Дарья Секачёва в «Родине слонов»
Что общего у царей майя и… джедаев? Как древние жители Паленке пытались подружить своего юного принца и его будущих вассалов-князей? И чем занимались таинственные чиновники, для обозначения которых изображали иероглиф в виде птицы в тюрбане?
Мы публикуем стенограмму эфира дружественного проекта «Родина слонов» о политическом устройстве Паленке, государства, где жил уже так всем полюбившийся «космонавт майя» К’инич-Ханаб-Пакаль, с младшим научным сотрудником Мезоамериканского центра им. Ю. В. Кнорозова РГГУ Дарьей Сергеевной Секачёвой.
М. Родин: Сегодня мы вернёмся в регион Западных низменностей и посмотрим, как там были устроены государственные органы, как была устроена власть в государствах майя, в первую очередь в Паленке. Как правители Паленке приходили к власти? Кто мог стать правителем государства?
Д. Секачёва: Правитель – это центральная фигура в древних государствах. Вокруг него построена и дворцовая, и политическая жизнь. Это та фигура, на которой мы, как исследователи, сосредоточены просто в силу нашей источниковой базы. У нас тексты, написанные про деяния правителей. Поэтому естественно, что мы смотрим на историю майя через призму знати и в первую очередь через призму правителя. О том, кто они были и каким образом приходили к власти, у нас есть достаточно большое количество сведений.
Есть определённые представления о том, как выглядели ритуалы, которые проходили перед тем, как правитель восседал на царствование. Благодаря текстам у нас есть несколько выражений о том, как правитель занимает трон. Он может либо сесть на трон, либо сесть на царствование. При этом используется глагол «восседать». Одним из символов царской власти была белая хлопковая повязка. Корона выглядела как некая бумажная, хлопковая лента, которую повязывали на голову правителю. И одним из выражений, обозначающих восседание на трон, было «повязана белая повязка на чело такого-то человека».
Безусловно, если правитель приходит к власти в нормальных условиях, то его отец тоже был правителем этого же самого города и государства. Но не всегда всё так просто. Не всегда сыновья наследуют своим отцам. Но нормальный порядок престолонаследия – патрилинейный. Старший сын становится правителем.
М. Родин: А у них никогда не было лествичной системы, когда старший в роду становится правителем? В Европе всё свелось к патрилинейной системе потом, вначале было всё сложнее. Старший брат наследовал.
Д. Секачёва: У нас в основном тексты говорят о том, что всё-таки наследует старший сын. Если всё в порядке: нет никаких кризисов, он жив, с ним ничего не случилось, с отцом ничего не случилось. Но у нас есть большое количество исключений из этого правила. Есть династические кризисы, когда правители приходят после некоего бесцарствия, или если что-то происходит с предыдущим правителем, династия обрывается.
Тот же самый К’инич-Ханаб-Пакаль. Его отец не был царём в Паленке. И он привязывает себя к этой династии через свою мать. Она, видимо, принадлежала к какой-то из ветвей этой династии, и он постоянно подчёркивает, что получает власть через неё. В том же самом Паленке происходит другая ситуация, когда после старшего сына К’инич-Ханаб-Пакаля наследует не внук его, а следующий, средний сын. И после этого их племянник. Тоже, видимо, всё с наследниками было не слава богу.
М. Родин: Тем не менее, по другим регионам мы знаем, что патрилинейная система самая устойчивая. И майя, скорее всего, к ней стремились.
Д. Секачёва: Да. Был специальный термин для принцев. Их называли чоки, «юноши». И у главного наследника был тоже особый термин, бах чок, «главный принц/юноша».
С моментом коронации связаны очень большие изменения в жизни правителя. Помимо того, что на нём теперь ответственность за государство, он перерождается, меняется. У нас есть в отношении правителей их докоронационные имена, которые они используют в детском и юношеском возрасте, и в момент коронации они как правило меняют имя.
М. Родин: Это теократическая монархия? Я правильно понимаю, что царь – он всегда и главный жрец, и он общается с богами?
