Андрей Усачёв в «Родине слонов»
Почему книгопечатное дело началось в России именно в середине XVI века? Действительно ли первопечатником был Иван Фёдоров? Когда печатная книга наконец вытеснила в России рукописную, и смогла ли она изменить русское общество так, как изменила европейское?
Мы публикуем стенограмму эфира дружественного проекта «Родина слонов» о начале русского книгопечатания с доктором исторических наук, профессором РГГУ, МГИМО, а также РАН Андреем Сергеевичем Усачёвым.
М. Родин: Сегодня мы будем говорить о том, как началось книгопечатание в России в XVI века. Сравнивая с Западной Европой, обычно говорят, что книгопечатание – это такой процесс, который само собой разумеется должен был начаться, который вызрел из потребностей общества. И мы знаем, что, например, в Западной Европе это была скорее частная инициатива, вызванная рыночной потребностью. У нас, я так понимаю, всё как всегда сложнее. Можем ли мы описать книгоиздательский рынок в XVI века до того, как возникло книгопечатание?
А. Усачёв: О книгоиздании до середины XVI века в России говорить не приходится, до появления Анонимной типографии, типографии Ивана Фёдорова это, конечно, эпоха безусловного господства рукописной книги, и даже после введения книгопечатания, господство рукописной книги сохранилось. Здесь надо сразу сказать, что о государственном заказе применительно к производству рукописных книг в этот период говорить не приходится. Конечно, существовали крупные скриптории, связанные и с представителями церковной, политической элиты, и при митрополичьем дворе существовал, несомненно, скрипторий, даже, наверное, не один, и при великом князе существовал скрипторий. Но тем не менее говорить о массовом производстве рукописных книг по государственному заказу было бы большой-большой натяжкой.
М. Родин: Я так понимаю, эти скриптории были разбросаны по стране, по каким-то центрам. Что из себя представлял скрипторий?
А. Усачёв: Бытует мнение, что почти все книги переписывались в более-менее крупных скрипториях. Это правда, но наполовину. Действительно, значительная часть книг производилась в крупных скрипториях, которые обычно функционировали при крупных монастырях или при владычных кафедрах. Крупнейшими книгописными центрами, при которых функционировали скриптории, являлись Кирилло-Белозерский монастырь, Троице-Сергиев монастырь, Иосифо-Волоколамский монастырь, московский Чудов монастырь, целый ряд других монастырей, новгородская владычная кафедра. Ну и некоторые другие книгописные центры.
Но не надо забывать, что книгописание, переписка книг велась не только в крупных монастырях, при крупных соборах или при епископских кафедрах. Значительная часть книг, возможно даже большинство, точными цифрами мы не располагаем, производилась на селе или в городе. У нас есть данные о том, что целый ряд книг переписывался на посадах крупных и не очень крупных городов. Известно, что рукописи переписывались не только в Москве, но и в Смоленске, в Шенкурске, в некоторых других городах. Кроме того, они переписывались на селе, и не обязательно это были сельские церкви. Работа вполне могла вестись по избам писцов. Конечно, наиболее роскошно украшенные книги производились, скорее всего, в крупных книгописных центрах.
М. Родин: А как было устроено это предприятие по производству рукописной книги? Это один-два-три писца, какие-то подмастерья?
А. Усачёв: Если мы говорим об основной части книг, то, судя по всему, их переписывал один, максимум два писца. Судя по тем данным, что у нас есть, по записям на книгах, по результатам анализа почерков. Далеко не все книги имели роскошные переплёты и украшения, требующие вмешательства профессионалов.
© Rarus’s gallery
Но если мы говорим о крупных рукописных центрах, таких как Троице-Сергиев, Иосифо-Волоколамский, Чудов монастыри и некоторых других, то, конечно, речь уже идёт о разделении труда и о более-менее крупной группе писцов. Судя по всему, крупные рукописные центры в XVI веке могли позволить себе привлечь от одного до двух десятков писцов. И конечно среди них были специалисты, которые занимались не только перепиской книг, но и те, кто прописывали золотом отдельные элементы украшений, те, кто рисовал заставки, раскрашивал. Наверное, были специалисты, которые занимались оформлением переплётов. К сожалению, источников у нас недостаточно. Но то, что изготовление роскошного фолианта было результатом коллективной работы – это несомненно.
