Рождение кавалерии

Иван Семьян в «Родине слонов»

Сколько времени потребовалось человеку для того, чтобы по-настоящему одомашнить дикую лошадь? Почему первыми всадниками стали предводители и вожди? И как египетские «БТР-ы» остановили хеттские «танки» в битве колесниц при Кадеше?

Мы публикуем стенограмму эфира дружественного проекта «Родина слонов» с научным сотрудником центра евразийских исследований Южноуральского государственного университета, руководителем центра исторических проектов «Археос» Иваном Андреевичем Семьяном.

М. Родин: Сегодня у нас снова разговор о далёкой древности, которая повлияла на нашу современную жизнь. Мы будем говорить об одном из типов кооперации, который человечество создало с природой. Будем говорить о взаимоотношениях с лошадью. Никто, я думаю, не будет отрицать, что это очень важный момент и что конница – очень важный элемент в любой войне до начала ХХ века как минимум. К тому же это рабочая сила. Сегодня мы будем изучать, как и где произошло одомашнивание, как люди начали ездить верхом, как они начали запрягать лошадь. Что произошло раньше – это очень важный и сложный вопрос.

Что мы знаем о биологии? Был ли какой-то один вид лошади, который был одомашнен, или это происходило в разных местах и разные породы происходят от разных видов лошадей? 

И. Семьян: Буквально в нынешнем 2018 г. было произведено очень большое исследование по секвенированию геномов лошадей евразийских степей из древних останков в промежутке между IV и I тысячелетием до н.э. И было установлено, что они все происходят от небольшой предковой группы. Более всего эта группа ассоциируется с тарпаном, с видом, который вымер уже практически в современности, полтора века назад. Также было доказано, что современная лошадь Пржевальского происходит от лошадей, на которых охотились культуры североевразийских степей в эпоху неолита и энеолита, и что эти лошади, вероятно, не были до конца одомашнены.

М. Родин: Получается, у нас есть один вид, тарпаны, от которого произошли все одомашненные лошади. Правильно? 

И. Семьян: Да. Скорее всего, они обладали довольно варьируемым фенотипом. Он мог в каких-то областях быть более короткошерстным, в каких-то – более длинношёрстным. Где-то немножко другого размера, немножко отличалась антропометрия. Но в целом был один близкий фенотип, и, если посмотреть рисунки из верхнего палеолита из пещер в Испании, Альтамира, Ласко, то мы увидим, что там изображены лошади, очень похожие на лошадь Пржевальского. Но это совершенно другой вид, более близкий к тарпану. Во Франции очень много находок костей этих лошадей. Мы видим, что они очень коренастые, мясистые и совсем не похожи на лошадь, которую человек применял в военном деле и в качестве тягловой силы. 

М. Родин: То, что мы знаем, от какого вида произошли домашние лошади, нас немного локализует. Потому что мы знаем, где в это время был распространён этот вид. Насколько я понимаю, это степи восточной Европы. 

И. Семьян: Здесь тоже не всё так просто. Как мы знаем, люди пытались в качестве тягловых животных использовать разные виды. И если мы посмотрим, то африканский осёл очень рано был одомашнен. В бронзовом веке на территории востока использовался, шумерами использовался. Люди даже ламу в Америке стали использовать как животное, которое переносит грузы. Но некоторые виды животных не подчинялись одомашниванию. Например, дикий осёл кулан так и не смог стать одомашненным. И, видимо, так же было со многими видами лошадей. Потому что изначально их было достаточно большое разнообразие, и люди охотились на разные виды лошадей. Лошади в плейстоцене были совершенно разных, фантастических видов. Например, была кабаллоидная лошадь полухищная, с клыками. 