Д. Секачёва: Он главный, кто общается с богами, главный, кто приносит жертву. Его жертвы самые ценные. У майя была концепция некой жизненной силы, которая находится в каждом человеке. Мне очень нравится сравнивать её с джедаями, с мидихлорианами. Цари майя – это «джедаи» потому что у них больше всего жизненной силы. Поэтому их жертвы самые ценные. Поэтому, когда царь рассыпает капли крови, когда он протыкает части своего тела и совершает обряд кровопускания, именно его кровь сильнее всего воздействует на богов. Именно царь общается с богами. Он их вызывает, он о них заботится. В прямом смысле, потому что эпитет, который выражает отношения царя с богами – это «его забота». Такой же эпитет используется, когда говорят об отношениях ребёнка и матери, то есть: «ребёнок – это забота его матери».
Историю об одном из богов древних майя, скачущем верхом на пекари, вы можете прочесть в этой статье.
В прошлый раз я уже упоминала случай: предыдущий правитель Паленке перед К’инич-Ханаб-Пакалем обвиняется в текстах в том, что он неправильно принёс жертвы. То есть он неправильно заботился о богах. Он принёс жертвы только своим собственным богам, а общепаленкским не принёс. Пришёл Пакаль и всё правильно сделал: принёс такие-то дары каждому богу и воцарился мир. Он всё устроил и упорядочил.
М. Родин: В глазах майя эта функция царя очень важна. Но очевидно, что у царя были ещё и другие, мирские функции. Мы можем понять, в какой пропорции это всё было? Или по текстам не очень ясно?
Д. Секачёва: Он безусловно занимался администрированием, участвовал в военных походах, захватывал пленников. Поскольку разные государства майя состояли в разных отношениях друг с другом, пред его ликом могли короновать других царей. Если это вассальные отношения, то он санкционировал коронацию вассальных правителей.
М. Родин: А что-нибудь про экономику мы знаем? Он непосредственно руководил какими-то процессами в государстве?
Д. Секачёва: Как и в любых древних обществах, знать занималась распределением престижных товаров и различной дани. Царю приносили дань. На керамических сосудах часто изображаются различные сцены дворцовой жизни, и там видно, например, что правитель восседает на троне и ему приносят различную дань. Это могут быть хлопковые материи, мешки с бобами, и прочие товары.
М. Родин: У нас что-нибудь есть про законотворчество? Например, «он постановил, что отныне все крестьяне прикреплены к земле». Я сейчас брежу, но вы понимаете, о чём я.
Д. Секачёва: К сожалению, про крестьян у нас в текстах вообще ничего нет. Это был слишком низкий уровень, чтобы про это писать. Но у нас очень часто встречается, что царь повелел что-то сделать. Например, освятить какое-то здание. Или пойти куда-то военным походом. Используется глагол «повелел», приказал сделать то-то, то-то. У майя существовал очень сильный культ предков и правителей, особенно когда они при жизни были очень властными и могущественными, что и произошло с К’инич-Ханаб-Пакалем. В одном из текстов есть выражение об украшении зданий уже после того, как К’инич-Ханаб-Пакаль давным-давно умер. Но написано, что он повелел это сделать. Даже когда он умер, что-то делалось с его санкции.
М. Родин: Мы что-то знаем о жизни принцев? Как они жили, в чём участвовали до того, как стать правителями?
Д. Секачёва: Они могли принимать участие в различных дворцовых церемониях. У нас есть несколько очень хороших образцов текстов, где придворная жизнь хорошо описана. Например, на одной из панелей из Пьедрас-Неграс описана дворцовая сцена, царский приём. И там присутствует несколько вассальных принцев этого государства.
Ещё один интересный момент, который несколько лет назад обнаружили Альберт Давлетшин и Сергей Вепрецкий: скорее всего, существовала некая церемония для принцев перед тем, как их короновали. Она проводилась в возрасте 6-7 лет. Они обнаружили два таких случая, которые описывают эту церемонию, которую они назвали «ритуальным заключением». На два календарных цикла, примерно на 520 дней, принц, будущий правитель, с вассальными принцами отправляется в какое-то место. В случае с Паленке написано, что он поднялся в какое-то огороженное место и через два календарных периода спустился оттуда. Второй случай они обнаружили в Ла-Короне, и там написано, что их туда поместили, и потом они оттуда вышли. Такой ритуал, который важен не только для будущего правителя, но и для тех, кто с ним там находится. Потому что в Ла-Короне этот ритуал описан не с точки зрения правителя Кануля, где проходил этот ритуал, а с точки зрения вассального принца, который с ним участвовал.