У нас есть, правда, одна рукопись, по поводу которой точно известно, какие суммы были затрачены – так называемое Боровское евангелие, роскошно оформленная книга, которая переписывалась по поручению новгородского архиепископа Макария для Пафнутиева Боровского монастыря, в котором он некогда принял постриг. В иерархии русской православной церкви новгородский владыка занимал второе место и недостатка в финансовых средствах, в возможности привлечь лучших профессионалов у него не было. Известно, что на производство этой рукописной книги были затрачены средства, превышающие сумму в сто рублей. При этом в записи на этой книге специально подчёркивается, что в эту сумму не были включены средства на украшение златом и каменьями. Это считалось отдельно и, к сожалению, точной суммы нет. В записи на Боровском Евангелие указано, какой мастер какие суммы получал за свою работу.
М. Родин: Если мы возьмём простенькую книжку, которую просто нужно переписать. Сколько у одного писца занимало времени изготовление копии Евангелия, например?
А. Усачёв: Не так давно я провёл такую работу: удалось определить сроки переписки пятидесяти рукописных книг XVI века, и они колебались от трёх недель до пяти лет. Понятно, что три недели – это редко встречающийся случай, пять лет – тоже. Примерно 70% из этих пятидесяти книг – это период от двух до десяти месяцев. То есть если говорить о среднестатистической книге в несколько сотен листов, Евангелии, Псалтири, минее служебной, то в среднем, наверное, можно говорить о сроке в несколько месяцев, может быть полгода.
М. Родин: В какой-то вашей статье я прочитал, что до нас дошло от XVI века около 10-14 тысяч книг.
А. Усачёв: Совершенно верно. По самым приблизительным и неполным подсчётам количество сохранившихся в архивохранилищах, библиотеках, архивах м музеях число рукописных книг XVI века составляет примерно 10-14 тысяч. Понятно, что это лишь небольшая часть того, что сохранилось. Хотя в некоторых крупных книгописных центрах, видимо, сохранность достаточно высокая. Например, в Кирилло-Белозёрском и Иосифо-Волоколамском монастырях в XVI веке, судя по описям книг, бытовало от нескольких сотен до тысячи рукописных книг. И по сию пору эти рукописные собрания содержат значительное число книг. Видимо, от трети до половины книг в таких библиотеках дошло.
Если говорить о стране в целом, то это, конечно, крохи. И в наибольшей степени пострадали библиотеки мелких и средних монастырей, а также библиотеки частных лиц и сельских приходов.
М. Родин: Давайте поговорим о репертуаре книг.
А. Усачёв: В подавляющем большинстве случаев мы имеем дело с книгами так называемого богослужебного минимума. Речь идёт о тех книгах, без которых полноценное богослужение было, в общем-то, невозможным. Было бы заманчиво утверждать, что в каждой крестьянской избе, в каждой сельской библиотеке существовали переводные сочинения: хроника Георгия Амартола, сочинения Дионисия Ареопагита, сочинения отцов церкви. Конечно, это было не так. Такие книги могли, как правило, себе позволить только крупные рукописные центры, крупные библиотеки или очень состоятельные лица, принадлежащие к церковной или политической элите.
Основной репертуар книг – это Евангелие, это служебные минеи и Псалтири. К числу самых распространённых книг можно отнести ещё Апостолы, а также Триоди постные и Триоди цветные.
По данным, которые собрали в науке исследователи в XIX-ХХ веках, объём средней приходской библиотеки составлял от четырёх до шести рукописных книг. Конечно, в это число входило Евангелие, Евангелие-тетр, то есть четвероевангелие, как правило, Часослов, Псалтирь и некоторые другие книги. Конечно, богатые приходы могли себе позволить более объёмные библиотеки. Например, могло быть и десять, пятнадцать рукописных книг, могло быть и больше.
М. Родин: Для кого из частных людей издавали книги?
А. Усачёв: Переписка книги в XVI веке была не самым дешёвым мероприятием. В подавляющем большинстве случаев речь шла не о книгах, по уровню исполнения сопоставимых с Боровским Евангелием, стоимость которого превысила сто рублей. Средняя цена рукописной книги составляла где-то 1-3 рубля. Это книжный «ширпотреб», который бытовал, условно говоря, на рынке, хотя применительно к XVI веку это понятие может использоваться с большой натяжкой.
М. Родин: Три рубля – это что?