Люди воспринимали изначально лошадь как животное, на которое они охотились. Локализация на сегодняшний день довольно широкая. Это, скорее всего, понто-каспийские степи, это степной пояс Евразии, где экологическая ниша этих животных. Но конкретно сложно сказать. Есть в археологии южного Зауралья суртандинская культура эпохи неолита, это охотники на диких лошадей. Там нет никаких особенных сложностей в интерпретации. Видно, что они на них охотились, как на мясное животное. Даже есть на территории южного предуралья, Башкирии, стоянки, где видно, что они их содержали в стойлах. Их подкармливали, они, видимо, плодились в этих стойлах, и их ели. Это не была ещё домашняя лошадь. 

Нет единого мнения о том, когда начинается процесс одомашнивания. Некоторые исследователи, даже большинство, считает, что об одомашнивании лошади мы можем говорить, когда появляется явно выведенная порода. Мы видим, что у неё фенотип изменился, она уже под нужды человека подходит. Но здесь, с одной стороны, плюс в том, что да, мы можем говорить об одомашнивании. Но есть и минус: мы не улавливаем процесса одомашнивания. Мы видим уже явный результат, который не понятно как долго происходил. 

Другие исследователи за отправную точку процесса одомашнивания берут начало изображений человеком лошадей, осознание важности лошади в его жизни, попыток как-то её прикормить, приобщить к себе. Они их содержали в загонах, подкармливали, они плодились. Но они были ещё дикие. Нельзя сказать, что у вас в зоопарке домашняя зебра, потому что она в загоне. 

М. Родин: Ты говоришь, что это неолит. Можешь сказать точнее, какое это время? 

И. Семьян: Это ещё V тысячелетие до н.э. Для Урала это ещё даже где-то мезолитические технологии. Но в глобальном смысле это уже ближе к неолиту. Если смотреть на этот материал с точки зрения процесса начала одомашнивания, можно говорить о том, что да, это какие-то первые ступени.

Последующая явно неолитическая ботайская культура, IV тыс. до н.э., распространена в северном Казахстане и наследует суртандинской. Там уже очень интересные и сложные отношения с лошадьми. Там явное загонное содержание со следами навоза. Отсюда эту тему стали развивать. Есть такой известный археолог, Зайберт, который до сих пор занимается этой темой и доказывает, что это было настоящее одомашнивание, что лошадей доили, есть якобы следы от органических, скорее всего кожаных, удил на зубах. Вплоть до того, что они, может быть, как-то верхом ездили. Эта тема развивалась настолько, что сформировалась картина: возможно ботайская лошадь – это первичная точка одомашнивания. И из костей лошади они много что делали, уже и запрягали. 

М. Родин: А как это проявляется в археологии: стойла, содержание в этих стойлах?

И. Семьян: Стойло было определено по прямоугольной формы столбовым ямкам. Делается, например, фосфатный анализ, который позволяет определить концентрацию продуктов метаболизма животных. По этой концентрации, по явной ограде был сделан вывод, что это стойловое содержание. 

И, конечно же, у этой концепции было много критиков. И сейчас они есть. Когда говорили, что способность усваивать лактозу, молочный белок, у человека ассоциируется с индоевропейцами, тогда как ботайцы никак не индоевропейцы. Затем, основная часть археологического материала указывает на то, что всё таки они их употребляли в пищу. Есть следы от стрел. Довольно странный способ забоя лошади, когда она, вроде, домашняя, и вы её стреляете из лука, чтобы съесть. И говорили о том, что всё таки, конечно, ботайцы продвинулись в этом отношении. Они их, возможно, держали в качестве мясного запаса. Возможно даже каких-то лошадей они умели приручать, чтобы пробираться, например, во время охоты, поближе к объекту охоты, допустим, на спине другой лошади, чтобы дикие лошади меньше боялись, и так далее. Но всё таки это была прежде всего охотничья культура. 

Естественно, коллеги из Казахстана с большим увлечением относятся к идее о том, что это именно исток одомашнивания лошадей. Это действительно очень интересно. Но последнее исследование, о котором я уже сказал, секвенирование генома, показало, что ботайская лошадь является прямым предком лошади Пржевальского, которая не поддаётся приручению и никак не связана с современными лошадьми. 

