15.01.2020     0
 

Средневековая Индонезия


Марк Ульянов в «Родине слонов»

Что происходило в Индонезии после того, как на её территории расселились носители австронезийских языков — предки современных жителей страны? Как брахманы и кшатрии из Южной Индии принесли Индонезии «государственный опыт»? И казалось бы, причём здесь Римская Империя? 

Мы публикуем стенограмму эфира дружественного проекта Родина слонов. О возникновении государств в Индонезии рассказывает кандидат исторических наук, заведующий кафедрой китайской филологии и преподаватель кафедры истории стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии ИСАА МГУ Марк Юрьевич Ульянов. 

М. Родин: Сегодня мы будем продолжать говорить про историю Индонезии, будем говорить о возникновении первых государств в этом важнейшем регионе. Очень интересный опыт: когда накладываешь Индонезию на карту России, выясняется, что по длине это государство примерно такое же, как Россия. Где происходит действие, как выглядит этот регион? 

М. Ульянов: Речь идёт об огромном регионе, островной части Юго-Восточной Азии, который специалисты называют Нусантарой. Географически он делится на три части. Западная часть – это большой остров Суматра. Мы относим к нему и Малаккский полуостров. С точки зрения современной истории, на Малаккском полуострове находится самостоятельное государство Малайзия. Но исторически это один мир, который специалисты по Индонезии называют «малайским миром». 

Дальше мы движемся на восток, и центр центральной Нусантары – это остров Ява. Если посмотреть по масштабам, то он кажется немножко меньшим Суматры и примерно равным Малаккскому полуострову. Но на самом деле это оптический обман. По количеству сельскохозяйственных угодий, земель, бассейнов рек, где возможна жизнь, Ява несоизмеримо больше всех остальных островов Индонезии. Ява и соседние острова, Малые Зондские острова, прежде всего всем хорошо известный остров Бали – это яванский мир. И, наверное, когда мы будем говорить об истории средневековой Индонезии, большую часть внимания будем уделять именно ему. Потому что больше всего информации, он хорошо изучен и интересен со многих точек зрения. 

Восточная часть – это Молуккские острова. О них будет иметь смысл говорить, когда мы коснёмся уже позднего Средневековья, Нового времени. Этот регион всем хорошо известен под названием «острова пряностей», куда стремились европейцы. Но вот что они из себя представляли накануне прихода европейцев и как они себя повели в отношении к пришедшим европейцам, португальцам и испанцам, потом голландцам – это уже отдельный рассказ. 

Если говорить о раннем Средневековье и вообще о Средних веках, то мы будем иметь дело с малайским миром, т.е. западной частью Нусантары, и яванским миром, т.е. с центральной частью.  

М. Родин: В прошлую программу мы закончили на бронзовом веке, на I тысячелетии до н.э. Сейчас, я так понимаю, мы с этого и начнём, поскольку именно тогда начинают возникать первые государства. 

М. Ульянов: Да. I тысячелетие до н.э. – это интересный и важный период в изучении Нусантары по разным причинам. Во-первых, здесь в это время окончательно расселяются носители австронезийских языков. Это предки нынешних малайцев, которые живут на Малаккском полуострове и на побережье острова Суматры, яванцы, которые живут на центральной и восточной Яве, сунданцы, которые живут на западной Яве, и так далее. В Индонезии несколько тысяч разных языков. Я назвал крупнейшие.

Вот к I тысячелетию эти народы уже окончательно занимают свои исторические места, с которых они больше никогда не сдвинутся до настоящего времени. Ещё один важный момент: именно в это время австронезийцы достигают и самых дальних точек своего расселения: это на западе Мадагаскар, мальгашский язык тоже относится к австронезийским. В Океании – Гавайские острова и дальше в Тихом океане.  

Второй очень важный момент: именно в это время здесь распространяется бронза, и о бронзовом веке островной части юго-восточной Азии мы говорим, упоминая донгшонскую культуру. Здесь не нужно удивляться: и для неолита, и для раннего среднего бронзового века используются слова по названию вьетнамских памятников. Это связано с тем, что Вьетнам, как и Китай в своё время, заимствовал у Советского Союза систему археологических исследований, которая охватывает всё государство, которые ведутся планомерно, выпускаются археологические журналы, и т.д. Имеют государственное субсидирование. Соответственно, бо́льшая часть государств Индокитая за пределами Вьетнама, Лаос, наверное, и тем более Индонезия – это государства, которые раскапывались в совершенно других культурно-исторических условиях. Начало – это колониальный период, колониальные чиновники, голландцы в Индонезии.