А. Усачёв: Жалование стрельца в России конца XVI-начала XVII веков составляло от 5 до 6 рублей в год. На 2-3 рубля можно было купить лошадь, корову. Нельзя сказать, что это запредельная сумма, но тем не менее она была достаточно значительна.
На относительную дороговизну книг показывает практика их коллективного заказа. В целом ряде случаев в качестве заказчиков выступают не физические лица. Такие случаи тоже известны, но в целом ряде случаев мы имеем дело с коллективным заказом. То есть церковная община складывается: собирают рубль-полтора-два, нанимают местного грамотея, как правило, это может быть дьячок местной или соседней церкви, и он по поручению церковной общины переписывает рукописную книгу.
Любопытно то, что практика коллективного заказа отличает не только представителей сельского населения, крестьян, но известен по крайней мере один случай, когда коллективно рукопись заказали помещики. Видимо, для не очень богатых помещиков сумма в два-три рубля тоже была достаточно значительна, и они предпочли её как-то между собой разделить.
М. Родин: Я так прикинул, что, переводя на современный язык, книга – это не очень дорогая машина.
А. Усачёв: Да, очень грубо говоря, это что-то близкое.
М. Родин: Я читал у вас в статье, что эти книги заказывало себе ещё и нарождающееся дворянство.
А. Усачёв: Да. Мне, по крайней мере, удалось выявить 48 знатных лиц самого различного статуса. Это могли быть и члены государева двора, и Боярской думы, представители высшей элиты, князья Воротынские, некоторые другие. Это могли быть и действительно не самые богатые служилые люди, которые могли позволить себе потратить 1-3 рубля на закупку материалов и на наём писца. В ряде случаев рукопись переписывали их слуги, чья работа, скорее всего, не оплачивалась.
В некоторых случаях работа выполнялась на очень высоком уровне, тут трудно сказать, привлекали ли они каких-то писцов со стороны. Но известна, например, рукопись начала 80-х годов XVI века, которая переписывалась по заказу окольничего Головина, принадлежавшего к достаточно состоятельному роду Ховриных-Головиных. Его слуга переписал роскошно оформленную рукопись, видимо, на дворе у своего господина. Она дошла до наших дней и хранится в фонде рукописей РГБ.
Известен и целый ряд других книг, которые переписывались по заказу представителей знати. Мне, по крайней мере, удалось выявить 57 таких манускриптов.
Как правило, встаёт вопрос, зачем рукописи переписывались для представителей знати и для некоторых других более-менее состоятельных лиц. В значительном числе случаев (о процентах сложно говорить) рукопись переписывалась для вклада либо в соседний монастырь, либо, чаще всего, в приходскую церковь, которая могла находиться на территории владения того или иного боярина или служилого человека, таких примеров известны многие десятки.
Рукописная книга считалась одним из достойных вкладов в более-менее крупный монастырь, когда служилый человек считал необходимым принять постриг в каком-то монастыре. Например, известно, что список Кормчей для князя Булгакова-Куракина был переписан, точно неизвестно, где. Скорее всего, такой свод канонического права самому Булгакову-Куракину был не нужен, рукопись переписывалась для вклада в какой-то монастырь.
М. Родин: То есть когда мы говорим, что зарождающееся дворянство заказывало себе книги, мы имеем в виду, что делали они это в первую очередь не для себя.
А. Усачёв: Да. Скорее всего, значительное число книг поступало в качестве вклада в соседние монастыри, церкви, но какое-то число рукописных книг безусловно оседало и в семьях. Например, известен достаточно крупный дьяк, дипломат, русский посол в Италии начала XVI века Митрофан Карачаров, по заказу которого на его дворе была переписана рукописная книга, и после того, как он принял постриг в Пафнутьево-Боровском монастыре, видимо, в качестве личного имущества он взял эту книгу вместе с собой.
Известно, что после того, как князь Мстиславский принял постриг в Кирилло-Белозёрском монастыре, у него сохранялась пусть небольшая, но личная библиотека. Известны по крайней мере четыре рукописные книги, которые точно находились в его келье, сейчас они хранятся в Кирилло-Белозёрском собрании РНБ.