М. Родин: Можем ли мы предположить, исходя из этого, что уже на детском уровне было какое-то единение будущих элит? Все эти принцы потом вырастут, этот станет главным царём, эти – его вассальными подданными.
Д. Секачёва: Если они не выйдут потом из этой вассальной зависимости, то они, конечно, останутся в этой структуре. Не возьмусь судить, пытались ли их специально подружить в детском возрасте, или это было исключительно из-за того, что эти царства в данный момент в этой структуре зависимости находились. Но тем не менее есть такой интересный ритуал. К сожалению, пока мало примеров. Убедительных – два. И как обычно больше вопросов, чем ответов.
М. Родин: Мы не знаем, чем они там занимались, были ли они там одни?
Д. Секачёва: Не понятно. Каких-то больших подробностей у нас пока нет.
М. Родин: Что мы знаем про родственников царей? Когда мы говорим про Китай, там очень много бабушки влияют на правителей. Как здесь устроена семья правителей?
Д. Секачёва: У нас обычно влияют дедушки. Часто встречаются отношения внук-дед. Особенно если это династический список, там написано, что он был его внуком, или такой-то был его дедом. Матери встречаются. Бабушки – редко. Мы можем реконструировать, кто был бабушкой, но внимание источников на этом не акцентируется. У нас есть целые формулы записи титулатуры царя, и очень часто он «такой-то, такой-то, сын такого-то, такого-то, сын такой-то, такой-то». Такое присутствует. Если сын не скрывает своих родителей…
М. Родин: А такое может быть?
Д. Секачёва: Такое бывает. Например, тот же самый Пакаль пишет про мать довольно много, про отца – не так много упоминает.
М. Родин: Видимо, потому что он относится к династии по материнской линии?
Д. Секачёва: Естественно. Всё зависит от того, кого он хочет превознести. Например, один из последних известных правителей Паленке К’инич-Акуль-Мо-Наб III, которому тоже пришлось побороться за власть и который такую программу расписал легитимации своей власти, так вписал себя в мифологию и вообще во всё… Я ужасно люблю этот текст. Если бы не он, мы бы про его отца вообще ничего не знали бы. Потому что его отец был третьим сыном Пакаля. Безусловно, никаких прав на престол у него никогда в жизни не было.
М. Родин: Это как раз интересно. Мы узнаём про дальние ветви.
Д. Секачёва: Да. И только благодаря тому, что его сын, племянник двух предыдущих правителей, пришёл к власти и стал доказывать, что он тоже имеет на это право, он написал и про своего отца, и про мать.
М. Родин: А что он написал про отца? Чем занимался третий сын Пакаля?
Историю о том, как датские майянисты совершенно случайно нашли монумент одного майянского правителя начала VI века, можно прочитать здесь.
Д. Секачёва: Мы только знаем, что он был. К сожалению, есть один ужасно сохранившийся осыпавшийся штуковый рельеф. Там в центре сидит Пакаль и как бы расставляет по порядку правления своих сыновей. Там написано, что он упорядочил, скорее всего, их по порядку. Благодаря этому рельефу мы знаем, что его отец, Тиво-Чан-Мат, был третьим, младшим сыном К’инич-Ханаб-Пакаля. Мы знаем про его мать, которая была выходцем из династии местной знати, с которой Паленке был очень тесно связан.
М. Родин: Мы от правителя спускаемся ниже и пытаемся понять, кто составлял его двор, придворный круг, и как было устроено управление страной. Я подозреваю, что в основном родственники там и обретались?
Д. Секачёва: Да, родственники. Следующий круг – это те, кто живёт с царём в основном во дворце в столице и те, кто занимает придворные должности. У нас известно достаточно большое количество должностей. Для некоторых мы даже примерно знаем, чем они занимались. Для некоторых мы не знаем даже как читать эти должности.
Но мы знаем, что определённое количество царских родственников безусловно занимало определённые высокие должности. Мы знаем, что, например, дядя по линии матери мог активную роль играть при дворе.
Есть определённая группа придворных, которые именуются «ахкухуны». Это чиновники. Вполне возможно, они носили ряд жреческих функций, но точно сказать, чем они занимались, мы, к сожалению, не можем. Это группа чиновников, которая присутствовала на приёмах, благодаря чему мы о них и знаем. Они присутствуют в текстах, в которых описаны административные события.