М. Родин: Но, насколько я понимаю, есть тип лошадей, которые считаются первыми прирученными. Они называются «колесничные лошади». Это такая порода. Много находок именно такого типа лошади. 

И. Семьян: Да. Здесь есть, конечно, тоже разные точки зрения. Всё зависит от того, на основе чего их выделять. Когда исследователи, например, палеозоолог Гайдученко, работал с остеологией, ему показалось, что ботайские лошади имеют какие-то отличия, говорящие об одомашнивании. Но генетика показала другую картину. То же самое и с колесничными породами. Тут скорее значение имеет археологический контекст. Если лошади найдены в погребении с запряжкой, уже однозначно есть псалии, то есть детали конской упряжи, есть следы на зубах от грызла от трензеля. Но чисто по фенотипу это зависит от хронологии. Потому что очень ранние, например, синташтинские лошади, всё равно были ближе к диким тарпанам. Они были некрупные. Тоже, конечно, различаются, варьируются по размеру. И, скорее всего, тогда они их уже селекционировали, выбирали самых крупных. Но если мы возьмём микенских колесничных лошадей XVI в. до н.э. и синташтинских погребений, или алакульских, или петровских, то они будут разные. И чем дальше шла селекция, тем лошади становились больше и более похожи на современные наши представления. 

М. Родин: Но, насколько я понимаю, в первый раз в археологии встречается не лошадь в запряжённом виде в погребении, а в принципе просто лошадь. Если мне память не изменяет, первая такая находка – село Съезжее. Я это знаю потому, что это недалеко от Самары, и копала его Галина Ивановна Матвеева, мой учитель по археологии. И там чуть ли не пятое тысячелетие. Там следы культового поклонения лошади. Почему-то её положили в погребение. 

И. Семьян: Да. Это ассоциируется с хвалынской культурой. Многие исследователи считают, что хвалынцы – это праиндоевропейцы. Во-первых, у них очень ранняя металлургия меди. Сергей Александрович Агапов, археометаллург из Самары, о хвалынцах очень много писал, у него есть свежие публикации. И здесь как раз очень хорошо ложится в традиционные представления о лошади, как преимуществе индоевропейцев при миграции и распространении своей культуры и языка. Да, вероятно, это одна из точек одомашнивания, может быть, исходная. И она именно в индоевропейской среде была. Но другое дело, что не понятно, какой этап одомашнивания это был. 

М. Родин: Там просто череп или два было. И ноги отдельно. 

И. Семьян: Да, и в искусстве этих культур проявляется уже статусное значение лошади, связь образа лошади с символом власти. В интерпретируемых, как раннеиндоевропейские культуры, например, в среднестоговской культуре, есть скипетры с головой лошади. И это тоже примерно синхронное время. 

Да, это явно какое-то начало процесса одомашнивания, потому что, естественно, это была экологическая ниша этих народов, подвижных пастухов, которые лучше всего знали о своём скоте. И со временем они все ресурсы, которые можно извлечь из животных, смогли извлечь. И лошадь стала тем, чем она является на сегодняшний день, совершенным симбиозом селекции и природных свойств этого животного

М. Родин: Юрий Евгеньевич Берёзкин восстановил один из самых древних индоевропейских мифов про создание человека. Там сюжет такой: бог лепит человечков из глины, а две злобные лошади их постоянно разбивают. И тогда бог создаёт собаку, которая начинает защищать людей. И они вместе порабощают эту лошадь. Там отдельно отмечается, что её бьют и лишают свободы. Это мифологический процесс одомашнивания лошади восстанавливается. 