М. Родин: Когда мы говорим о процессе производства, получается, что самое дорогое – это посадить человека, который будет несколько месяцев руками это всё переписывать. А это очень дорого. Мы к XVI веку избежали другой удорожающей части: это уже не на пергаменте пишется, а на бумаге в основном. И вот мы подошли к книгопечатанию. Я так понимаю, что самая распространённая версия о том, почему возникло книгопечатание именно в середине XVI века, связана с тем, что к этому времени очень сильно расширилось российское государство за счёт присоединения Астрахани и Казани. И огромное количество новых «граждан» нужно было обращать в веру, для чего понадобилось большое количество книг. Так ли это? Сейчас это мейнстрим?
А. Усачёв: Такая точка зрения достаточно широко распространена в историографии, в научной, популярной литературе. Но данный взгляд мне представляется односторонним, и я считаю, что на этот процесс следует взглянуть шире.
В 1547 году произошло главное церковно-политическое событие в русской истории этого периода: русский государь принял царский титул, который в этот период приравнивался к императорскому. То есть русский государь был формально объявлен главой, покровителем мира православия. Главной задачей руководителя православной державы было соблюдение благочестия, чистоты православия на контролируемой им территории и по возможности поддержка православного населения за пределами этой державы. Конечно, это было немыслимо без производства значительного числа богослужебных книг, которые бы не содержали ошибок.
С этим было связано стремление церковных и светских властей избежать ошибок при переписке книг и распространять исключительно исправные книги. Например, в 50-е годы собирается Стоглавый собор, в деятельности которого в той или иной мере принимал участие и Иван Грозный – по крайней мере, известны вопросы Ивана Грозного собору. Одна из задач, которая была провозглашена на соборе – это запрет на тиражирование книг, содержащих ошибки – конечно, речь шла в основном о богослужебных книгах.
Но был и целый ряд других факторов, которые оказывали влияние на процесс, ускоривший введение книгопечатания в России. В ряде случаев в литературе преувеличивается агрессивность, настойчивость русского правительства в насильственном крещении населения недавно присоединённых территорий. В частности, территорий Казанского, Астраханского ханств, некоторых других регионов. Конечно, церковные и политические власти были заинтересованы в крещении татар, мордвы, чувашей, представителей других народностей, но, тем не менее, прагматизм отличал действия русского правительства, и говорить о массовом насильственном крещении, которое бы исходило непосредственно от политических властей, не приходится.
Встаёт вопрос: с чем же связано производство печатных книг именно вначале 50-х годов? Известно, что, условно говоря, с 1553 года начинается производство печатных книг в так называемой Анонимной типографии. Анонимной она традиционно называется в литературе в силу того, что о ней ничего не известно, кроме самого факта её существования. Гипотетически предполагается, что она располагалась в Москве. Иван Фёдоров в послесловии к «Апостолу» 1564 года отмечает, что книгопечатание началось на десять лет раньше, то есть примерно в 1553 году.
Наряду с необходимостью унификации богослужебной литературы, избавления от ошибок в богослужебных книгах, на мой взгляд, была ещё достаточно значимая причина. Обратим внимание на то, что первые попытки книгопечатания по некоторым данным предпринимались даже при Иване III, но интенсифицированные попытки начались только в конце 1540-х годов.
Например, известно, что в 1548 году Ганс Шлитте, вероятно состоявший на русской службе иноземец, завербовал 123 ремесленника на русскую службу, и среди них были специалисты, необходимые для ведения книгопечатания. Правда, эти ремесленники из-за противодействия европейских держав не прибыли в Россию. Там были специалисты в военно-технической сфере – конечно, геополитическим конкурентам Русского государства это было не очень выгодно.
Кроме того, известно, что в 1550 году была попытка получить таких специалистов и у датского короля, с которым в этот момент Россия поддерживает дружественные контакты, хотя мы не знаем, чем закончилась эта попытка: русское правительство просило доставить в том числе специалиста, который бы мог завести книгопечатание. Эти попытки предпринимаются за несколько лет до присоединения и Астрахани, и Казани. Астрахань была присоединена в 1556 году, Казань – в 1552 году.
На мой взгляд, фактором, который несколько ускорил введение книгопечатания, был знаменитый пожар 1547 года, в результате которого выгорела практически вся Москва. Если говорить строго, речь идёт о двух пожарах, которые имели место весной и летом. Летний пожар был более разрушителен. О масштабах разрушения свидетельствует то, что в кремлёвском Чудовом монастыре сгорел целый ряд иноков, а митрополит Макарий спасся только чудом. Серьёзно пострадали монастыри, библиотеки, сгорело значительное число икон и в том числе книг.