Также мы знаем, что была группа резчиков и скульпторов, и это, скорее всего, тоже были люди достаточно знатного уровня. Потому что они были высокоценными. И на некоторых панелях они указаны: «такой-то такой-то – главный скульптор», «такой-то – главный резчик».
Ещё один уровень администрации – это вассальные правители. Правители главных царств майя носили титул священного царя такого-то города…
М. Родин: Вы сказали, что есть придворные должности, о некоторых из которых мы знаем, чем они занимались, о некоторых – нет. Можете поподробнее о них рассказать? Есть там главный по экономике, по войне?
Д. Секачёва: Безусловно, есть главный по войне, йахав к’ахк’, «предводитель огня». Это человек, который возглавляет военные походы. Они часто встречаются в текстах. Такая же военная должность – йахав те’, «предводитель оружия/копий».
М. Родин: В чём разница между ними? Непонятно пока?
Д. Секачёва: Да. Не совсем она ясна. Это должности военных предводителей, которые безусловно принимают участие в военных кампаниях, захватывают какие-то области, пленников, доставляют их к правителям. Очень часто описывается, что правители сами захватывают пленников, участвуют в военных кампаниях. Также были некие административные, судя по всему, чисто дворцовые должности. Есть должность, которая называется «хранитель царской короны», этой царской повязки. Дословно: «тот, кто у края царской повязки». До сих пор существуют различные версии о том, чем он занимался. Кто-то считает, что это некий оратор, который от лица короны доносит указы до населения, другие считают, что это именно хранитель царской короны. В любом случае, это крайне близкая к правителю и почётная должность.
М. Родин: А может быть такое, что за этим пафосным названием скрывается какая-то должность, например, первый советник, или что-то в этом духе?
Д. Секачёва: Вполне возможно. Но здесь остаётся только спекулировать. Потому что прямые их обязанности в текстах не прописаны. Откуда мы о них узнаём? В тексте написано: «Такой-то в такой-то день стал таким-то». Или «Такой-то – хранитель царской повязки. Он родился тогда-то и делал то-то». А как конкретно он хранил эту корону – в текстах нет.
М. Родин: Регион Паленке тогда назывался Лакамха. Правители Лакамхи у себя в придворных держали только выходцев из этого города? Страна Бакаль большая. Приглашали ли на придворные должности кого-нибудь из «провинции»?
Д. Секачёва: Да, безусловно. Это касается не только правителей Паленке. Как можно судить по источникам, это была достаточно распространённая история, когда среди придворных были выходцы не только из столичной знати, но и выходцы из других регионов, из других политий, зависимых от того или иного царства.
В Бакале ситуация очень интересная, она касается, во-первых, тех самых управляющих, наместников тех или иных областей. Мы знаем, что следующий уровень управленческой организации у майя – это так называемые «сахали». Это наместники различных областей. Что интересно, они были распространены совершенно не во всей области майя. Мы о них знаем, начиная с VII века и как раз в области бассейна реки Усумасинты. Это западная часть области майя. Про Петен, про Юкатан никаких данных у нас нет.
А на западе у нас есть монументы, которые ставили сахали. Они писали, что их назначали цари. Что касается Паленке, то там из местной знати, из знати, которая происходила не из самой Лакамхи, как раз были сахали. Я в прошлый раз уже упоминала подставку для курильницы, на которой есть текст об одном из таких сахалей. Он был из Сикаба, но курильницу с этим текстом нашли непосредственно в Лакамхе. И на ней написано, что он был не только сахалем того самого К’инич-Ханаб-Пакаля, но также был его хранителем короны. То есть придворные могли совмещать несколько должностей.
М. Родин: Получается, у него было две должности. Он управлял провинцией, но в то же время постоянно находился в столице, и там имел придворную должность.
Д. Секачёва: Да. Более того, та жилая группа, в которой нашли курильницу, тоже очень необычная. Там же был обнаружен очень яркий сахальский монумент другого сахаля. Его звали Чак-Суц, и он, помимо того, что был сахалем, был йахав к’ахк’ом.
М. Родин: То есть он губернатор области, но в то же время «министр обороны» всей страны.
Д. Секачёва: Да. Не назвала бы это «министром обороны».