И. Семьян: Да, это очень показательный миф. И вообще, в индоевропеистике, даже с точки зрения лингвистики в попытках восстановления праиндоевропейского языка, глоттохронологических исследованиях, очень большое значение выделяется именно лошади и вот этому колесничному комплексу. То, что связано с транспортом, с колесом, с терминами упряжи, с самим праиндоевропейским названием лошади, equus, это такой костяк, который позволяет определить индоевропейский языковой ареал влияния. Так, например, на нашей территории считается, что финно-угры заимствовали эти термины из синташтинской или андроновской среды, у индоевропейцев. 

М. Родин: Даже в китайском, насколько я помню, тоже термин, связанный с лошадью, заимствован из индоевропейских языков. 

И. Семьян: Ну да. Потому что китайцы, не смотря на очевидную прогрессивность Китая и Ближнего Востока, довольно поздно восприняли колесницу. Вернее, они её восприняли, как совершенно готовый продукт. А все стадии формирования отражены в археологии приручения лошади. 

М. Родин: Мы поговорили о том, что, очевидно, сначала начали охотиться, потом, видимо, стали в загоны какие-то загонять. Но в любом случае это мясное животное. Как на нём начали ездить? Это большая проблема, насколько я понимаю. Казалось бы, самое простое: сел, да поехал. Вцепился в гриву, или ещё что-то. Но, насколько я понимаю, по археологии не прослеживается и там другой путь. 

И. Семьян: Тут вопрос тоже очень сложный. Хочется дать людям структурированную картинку, что было так, потом сразу так. Но, к сожалению, так не всегда получается. Но очевидно, что лошадью можно эффективно управлять без каких либо дополнительных приспособлений. Даже если взять историческое время, каких-нибудь нубийцев и прочие народы, которые в составе различных армий, Карфагена, в римских турмах, и без стремян совершенно прекрасно ездили. Но в то же время всадничество приносит в археологии антропологическое изменение тазовых костей. Это совершенно характерные деформации тазовых костей должны быть. А они в тех исследованиях бронзового века, которые есть, не прослеживаются. 

Тут есть самая взвешенная компромиссная точка зрения, что вряд ли они не садились на лошадь до того, как изобрели колесницу. Конечно, они умели на ней верхом ездить. Но, скорее всего, эти переходы не были слишком длинными, они просто не проводили на лошади слишком много времени. Что логично, потому что тарпан и ранняя домашняя лошадь очень низкие, коренастые. По сути, крупная пони. На нём просто неудобно ездить, примерно как на осле. В принципе, можно ездить, но это будет медленно. Он больше подходит как гужевое животное. Можно посмотреть, как сейчас в Афганистане ездят на ослах. Очень медленно. 

Есть, например, металлопластика, литые изделия сейминско-турбинского транскультурного феномена, которые демонстрируют нам, например, сцену, как едет лошадь, на ней явно какой-то груз закреплён, и за ней на каком-то ремне или верёвке едет лыжник. Говорить, что если он догадался пристегнуть к ней лыжи и поехать, но не догадывался на неё сесть, было бы довольно странно, глупо и нелогично. Просто антропометрия лошади не позволяла ею пользоваться так, как пользовались кочевники в раннем железном веке, когда они лето проводили где-нибудь в северной Евразии, зимой выезжали в Среднюю Азию. Таких переходов лошадь, конечно, не могла позволить. 

М. Родин: Насколько я понимаю, скорее всего, всадничество появилось, когда просто залезали иногда, когда табун охраняешь, например. Просто без седла, без стремян, без всего этого развитого комплекса это неудобно, поэтому бессмысленно. 

И. Семьян: Неудобно, сложно эффективно управлять. Ещё яркий, более поздний пример. Северная Европа в раннем Средневековье, эпоха викингов. У викингов ведь были лошади. Но по фенотипу они были близки сохранившимся европейским реликтам ранней домашней лошади. Маленькая, коренастая. И они могли на ней даже доехать на поле боя. Но сражаться на ней было совершенно неудобно. Поэтому они сражались пешими, всадничество у них никак не развивалось. 