М. Родин: То есть они повлияли на изучение этих государств, поэтому название дали они.

М. Ульянов: Безусловно, да. И, возвращаясь к названию донгшонской культуры, здесь действительно мы видим многие признаки, характерные для хорошо раскопанных памятников восточной части Индокитайского полуострова, Вьетнама. 

Что из себя представляла эта донгшонская цивилизация? Сейчас в Санкт-Петербурге, в Эрмитаже, проходит колоссальная выставка, которую наши коллеги, хранители эрмитажские, великолепно подготовили, выпустили шикарный совершенно альбом. Там можно увидеть те самые донгшонские барабаны, которые являлись важнейшим сакральным атрибутом духовной и светской власти и являются важнейшим визуальным признаком этой цивилизации. По форме напоминают катушки. Верхняя часть покрыта специфическим узором в форме Солнца. Прикреплены скульптурные изображения священных животных, чаще лягушек, земноводных, изображаются журавли. А на боковой части мы видим весь мир этой донгшонской цивилизации. Это известные всем гонки на лодках. На них сидят люди в боевом или ритуальном облачении с перьями, большими плюмажами. Холодное оружие, щиты, и т.д. Эти изделия сделаны очень искусно, сами изображения тоже завораживают внимание зрителя. Это всё говорит о том, что эта цивилизация достигла очень высокого уровня развития и она подвела носителей этой культуры к моменту образования государств.

Донгшонский барабан

Я уже в прошлый раз достаточно подробно говорил о рисоводческой общине, повторяться не буду. Здесь можно сказать, что к конце I тысячелетия до н.э. общества на побережье Малаккского полуострова, восточном побережье Суматры и северном побережье Явы в принципе были готовы к восприятию государственности и созданию ранних государств. Произошло расслоение, появилась элита, которая готова была стать царями и жрецами. Но нужен был внешний опыт.

И таким внешним опытом стал приход индийской культуры, индийской цивилизации. В малаистике это называется «индианизация», или, как говорил Жорж Седес, это эпоха индуанизированных государств. 

М. Родин: Но тут, насколько я понимаю, не нужно впадать в крайности. Потому что это индийское влияние не означает индийских колоний и подчинения этой территории. 

М. Ульянов: Это очень важная оговорка. Потому что ещё в 30-е гг., когда в британской Индии стали появляться первые индийские учёные, они транслировали модель британской колонизации Индии на колонизацию Юго-Восточной Азии и говорили об индуанизированных колониях, или об индийских колониях в Юго-Восточной Азии. 

Но дальнейшие исследования всё расставили на свои места. И здесь много интересных наблюдений было сделано. В нашей отечественной малаистике очень большой вклад внёс Сергей Всеволодович Кулланда, который очень интересно работает с древнейшими сведениями об истории Индонезии. У него есть специальная работа, «Древняя Ява», совершенно замечательная книга. 

И вот что мы знаем. Все мы знаем об империи Ашоки в Индии. Она возникает где-то в IV в. до н.э. и прекращает существовать как общеиндийское государство в 182 г. до н.э., если я не ошибаюсь. Здесь важный момент, что центр государственности, государственной культуры в Индии складывается на севере, а с завоеваниями Ашоки они распространяются на юг Индии. Есть один очень тонкий момент, который показывает нам связь с островной Юго-Восточной Азией. Дело в том, что Индия, как и Китай, тоже состоит из двух частей: северной и южной. Северная – это индоевропейская часть, южная – дравидийская. И юг отличается от севера ещё и тем, что, как и на юге Китая, там живут рисоводы, и по укладу жизни, климатическим особенностям, структуре общины они очень близки островной юго-восточной Азии. Когда южный индиец, носитель дравидийских языков, скажем, тамил, попадает в Юго-Восточную Азию, он как бы перемещается из одной квартиры в другую в очень комфортных для себя условиях. Не случайно сейчас в Малайзии те же самые тамилы представляют буквально одну треть населения. 