М. Родин: Плюс-минус километр.
Д. Секачёва: Да. Это очень важная военная должность. Он ходит в походы, захватывает пленников, громит другие города и политии.
Сахали обладали такими властными полномочиями, что сами про себя ставили монументы. И сама жилая группа, в которой была найдена и курильница, и этот монумент, очень интересна, потому что видно, что там длительное время жили люди. И встаёт вопрос о том, могла ли быть эта жилая группа предназначена как раз для таких выходцев из местной власти, которые присутствовали в Лакамхе.
М. Родин: Есть большой город Лакамха, который сейчас называется Паленке, и он разбит на районы. И мы сейчас говорим про какой-то элитный район, где жили или высокопоставленные придворные, или сахали.
Д. Секачёва: Да. Есть центр города, где находится дворец правителя, вокруг него определённое количество храмов. Город действительно очень большой. Как и любой майяский город, он состоит из жилых групп, которые формируются вокруг площадей. Центральные группы, как правило, большие с большими постройками. Постройки, которые принадлежали знати, каменные. А постройки простых жителей – из более лёгких материалов, и они до наших дней не сохраняются. В лучшем случае сохраняются основания, платформы, на которых они строились.
А здесь сохранилась не просто жилая группа, а некое подобие зала для приемов. Он построен по всем канонам царских залов для приёмов. И там стоит монумент, на котором в иконографии изображён правитель со своими родителями, тот самый К’инич-Акуль-Мо-Наб III, которому пришлось доказывать свои права на престол. Но в тексте написано не про него, а про того самого сахаля. У него практически тронный зал. Видно, что человек добился очень больших высот в политической иерархии.
М. Родин: Получается, у крупного чиновника мог быть в столице свой дворец, куда к нему могли приходить на приёмы.
Д. Секачёва: Да, вполне возможно. Интересно, в этой группе постоянно жили династии местной знати, которая служила при дворе, или это было место, куда они могли приехать, «служебная квартира»? Это вопрос, который остаётся открытым. Там найдены захоронения нескольких поколений, нескольких лет. Видно, что эта жилая группа достаточно долго использовалась.
М. Родин: Вы не выясняли, они не родственники? Генетическим анализом, например.
Д. Секачёва: Мы не знаем, чьи эти останки. Если это правитель, на стене которого написано, кто он, то мы знаем, что это его останки. А так гробницы не подписаны.
М. Родин: Вы сейчас говорите об одной связи: что местный сахаль мог стать крупным чиновником в столице. А мог какой-нибудь представитель местной элиты просто переехать в столицу и получить там какую-то должность, не будучи при этом сахалем?
Д. Секачёва: Есть такие случаи. Но не просто так он переехал в столицу. В Паленке на одном из монументов К’инич-Акуль-Мо-Наба III очень хорошо расписан двор, и там видна иерархия придворных. На одном из главных его монументов, где изображена сцена его коронации, придворные вокруг него сидят в соответствии с определённой иерархией. К нему ближе сидят самые главные, и чем дальше от царя – тем ниже должность.
Один из случаев, когда мы знаем, что это придворная должность, но не знаем, как она читается, не знаем, что они делали – это титул, который в историографии звучит, как «птица в повязке», потому что изображает его иероглиф с птицей в тюрбане. В этой сцене коронации несколько таких представителей. И об одном из них написано, что он из области, которая называется Хинах. И плюс у него календарное имя, такой-то день. В майяских именах как правило календарные имена не использовались. Это говорит о том, что он откуда-то далеко с периферии. В придворном аппарате и системе управления могли присутствовать люди из каких-то дальних областей. При этом он присутствует в сцене коронации, у него особый головной убор. Он принимает участие в определённом коронационном ритуале.
М. Родин: А сахалей могли местами менять? Или ты можешь быть сахалем только своей области, где родился и вырос?
Д. Секачёва: Скорее всего, могли. Потому что у нас есть из Яшчилана, например, запись, где с одним и тем же человеком употребляется два топонима, он сахаль такой-то оттуда-то. Скорее всего, это говорит о том, что он родился в одном месте, но был назначен сахалем в другое место по повелению царя. К сожалению, такого, чтобы напрямую было написано, что он там-то родился и его по повелению царя направили служить в такую-то область, пока нет. Но по косвенным признакам мы можем делать определённые выводы.