М. Родин: Есть важное промежуточное звено: это колесничная культура. С неё всё и началось. Полноценно как транспорт лошадь начинают использовать в колеснице. Как это проявляется в археологии, когда это произошло? 

И. Семьян: Переход тоже был, естественно, неодномоментным и, к счастью, есть некоторые промежуточные звенья. Как нет единой точки зрения, где колесо было изобретено, то ли это Ближний Восток, то ли это Балканы. Но так или иначе, есть ранние повозки, например, в майкопской культуре. Это Северный Кавказ. Это середина IV тысячелетия до н.э. Появляются первые тяжёлые телеги с цельными колёсами.

М. Родин: Просто спил бревна?

И. Семьян: Нет, это не спил бревна. Это трёхсоставный блин. Двумя поперечными планками эти блины скреплены. В него вставляется ступица оси и также закрепляется штифтом, чтобы это всё держалось. Такого плана колесо было даже обнаружено в Любляне в Словении. По-моему, это даже конец VI-начало V тысячелетия до н.э. Конечно, это к колеснице имеет ещё мало отношения, это для перевозки грузов. 

М. Родин: Это тяжёлая, неудобная, судя по всему, конструкция. 

И. Семьян: Да. Причём даже для каких-то стремительных миграций это не очень подходило. Потому что можно было запрягать туда ослов, но ослы не очень сильные для того, чтобы загрузить туда большой вес. Запрягали волов. Волы очень медленные. Даже есть разные довольно забавные сюжеты, когда пытаются придумать, как на Ближнем Востоке могли такое использовать в бою. Даже есть забавные изображения, графические реконструкции: Месопотамия, начало III тысячелетия до нашей эры, телега, в неё запряжены какие-то буйволы, этих буйволов подгоняет палкой какой-то воин и пытается эту штуку разогнать. И на одном из форумов, посвящённом военному делу бронзового века, высмеивали эту картинку. Во-первых, если ты так будешь вести себя с буйволом, он сначала перевернёт телегу, потом забодает самого воина. Во-вторых, они никуда быстро не уедут точно. 

Ну и есть промежуточное звено. Это находки в селе Мариновка Запорожской области. Это катакомбная культура, середина III тысячелетия до н.э. И это уже можно считать практически колесницей, потому что это двухколёсная одноосная бига. 

М. Родин: Что такое бига? 

И. Семьян: Бига – это колесница, в которую запрягается две лошади. Есть квадрига, куда запрягается четыре. 

В этом погребении есть лошади. Но колёса там ещё цельные. То есть она явно была быстрее, чем аналоги телеги, уже явная технологическая эволюция. Но всё равно это ещё не та быстрая маневренная повозка. Ну и с большим удовольствием констатирую, что самая ранняя известная настоящая колесница фиксируется в наших материалах южного Зауралья в синташтинской археологической культуре и датируется XXI в. до н.э. На сегодняшний день известно больше дюжины таких колесниц. В принципе, похожий комплекс, более двадцати колесниц, это находки синташтинской культуры, петровской, алакульской культуры.

М. Родин: Это опять индоевропейцы. Значит, эволюция эта шла там. Поскольку там, видимо, как раз был центр одомашнивания, приручения. 

И. Семьян: Да. Наверное почему это ещё произошло? Андрей Владимирович Епимахов разрабатывает концепции миграционных процессов. Вероятно, при осваивании этой огромной территории, где был металл, залежи руд, огромные прекрасные пастбища, идеальная ниша для индоевропейцев, скотоводов, пастухов, металлургов, у них очень активизировалась военная сфера. Произошёл скачок в формировании элиты в обществе. И всё это привело к появлению быстрых повозок. Естественно, с точки зрения применения такие трансформации связаны с военным делом. 

М. Родин: Насколько я понимаю, очень важна для создания колесницы именно металлургия, потому что нужно сделать втулку, благодаря которой будет лёгкое и прочное колесо. 