Мы знаем, как восстанавливался репертуар икон: были свезены иконы из различных городов для того, чтобы послужить образцами, кроме того, были приглашены иконописцы из Новгорода и из некоторых других городов, которые должны были скопировать значительное число икон.
Судя по всему, нечто подобное происходило и с рукописными книгами. Известно, что русские государи заказывали переписку книг в 1550-е годы в соседних монастырях. Например, рукописи в Иосифо-Волоколамском монастыре заказывал Иван Грозный, а митрополит Макарий поручил новгородским писцам переписывать так называемые «московские комплекты» Великих Миней-Четьих, крупного агиографического свода середины XVI века. Эти «московские комплекты» на самом деле готовились в Новгороде. Вероятно, московских писцов в этот период не хватало в силу того, что они, по-видимому, были заняты восстановлением репертуара тех книг, которые сгорели.
В отличие от иконописания, перед ними стояли более сложные задачи. Профессиональные иконописцы могли переписывать и 10-15 икон в течение месяца. А в случае с рукописными книгами всё было гораздо сложнее, и даже если человек бросал все свои прошлые занятия, то всё равно переписка книг занимала многие недели и месяцы.
Мы не знаем, сколько в Москве в это время было писцов, вероятно, речь шла о многих десятках переписчиков. Но сгоревших книг было сотни, а, может, и тысячи. Вероятно, это подстегнуло русское правительство на поиски более быстрого способа восстановления репертуара книг. Именно в этот период предпринимаются попытки организации типографий.
Около 1553 года начала работать Анонимная типография. Мы ничего о ней не знаем и даже точно не можем утверждать, что речь шла о государственном заказе, хотя очевидно, что вряд ли какое-то частное лицо или крупный монастырь мог себе позволить такое мероприятие.
М. Родин: Откуда мы про неё знаем? Видимо, есть книги, которые там напечатаны. Что по ним мы можем определить?
А. Усачёв: Сохранилось несколько изданий, которые были изданы в Анонимной типографии. Как и типография, они называются «анонимные издания». Речь идёт о печатных книгах, которые не имеют специальных послесловий. То есть если мы говорим об изданиях Ивана Фёдорова, некоторых других изданиях более позднего времени, то в конце каждого издания идёт послесловие, в котором указываются сроки работ, заказчик. Как правило, в роли заказчика выступает государь или митрополит: у нас сохранилась масса изданий, в экземплярах которых содержится послесловие с этой информацией. Применительно к Анонимной типографии, к изданиям 1550-х – начала 1560-х годов таких послесловий просто нет: сохранились десятки экземпляров этих изданий, и ни в одном экземпляре таких листов нет и, видимо, не было изначально.
© Rarus’s gallery
М. Родин: Как мы их тогда датируем? Почему мы не думаем, что они более поздние, и почему нет варианта, что их по заказу печатали где-то за рубежом?
А. Усачёв: Мы датируем их так же, как датируем рукописные книги, а именно по водяным знакам бумаги. Они исследованы специалистами во второй половине ХХ века. Филигранями этих изданий начали заниматься ещё в XIX веке, они дают 1550-е – начало 1560-х годов. Чуть-чуть пораньше, видимо, были изданы узкошрифтные издания, чуть-чуть попозже – широкошрифтные, в частности Псалтирь.
На московское (русское) происхождение этих изданий указывает то, что бумага, абсолютно аналогичная бумаге этих изданий, используется в крупных московских скрипториях.
Приведу один пример. В это время в Чудовом монастыре по заказу митрополита Макария изготавливаются списки Степенной книги, крупного исторического сочинения XVI века. Для одного из этих списков, так называемого «Томского» (он хранится в Томском краеведческом музее), характерны абсолютно те же филиграни, что и для среднешрифтного Евангелия, одного из изданий, которое подготовила Анонимная типография.
Встречаются аналогии и бумаги других изданий в других рукописных книгах, которые производились в Иосифо-Волоколамском монастыре, в Москве, в Новгороде, в некоторых других рукописных центрах.
М. Родин: То есть мы видим, что партии бумаги те же самые, что и в рукописных книгах.
А. Усачёв: Да. Использовалась одна и та же бумага.
М. Родин: Эта бумага российского производства?