М. Родин: Я подозреваю, что может быть такая ситуация: местные элиты не очень лояльны и нужно туда поставить своего человека.
Д. Секачёва: Возможно. Поскольку сахали сильно привязаны к царю, они назначаются указном царя, они не привязаны никакими родственниками. И по сути остаются сахалями того или иного царя даже после смерти этого царя. Даже после смерти правителя сахаль может продолжать писать, что он его сахаль.
М. Родин: То есть его не сместили, значит, он династию устраивает.
Д. Секачёва: Да, такое возможно. Сахальские должности не наследственные, но практика назначения из одного и того же клана или династии тоже существовала. Если ты сын сахаля – это не гарантия, что ты тоже будешь сахалем. Но вполне возможно, тебя назначат.
М. Родин: Мы возвращаемся к ритуалу заключения принцев. Эти принцы – дети сахалей?
Д. Секачёва: Нет. Это дети местных правителей. Областей, которые находятся в вассальном подчинении Паленке. Но они тоже правители. Они более высокого статуса, чем сахали.
М. Родин: То есть это не наместники, а местные царьки, князья.
Д. Секачёва: Да. Они не носят титул священного царя, они просто носят титул царя, правителя той или иной области. И находятся в вассальных отношениях с каким-то более могущественным царством.
М. Родин: Этот обряд, видимо, связывает более дальнюю периферию. Не тех, кто тебе непосредственно подчинён, а «союзников», скажем так, вассалов.
Д. Секачёва: И возможно тех, кто тебе подчинён напрямую. Захваченные области, области, которые в политической орбите царства находятся, судя по всему, могли принимать в нём участие.
М. Родин: Давайте попытаемся спуститься ещё на более низкий уровень. Я так понимаю, что у майя, от которых осталось мало письменных источников, здесь совсем всё плохо, но тем не менее вы говорили до эфира, что можно об этом немного поговорить. Как управлялась на более низком уровне эта вся структура?
Д. Секачёва: Ещё хотелось такой сюжет рассказать про местную знать. Есть очень интересный момент: не обязательно иметь царский титул или быть назначенным сахалем, чтобы принимать участие в государственном управлении. У Бакаля была союзническая полития, которая называлась Хуштекух и находилась к западу от Паленке. Там местная династия не носила царский титул. Они не были мелкими царьками, они не были сахалями. Они просто люди из этого места, просто выходцы из Хуштекуха. Но при этом несколько жён правителей Бакаля были из этого места. Несколько представителей из этого места тоже принимали участие в дворцовых ритуалах, причём начиная с середины VI века. Скорее всего, жена Пакаля была из этой области. И, скорее всего, они были очень сильной политической группировкой, которая помогала правителям Бакаля в моменты династических кризисов. На К’инич-Акуль-Мо-Наба, судя по всему, они повлияли очень сильно, потому что на монументе, на котором изображена его коронация, с одной стороны изображена коронация, а с другой – ритуал, в котором принимает участие один из, видимо, глав дома Хуштекух. Он какие-то ритуалы исполняет, и непосредственно он изображён на монументе. А это один из главных монументов, который устанавливает правитель.
М. Родин: Забавная ситуация. Если они даже не царского рода, незнатные, не сахали, а просто семья.
Д. Секачёва: Скорее всего, какая-то древняя знатная династия. Но при этом даже без мелкого царского титула.
М. Родин: Я так понимаю, у нас есть несколько примеров, на которых мы видим, на кого опираются правители во время конфликтов, династических кризисов.
Д. Секачёва: Да. Потому что они так или иначе этих людей записывают на своих монументах.
Ещё одна придворная, скорее всего, династия, которая сохранилась от времён Пакаля как раз до времён его внука, это Макбахте. Представители этой династии и на саркофаге у Пакаля упоминаются. И человек, скорее всего принадлежащий этой династии, упоминается и у К’инич-Акуль-Мо-Наба III.
Скорее всего, некоторые группировки так или иначе оказывали влияние на правителя в моменты кризисов. Это как раз интересно смотреть, каким образом элита между собой взаимодействовала и как она влияла на правителя в моменты кризисов.