И. Семьян: Нет, там металла не использовалось. Но важно качество инструмента, потому что уровень сложности этих деталей очень высокий. Явно подбирались разные сорта дерева с обширной территории. И для обработки были нужны очень хорошие инструменты, разные стамески, тёсла и так далее. М мы в археологии видим, что там настоящие наборы резьбы по дереву. Разного размера стамески бронзовые, очень похожие на современные. Они явно этим пользовались. 

Но это уже была колесница с колесом диаметром 80-100 см в среднем. Она была небольшая, лёгкая. Некоторые из них снабжались даже закреплёнными кожаными покрышками на костяные гвозди, которые, видимо, увеличивали сцепление при езде. И именно эта модель в дальнейшем оказалась очень востребованной. 

М. Родин: То есть она быстро распространилась? 

И. Семьян: Да, видимо, просто моментально по историческим меркам. И здесь, конечно, сложно говорить, что это просто яркая вспышка, возникшая из ниоткуда. Скорее всего, какое-то общение было между индоевропейским миром и миром востока. Просто на востоке не было животных, которые могли реализовать потенциал таких повозок. А в инженерном отношении тоже, видимо, разработки велись. И общение какое-то было. И когда это появилось, оно моментально распространяется. В это время, в начале II тысячелетия до н.э., это начинает широко распространяться и на восток. Уже к XVI-XVII в. и на Балканах появляется. Единственное, в Европе это не очень распространяется из-за особенностей ведения войны, из-за лесистых ландшафтов, которые не позволяли колеснице реализовать свой потенциал.

Колесница – это также атрибут элитного воина, вождя. В то время психология была такова, что военный вождь был обязан участвовать в битве. Но в то же время, ему хорошо бы иметь какое-то преимущество, которое возвышает его над остальными, делает его ремесло более безопасным. И колесница тут очень хорошо помогала: позволяла быстро приехать, быстро уехать. 

М. Родин: Да, ты говорил в прошлой программе, когда мы говорили о военном деле эпохи бронзы: скорее всего, колесницы использовались не так, как мы думаем, не сминали пехоту. А это такой «БТР», который быстро тебя привёз, потом быстро увёз. 

И. Семьян: Совершенно верно. Я хочу на этом больше сосредоточиться, потому что есть узкие специалисты, например, по одомашниванию лошади, есть узкие специалисты конкретно по конской упряжи, по псалиям. Например, Игорь Чечушков, мой друг. Андрей Владимирович Епимахов занимается именно миграционными процессами. Я больше концентрируюсь, конечно, на сфере военного применения и об этом мне наиболее интересно поведать.

Действительно, в Европе, например, сражались мечами. Как известно, с XVIII в. до н.э. появляются мечи. И уже даже в самих мечах Кристиан Кристиансен, Энтони Хардинг, археологи, выделяют, что есть некоторое количество массовых мечей, а есть какие-то элитные. И видно, что эти элитные лучше сохранились, они как-то не особо использовались. И выглядит так, что это меч вождя, с которым он вышел, поразмахивал, показал, кого надо убивать, а потом не всегда, во всяком случае, шёл впереди всех. 

Видимо, с колесницами то же самое. Ценный человек в виде полководца, символа, вождя передвигался на колеснице. Колесница давала фантастическое преимущество над теми народами и формированиями, у которых её не было. Самый яркий пример, это когда гиксосы вторгаются в Египет. Египет обладал на самом деле настоящей армией с рекрутским набором, с унифицированным набором вооружения, с фабриками, с формированием корпусов. На самом деле, модель армии была очень прогрессивная. Были различные корпуса со своими обозначениями, определённый строй, и так далее. Своя военная наука. Но когда пришли эти варвары-скотоводы на колесницах, египтяне ничего не смогли им противопоставить. Потому что гиксосы не вступали в контакт. Они подъезжали, осыпали стрелами, отъезжали. Хаотично перемещались по круговой траектории и разили врага. И естественно египтяне тут же восприняли эту технологию. И уже если мы возьмём битву при Мегиддо, там уже обратная была ситуация, когда ханаанские цари, не имея колесниц, потерпели такое же поражение. 