А. Усачёв: В XVI веке бумаги российского производства не известно. Есть два листа бумаги, которые предположительно были произведены, скорее всего, иностранцами на русской службе, либо за рубежом, но говорить о массовом производстве бумаги в Москве в XVI веке не приходится, бумага была исключительно привозная. По процентному соотношению трудно сказать, но в основном это была бумага чешская, французская, итальянская, в XVII веке будет преобладать голландская бумага.
М. Родин: А что мы можем сказать по шрифтам и технологии, кто, судя по всему, печатал? Иностранные мастера, которых всё-таки удалось пригласить?
А. Усачёв: К сожалению, результаты анализа шрифтов не позволяют ответить на этот вопрос. Мы не можем точно сказать, кто непосредственно осуществлял работу над изданиями Анонимной типографии. Гипотетически можно предположить, что в число мастеров мог входить Пётр Мстиславец и Иван Фёдоров, в конце концов, они где-то должны были получить соответствующий опыт. Можно предположить, что в число мастеров могли входить приглашённые на русскую службу иностранцы, но здесь мы входим в сферу гипотез. Надо честно ответить: мы не знаем, кто готовил эти издания.
М. Родин: Но мы наверняка знаем, как дальше развивался книгопечатный бизнес в России. Тут уже, видимо, Фёдоров и появляется.
А. Усачёв: Да, уже на более определённую почву, обеспеченную документами, мы вступаем в 1560-е годы. И первое издание 1564 года, знаменитый «Апостол» Ивана Фёдорова, конечно, замышлялось раньше. Из послесловия следует, что инициатива исходила от митрополита Макария, который умер в самом конце 1563 года. Хотя работа над его изданием была закончена при его преемнике митрополите Афанасии, но, безусловно, подготовка одного издания требовала достаточно значительного времени: по некоторым данным, подготовка одного печатного издания занимала от нескольких месяцев, может быть, до года-двух.
Очень сложен вопрос о тиражах первых печатных изданий. Если говорить об изданиях XVII века, то сохранившиеся источники дают нам данные об этом вопросе: издания XVII века – это многие сотни, а иногда цифра могла превышать и тысячу экземпляров. Применительно к XVI веку мы точно сказать ничего не можем. Но я упомяну один факт, который, кстати, свидетельствует о том, как распространялась книжная продукция в массовом порядке. В конце XVI века по просьбе вологодского архиепископа Иона Думина в Москве было получено триста экземпляров Триоди постной и цветной. Тут не совсем понятно, было ли 150 экземпляров Триоди постной и 150 – цветной, но мы знаем, что 300 экземпляров Триодей поступило в распоряжение вологодского владыки, и он приказал раздать эти экземпляры по приходам. Но, судя по всему, этих экземпляров оказалось недостаточно и при сельских приходах с них списывали копии, которые распространялись дальше. Это один из немногих случаев массового распространения печатных книг.
М. Родин: Мы можем говорить о книгоиздательском «взрыве», что количество увеличилось?
А. Усачёв: Если мы говорим о XVI веке, то даже во второй его половине, после издания «Апостола» и появления целого ряда других изданий, структура книжного репертуара с точки зрения технологии производства в общем-то не изменилась. Даже в конце XVI века безусловно преобладает рукописная книга. Сохранились описи библиотек крупнейших монастырей, и там на многие сотни рукописных книг приходятся немногие десятки печатных книг.
М. Родин: А почему так случилось? Ведь эта технология создана как раз для того, чтобы поставить массовое производство.
А. Усачёв: Во-первых, скорее всего, правительство, заводя книгопечатание, точно не представляло себе масштабы, число необходимых печатных книг. Например, известно, что первые издания Анонимной типографии, Евангелия, Псалтири, издавали дважды. Известны среднешрифтные, узкошрифтные издания. Это характерно для нового какого-то предприятия, когда ещё неизвестно, сколько всего продукции надо произвести. Кроме того, наверное, это связано с ограниченностью финансовых возможностей: мы точно не знаем, какие деньги были потребны на функционирование первых типографий, но понятно, что речь шла о достаточно значительных суммах. И правительство должно было это учитывать, тем более что в это время шла напряжённая Ливонская война, в 1570-е годы пик хозяйственного разорения.
Кроме того, значительное число рукописных книг всё-таки существовало – зачем вполне исправные книги заменять печатными, если уже многие десятилетия, столетия по ним служат в церквях и в монастырях? По некоторым очень косвенным данным, рукописная книга могла служить примерно полтора столетия. Очень часто мы встречаемся с ситуацией, когда раз в 100-150 лет книгу переплетают.
