Интервью с Альфредо Гонсалесом-Руибалем
Человек в белом халате машет нам с фотографии, стоя на огромной свалке на фоне Статуи Свободы. Вокруг него гниют и разлагаются тысячи тонн всевозможных отходов, созданных и выброшенных цивилизацией во второй половине XX века. Кто он по профессии? Эколог? Врач, активист, депутат от партии зелёных или просто неравнодушный человек? Нет. Перед нами археолог современности.
Археология современности возникла совсем недавно. Запечатлённый на фотографии Уильям Рэтжи издал свою книгу по «гарбологии» (археология мусора, от англ. garbage – мусор) в 1992 году. Он был одним из первых исследователей, применивших традиционные археологические методы не к памятникам отдалённых эпох, а к нашему самому ближнему прошлому и даже настоящему. Сегодня археологи изучают места сражений мировых войн, территории бывших концлагерей, промышленных и государственных объектов, следы бурного противостояния рабочих и работодателей, даже укрепления на американо-мексиканской границе. Более того, сторонники археологии современности утверждают, что она может не просто дать новые знания, но изменить мир вокруг нас. Таким образом, по их мнению, учёный должен иметь активную гражданскую позицию, соотнося свои исследования с тем, что волнует общество.
На прошедшей в конце июня конференции, организованной Институтом археологии РАН, посвящённой 100-летию академической археологии в России, о новом направлении рассказывал Альфредо Гонсалес-Руибаль. Мы поговорили с испанским исследователем о том, почему его привлекает археология современности, каких успехов она уже добилась, а какие – ещё впереди.
– Мы привыкли думать, что археологи изучают далёкие эпохи и регионы – палеолит, Древний Египет, греко-римскую цивилизацию, Средневековье… Почему вы решили заниматься археологией современности?
– Что ж. Для меня археология – это, прежде всего, изучение материальной культуры прошлого. Главное для меня – не столько время, сколько вещи. Пока ты изучаешь вещи из прошлого, ты – археолог или можешь им быть. А прошлое – это и миллион лет назад, и всего десять. Главная причина, по которой я начал заниматься современной археологией, – это интерес к тому, что волнует людей сейчас, в настоящем. Как археолог современности, я всегда выбирал самые значимые для общества вопросы. В моей родной Испании два самых существенных для общества исторических события это Гражданская война и диктатура – и трансформация сельского уклада жизни общества в городской в конце ХХ века. Вот два явления, которые необычайно важны в Испании для всех. Нет никого, кого не затронуло хотя бы одно из этих событий: они коснулись меня, моей семьи, моих соседей. Это – события, которые для меня эмоционально важны.
– Послушайте, когда археологи изучают прошлое, «древнее прошлое», результаты их исследований – иногда единственные данные, которые у нас есть об истории целых народов. А по истории ХХ века имеется множество источников и без археологии – документы, воспоминания, письма, фотографии, кино и т. д. В чём уникальная ценность информации, которую могут дать археологи?
– Это зависит от контекста. Есть вещи, о которых у нас не так много информации, особенно в письменном виде: или её просто не записывали, или уничтожили, или она была засекречена. К примеру, холодная война. Всё, что касалось этого события, было под грифом строжайшей секретности. Зачастую эта информация остаётся секретной и сейчас. Так что некоторые археологи вполне могут сказать, что заниматься изучением холодной войны – то же самое, что изучать доисторические времена, потому что никаких письменных источников нет. Есть здания, и мы можем изучать их, есть места событий… Словом, есть много такого, что нельзя узнать из письменного текста.
Мы действительно часто ассоциируем археологию с такими удалёнными от настоящего периодами как история Древнего Египта. Результаты раскопок – основной источник данных для его изучения. Современная археология работает иначе: она не столько приносит новые знания о прошлом, сколько позволяет посмотреть на него под другим углом.
Вот, например, раскопки в концентрационных лагерях нацистов. Мы знаем, что там случилось. Но одно дело – знать, а другое – найти детскую куклу, которая лучше всякого текста рассказывает о человеческой трагедии. Это – ещё один способ представить историю, донести её до людей.
– Есть ли разница между «классической» археологической методологией и методологией археологии современности?
– Всё очень зависит от того, что вы изучаете. Возьмём для примера мой случай. Я проводил археологические исследования в концентрационных лагерях 1940-х годов. И то, как я это делал, моя методология, не сильно отличалось от раскопок палеолита. Я описывал каждый артефакт, занимался планиграфией и стратиграфией. Так что методология точно такая же. Возможно, если вы изучаете какой-то очень необычный памятник, не похожий на все остальные, придётся действительно совершенствовать методологию, изменять её. В целом же лучшее, что может сделать археолог, изучая современность, это использовать археологическую методологию, потому что именно она отличает археологию от этнографии, истории или социологии.
– Как вы думаете, какие перспективы у археологии современности? Каких результатов она может достичь?
– У археологии современности большой потенциал, она может оказать огромное влияние на «классическую археологию», принести новые источники и подходы… И в то же время это очень сложно, ведь речь идёт о человеке. Именно потому, что у нас так много информации, сложно сказать: «Ок, я не могу узнать ничего особенного о ХХ веке». В итоге ты вынужден копать ещё глубже, снова и снова искать и анализировать источники, а это нелёгкое мыслительное упражнение.
У археологии современности не только хороший академический потенциал, но и большие общественные перспективы. Многие обычные люди, не связанные с наукой, интересуются такой археологией. И для меня это – вызов. Занимаясь исследованием недавнего прошлого, вы всё время сталкиваетесь с политическим и идеологическими вопросами. И это дополнительная трудность.
– Как вы думаете, каков самый впечатляющий результат археологии современности? Может быть, это книга или статья, которую вы прочитали или написали сами?
– Для меня это археология нацистского холокоста, которая, как я думаю, внесёт огромный вклад в знания о геноциде. Благодаря раскопкам в концлагерях мы теперь знаем больше, чем раньше. Точно также появились новые знания о повседневной жизни солдат Первой мировой войны, об их личном опыте. Это очень важно. Современная археология вносит большой вклад в борьбу за права человека, например, в Аргентине. Так что, по моему мнению, вклад археологии современности огромный. Он помогает сформировать лучшее общество, изменить его.
– Думаю, последний вопрос: в своём выступлении на конференции вы говорили о параллелях в истории Испании и России в ХХ веке. Можете пояснить?
– И история России, и история Испании в ХХ веке были очень драматичными, сложными по сравнению с другими государствами. Из-за того, что обе наши страны пережили самую ужасную войну из всех войн – гражданскую. И в Испании, и в России была коммунистическая революция, период диктатуры, нестабильность, иностранное вмешательство, аресты и развал общества. В целом… всё это привело к распаду системы.
Все эти драматические события оставили археологический след – руины, которые вы можете увидеть. Если вы приедете в Испанию, то увидите руины заброшенных деревень, потому что крестьяне больше не крестьяне, люди подались в города. Это же случилось и в России в 1920-х – 1930-х годах. Также видны руины войны, следы конфликтов, траншеи. И руины режимов, которые обрушились – испанской диктатуры, коммунизма. Посмотрим на это с точки зрения методологии: когда система рушится, она оставляет руины, и не важно, Помпеи это или коммунизм, верно? Все, все катастрофы приводят к руинам.
– А руины – это пространство для археологов.
– Верно.