Тоже интересный момент, если взять из классических событий битву при Кадеше с хеттами. Там уже начинается война технологий. То есть колесница – это концепция, которую вы подстраиваете под разные условия, по сути «тюнингуете». И у них был по настоящему разный «тюнинг». У хеттов были колесницы, у них уже было железное оружие, железные доспехи. И на самом деле хеттские колесницы были с инженерной точки зрения более прогрессивными. Потому что у египетской колесницы ось смещена вперёд и она не позволяет на неё большой вес размещать. Вообще, египетские колесницы фантастически лёгкие, 15-20 кг в среднем. То есть вы можете её взять и унести просто. Хеттская колесница – это был «БТР». Это была очень тяжёлая, с железными деталями колесница, которая была снабжена тремя воинами. Там был щитоносец, возница и воин, который кидал дротики. Целое подразделение. Такая боевая башня. Эти колесницы хеттам приносили плоды до битвы при Кадеше. Но при Кадеше случилось следующее: египтяне смогли очень выгодно использовать ландшафт. Хетты потенциально своим оружием могли очень хорошо воевать с египтянами, потому что у египтян было мало защиты. У них практически не было доспехов. Единственный корпус, который у них был одоспешен, это были шерданы, сардинцы, культуры нураги. Казалось бы, со своим вооружением хетты должны были разить направо и налево египтян. Но египтяне использовали ландшафт. Ландшафт на Кадеше был очень холмистый, неровный. И египетские колесницы за счёт своей ловкости легко лавировали и гасили эти неровности. А хеттские колесницы были очень тяжелые, они даже ломались на этих кочках. С чем, кстати, мы сталкивались, когда делали эксперимент, сбивали колесницу из досок. Она оказалась очень тяжёлой. Мы по степи ездили, и в один момент на кочке колесо разорвало и мы перевернулись. Примерно то же самое было и с хеттами. За счёт мобильности египтяне их окружали, посыпали стрелами. 

Эта тактика сверхмобильности колесницы эффективно использовалась и даже законсервировалась в Британии. Её очень хорошо описывает Юлий Цезарь. Бритты использовали колесницы для обходов, быстрых манёвров, окружали легионеров, просто пугали солдат своим видом, топотом копыт, и так далее. И при необходимости элитные воины могли спешиваться и возвращаться обратно на колесницу. 

Пожалуй, нельзя говорить, что колесницы никогда не пускали в лобовые атаки. Нужно знать, что колесница – это «танк», в том смысле, что это «БТР», это машина, которая доставляет пехоту, ездит и стреляет. Танк не для того, чтобы давить, это не каток. И колесница тоже не каток. Но тем не менее эволюция колесниц двигалась в том направлении, что действительно в античности персы стали утяжелять эти колесницы. Появились тяжёлые колесницы, которые были снабжены серпами, чтобы её сложно было окружить. Серпы прикреплялись с боков, и даже снизу ножи прикреплялись, под корпус. Даже на дышла ставились копья вперёд. Но важный момент: такая лобовая атака для колесницы была уже, во-первых, жестом отчаяния. Во-вторых, при такой атаке возница и весь экипаж обязательно спрыгивал с колесницы. Она отправлялась вперёд неуправляемой. 

М. Родин: Это по письменным источникам мы знаем? 

И. Семьян: Да, это известно. И персы этой тактикой пользовались. Но, я ещё раз повторюсь, это означало гибель данной колесницы. И в этом смысле колесницу так использовать было чрезвычайно невыгодно. Колесницы – это очень дорогое вложение. Это композитное изделие из разных дорогих материалов. И уже персы делали колесницы до той степени дорогими, что у них были цельнобронзовые литые колёса. И пехота постепенно разработала тактику: она стала организованно расступаться, когда видела этот неуправляемый каток, и просто пропускала эти колесницы вперёд. 