М. Родин: Вы имеете в виду книги, которые постоянно используются во время службы?
А. Усачёв: Да. Поэтому потребность была достаточно ограничена. Преобладать печатная книга начинает только ближе к середине XVII века.
М. Родин: То есть лакуна, которая была вызвана пожарами 1547 года, заполнилась, и дальше это всё развиваться не стало. Как это всё было организовано? Это всё были государственные организации?
А. Усачёв: Судя по всему применительно к России – да. Скорее всего, это было делом церковных и политических властей, в данном случае они действовали сообща. В послесловии к «Апостолу» Ивана Фёдорова специально отмечается, что инициатива исходит и от русского царя Ивана IV, и от московского митрополита Макария. Есть косвенные данные (здесь мы говорим о более-менее обоснованной гипотезе) о том, что в последней четверти XVI века могла функционировать типография в Казани по инициативе казанского митрополита Гермогена, позднее патриарха. Есть данные о том, что там могли использоваться шрифты изданий Анонимной типографии. Это гипотеза. Но если это действительно так, то Гермоген производил на территории вверенной ему епархии богослужебную литературу, которая необходима была для христианизации этого региона.
М. Родин: То есть туда передали часть технических средств, чтобы он построил типографию. Но тут у меня возникает вопрос: это осознанная монополия? Контроль над книгоиздательским бизнесом был поставлен специально? Например, Бенедикт Андерсон считает, что книгопечатание вообще изменило западную цивилизацию: возникла возможность печатать большое количество литературы в разных жанрах, появилась пресса, это подхлестнуло процесс образования наций. А у нас ничего как будто не произошло. Это было специально сделано, или нет?
А. Усачёв: Я думаю, что государственная монополия – это была особенность России. И о каких-то попытках частного производства печатных книг в России XVI века неизвестно в отличие от близкого в культурном и конфессиональном плане Великого княжества Литовского. По инициативе князя Острожского, покровителя православия, в польско-литовском государстве функционировала в Остроге типография, в которой, в частности, работал Иван Фёдоров. Именно эта типография издала первый печатный текст славянской Библии, знаменитую Острожскую Библию. Но речь идёт о сопредельном государстве и об одном из богатейших вельмож польско-литовского государства. Ничего подобного не организовывали на территории русского государства, по крайней мере, источники подобного не сохранили.
М. Родин: Получается, на нашей почве это стало естественной монополией просто потому, что ни у кого не было столько денег, чтобы вложить в это производство?
А. Усачёв: Трудно сказать, с чем это связано. Во всяком случае, безусловно имелись люди достаточно состоятельные и проявлявшие интерес к книге. Например, очень большой библиотекой располагали именитые люди Строгановы. Это, говоря современным языком, олигархи, финансовые возможности которых были, наверное, сопоставимы с богатейшей семьёй Европы, знаменитыми немецкими Фуггерами. Точных данных у нас нет, но то, что их финансовый потенциал был огромен, вероятно, превышал потенциал любого боярского семейства, это очевидно. Но, тем не менее, они не предприняли попыток введения книгопечатания на своих территориях.
М. Родин: Когда книгопечатание изменило рынок и среду?
А. Усачёв: Мы не можем говорить, что книгопечатание изменило структуру книжного рынка, наверное, ранее середины XVII века. Но это уже период, выходящий за рамки нашей сегодняшней беседы.
М. Родин: Мы можем сказать, что русская культура не заметила введения книгопечатания?
А. Усачёв: Такого мы сказать не можем. Появляется значительное число печатных книг. Они поступают в продажу, известен целый ряд продажных, вкладных записей. Печатная книга входит в русскую книжную культуру, но сказать, что она перевернула её применительно к XVI веку, наверное, нельзя.
М. Родин: И репертуар тоже не изменился?
А. Усачёв: Применительно к этому периоду репертуар неизменен.
М. Родин: Какие у нас основные вопросы ещё остались? Например, есть какие-то шансы найти людей, которые работали в Анонимной типографии?
А. Усачёв: Если нам удастся выяснить вопрос о том, кто работал в Анонимной типографии, если удастся обнаружить какие-то источники (возможно, они лежат в зарубежных архивах), например, будут данные о том, что были приглашены конкретные мастера в Россию, которые должны были заниматься именно введением книгопечатания, то мы сможем более определённо сказать о деятельности Анонимной типографии.