Возвращаясь к более низкому уровню административной организации, мы знаем, что существовали должности управляющих внутри города, потому что майяские города как правило делились на жилые группы. И мы знаем, что были управляющие, заведовавшие кварталами, которых звали лакамы. Это, скорее всего, низшее звено знати.
М. Родин: Мы не знаем про их ответственность, про то, чем они занимались, их происхождение?
Д. Секачёва: К сожалению, мы не так много про них знаем.
М. Родин: Это может быть, с одной стороны, глава района, с другой – надзорный орган, типа главного полицейского, который следит за порядком.
Д. Секачёва: Да. Но ясности не так много.
М. Родин: Давайте поймём, как восстанавливается это знание и перспективы. Правильно я понимаю, что эту информацию приходится по крупицам собирать со стелл, палеток, и так далее? Это всё разбросано по джунглям и у нас нет никакого свода. Как мы восстанавливаем эту структуру?
Д. Секачёва: Мы восстанавливаем и по текстам, и по археологии. Например, жилые группы знати по археологии видны. Это похожие на дворцовые постройки, но не такого масштаба. Видно, что знать пыталась в какой-то мере копировать присущую царскому двору монументальную архитектуру. Но их жилые группы поменьше. Но тем не менее тоже встречаются постройки с множеством комнат, с разными уровнями доступа. То, что отличает майяский дворец – это то, что у него с разных сторон существуют разные уровни доступа. Более и менее публичные, те, которые предназначены для широких приёмов, для более закрытых церемоний.
М. Родин: Как по археологии можно понять, что сюда доступ только для своих?
Д. Секачёва: Реконструируются входы в здания. Во дворце Паленке, например, с одной стороны широченная парадная лестница. А с другой стороны можно попасть через совершенно небольшой вход. Можно попасть в закрытые помещения, в подземные помещения, но только уже через сам дворец. С одной стороны большие внутренние дворы, с другой – небольшие лабиринты комнат. И так во многих майяских дворцах. То, что знать копирует это, видно по археологическим данным. Тот же самый тронный зал очень похож на тронный зал правителей.
М. Родин: Какой объём письменных источников, которые нам дают эту информацию? Я правильно понимаю, что он постоянно увеличивается? Насколько он меняет картину?
Д. Секачёва: Да, он постоянно увеличивается. Поскольку мы собираем всё по крупицам, иногда какая-то крупица может существенно поменять наше представление. Нашли какой-то монумент, на котором появился новый правитель, о котором мы до этого ничего не знали. И теперь мы знаем, что он существовал, что у него тоже были взаимоотношения со своими придворными, с другими областями, что он внёс такой-то вклад в исторический процесс. И такое происходит.
О работе российских майянистов в Гватемале вы можете прочесть в нашей статье здесь.
В том числе силами сотрудников нашего центра, которые уже много лет ведут проект «Эпиграфический атлас Гватемалы», они занимаются тем, что документируют эти самые источники, делают новые качественные фотографии, прорисовки и чтения этих текстов для того, чтобы дать большему количеству исследователей доступ к этим материалам, к этим монументам.
М. Родин: Вы упомянули, что есть какие-то различия в регионах. Сахали упоминаются на западе, на востоке – нет.
Д. Секачёва: Да. На востоке – нет. На западе у нас есть монументы, установленные сахалями. На востоке мы ничего про них не знаем. Можно сделать определённые выводы о том, что там иначе функционировал этот аппарат.
М. Родин: Я прямо себе представляю будущую монографию о региональных различиях устройства власти. Мы к этому идём.
Д. Секачёва: Они безусловно были, да.
М. Родин: Мы замечаем, насколько сильно это меняется по времени? Мы же всегда исторический подход используем: понятно, что всё развивается.
Д. Секачёва: Сахальские монументы появляются в VII веке. Очевидно в какие-то моменты, когда происходит пик этих сахальских монументов, что-то происходит с властью. Видимо, она не настолько сильна и вынуждена опираться на местную знать. Именно местные представители знати появляются тогда, когда, например, слабый правитель на престоле. В Пьедрас-Неграс, например, так происходило, когда в правление определённого царя появляется прямо огромное количество представителей других городов, которые служат при дворе. Мы видим, что царь на них опирается, и их действительно много.
М. Родин: То есть мы в будущем сможем прямо по хронологии расписать, как развивались эти системы управления в разных регионах по-разному.
Д. Секачёва: Я думаю, да.