И колесницы стали уступать место в военном деле по большей части из-за того, что они были чрезвычайно дороги по сравнению с конницей. В коннице, даже если у вас убили лошадь, вы можете со своим снаряжением спастись и половину средств спасёте. Но если в колеснице ранили одну лошадь, или что-то случилось с управлением, то рискует погибнуть и вложение в колесницу, и обе лошади, если их две, и экипаж. То есть это очень невыгодно. 

М. Родин: Насколько я понимаю, весь этот процесс начал происходить в Х веке до н.э.И. Семьян: Везде по-разному. Если говорить об исходной колесничной территории, про нашу территорию, во-первых, есть определённый всплеск, когда эти колесницы появляются, синташтинская культура. Потом население расширяется более широко. И, по крайней мере в погребальном обряде, колесницы меньше фигурируют. Уходят такие большие инвестиции в погребальный обряд.

И появляются более эффективные способы управления. Дело в том, что можно управлять и без псалиев. Просто псалии своими шипами давят лошади на дёсна и делают управление более эффективным. Потом появляются стержневидные псалии, которые ещё более выгодны для всадничества. Всадничество синхронизируется с появлением этих псалиев. И уже при изменении климата в начале I тысячелетия до н.э. появляется прообраз скифского мира, этих очень эффективных всадников. И колесницы на этой территории уходят.

Но на самом деле очень долго колесница применялась. Ещё в Средние века были попытки у Сасанидов, у византийцев возрождать колесницы, делать из них боевые башни. В Китае их так использовали. 

М. Родин: Я правильно понимаю, что это был достаточно длинный переходный период, потому что конница ведь возникла задолго до появления стремян? И ты сидишь просто в седле, обхватив лошадь ногами. Мне кажется, это страшно неудобно. Конница стала эффективной просто за счёт появления новых псалиев? 

И. Семьян: Да. Более эффективное управление появилось. Но, на самом деле, лошадью можно эффективно управлять и без стремян. Другое дело, что изменился принцип формирования и армий. Античные армии предполагали большие формирования, набор не только из элитных воинов. Колесничие на заре этой эпохи были явно элитные воины, герои и цари. Но и потом это были, не смотря на большое количество, элитные и очень затратные структуры. И вот со временем экономически более выгодным стало использовать конницу. 

М. Родин: Насколько я понимаю, первая конница не очень эффективна в том смысле, что у тебя нет стремян и ты не можешь нанести таранный удар: ты тут же вылетаешь из седла. 

И. Семьян: Да. Там использовались различные ухищрения, например, у сармат появляются особенные сёдла, которые подпирали поясницу при таких ударах. 

Но самое главное преимущество конницы с точки зрения военного дела – манёвренность. Лошадь вы можете просто развернуть на месте и поехать в другую сторону. А колеснице нужно делать круг определённого радиуса. Поэтому со временем эта технология устарела не смотря на все её прекрасные свойства. 

М. Родин: Когда и где возникли стремена? 

И. Семьян: Стремена приносят азиатские кочевники. Они распространяются в Европе уже в нашу эру. Можно сказать, что такие непревзойдённые кочевники, как скифы, саки и сарматы, прекрасно и без стремян воевали. Это именно восточный импульс, который позволил в Средние века появиться рыцарству на основе гуннских катафрактариев. Стремена в Европу были привнесены от гуннов в эпоху Великого переселения народов. 

М. Родин: Получается, примерно тысячу лет спокойно без стремян ездили.

И. Семьян: Да. Колесницы правили примерно тысячу лет, строго говоря, где-то семь веков. И да, прекрасно примерно тысячу лет люди перемещались и воевали без стремян. 

---