожалуйста, укажите мета-описание, изменив фрагмент снизу. Если Вы не сделаете этого, Google попытается найти соответствующую часть Вашего поста, чтобы показать в поисковых результатах.SEO-заголовокНазвание Страница Разделитель Название сайта ЯрлыкМета-описание

Список использованных источников (неопубликованные):

1. Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Карт. 13. Д. 4. Л. 1.
2. Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Карт. 13. Д. 29. Л. 1.
3. Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Карт. 13. Д. 46. Лл. 1-3.
4. Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Карт. 13. Д. 53. Л. 1.
5. Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Карт. 13. Д. 65. Л. 1.

Список использованных источников (опубликованные):

1. Башнин, Н. В., Поляков, И. А., Шереметов, Н. А. Женские челобитные второй половины XVII в. из архивов Тихвинского Успенского монастыря и Вологодского архиерейского дома // Исторический курьер. 2019. № 3 (5). Статья 6. [Электронный ресурс]. URL: http://istkurier.ru/data/2019/ISTKURIER-2019-3-06.pdf (дата обращения: 05.10.2021).

Список использованной литературы:

1. Ле Руа Ладюри, Э. Монтайю, окситанская деревня (1294 – 1324) / Пер. с фр. В. А. Бабинцева, Я. Ю. Старцева. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2001. 544 с.
2. Гинзбург, К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. / Пер с итал. М. Л. Андреева, М. Н. Архангельской. М.: РОССПЭН, 2000. 272 с.
3. Сербина, К. Н. Очерки из социально-экономической истории русского города: Тихвинский посад в XVI-XVIII вв. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. 488 с.
4. Новохатко, О. В. Россия. Частная переписка XVII века. М.: Памятники исторической мысли, 2018. 664 с.

---