Царь Ашока. Рельеф из Санчи, ступа №1

Происходит первый очень важный процесс: южноиндийские государственные образования, попадая в рамки империи Ашоки, заимствуют из санскрита, культуры индоевропейской цивилизации основные термины государственной власти, управления, письменные тексты, связанные с государственным устройством и администрированием. Например, мы все хорошо знаем слово «раджа» или «махараджа». Это слово индоевропейское, санскритское. Но и также используется для обозначения носителей высшей власти у дравидийских народов. Или, скажем, есть слово «министр» в русском языке и «ментри» во всех санскритоязычных языках. Оно также потом присутствует и в Индонезии. Т.е. первый этап – это заимствование южными индийцами государствообразующего опыта северной Индии. 

М. Родин: А потом они его уже передали.

М. Ульянов: Да. Когда империя Ашоки разрушается, на юге уже формируется мощное государственное образование. И этот кризис, видимо, привёл к тому, что нарушается уклад жизни. И те, кто окреп во времена этой единой империи, попадая в условия бесконечных гражданских войн, вынуждены уезжать за моря. В южной Индии к этому времени сформировался похожий на северную Индию социальный уклад жизни. Появляются варны: брахманы-священнослужители и кшатрии-военные, но есть ещё и купеческая. 

В это время, судя по письменным источникам и археологическим находкам, где-то в I в. до н.э., т.е. события сразу после распада империи Ашоки, усиливается товарооборот.

Индийские предприниматели и утратившие свои владения князья уезжают за моря в поисках лучшей жизни, авантюр, приключений, создания новых королевств за пределами своей вотчины. На этих же индийских кораблях оказываются и брахманы. И это компания, корабль, на котором есть купец, кшатрия-князь и брахман, и попадает в Юго-Восточную Азию. 

Дальше ещё один важный момент: как они туда попадают? Помимо того, что есть многопалубные корабли, есть ещё и очень важное явление в международных связях, о котором тоже я говорил: это великий средиземноморский маршрут. Он формируется уже в окончательном виде с возникновением Римской империи, т.е. со времен Октавиана Августа, где-то первые десятилетия I в. н.э. И существует он до важного этапа в истории Рима, это 30-е гг. III в., последовавшие после убийства императора Севера и начала эпохи императоров-солдат, когда рушатся внутренние хозяйственные связи. 

На протяжении двух столетий этот маршрут связывал Апеннинский полуостров, важный эллинистический центр Александрию Египетскую. Потом этот маршрут шёл через Персидский залив, или Красное море, Хадрамаутское побережье Аравийского полуострова, южное побережье Индии, и коромандельское и малабарское, оттуда этот маршрут следовал через Юго-Восточную Азию в Китай и Вьетнам. Здесь важно упомянуть, что эти южные индийские государства тоже располагались по побережью. И когда этот маршрут формируется, они занимают очень важное инфраструктурное место. Поскольку они живут фактически в Юго-Восточной Азии и между ними не очень большое расстояние, то они становятся основными поставщиками ценных товаров. Это пряности и ценные породы древесины, лекарственное сырьё, смолы, которые из Индонезии поступают и на западные рынки и их можно везти в Китай, на восток. 

М. Родин: Я правильно понимаю, что возникновение государств в Индонезии можно примерно сравнить со славянской историей? Когда уже возникло какое-то расслоение, уже было готово общество, но нужен был какой-то внешний толчок. 

М. Ульянов: Совершенно точно. Когда мы говорим о возникновении славянских государств, здесь, мне кажется, нужно вспоминать Хазарский каганат, его строительную деятельность. Когда возникают племенные союзы в бассейнах рек. Археологически очень хорошо изучены северяне. Поляне, древляне, кривичи и вятичи. И когда эти племенные союзы возникают, появляются на следующем этапе варяги, византийцы, и идёт процесс государствообразования. Здесь что-то похожее. Мы не можем назвать названия этих племён так же уверенно, как в русской истории, но процесс да, похожий. 

М. Родин: А что собой представляли эти государства? Насколько они были крупными, как они были устроены? 

М. Ульянов: Сейчас мы уже говорим о I-II вв. н.э. Государство чуть раньше, судя по всему, появляется в малайской части. Оно ближе находится к Индии. И там более удобные, понятные ландшафтные условия.

Напомню, речь идёт о государствах, которые возникают в прибрежной зоне, в устьях рек. Это так называемые эстуарные государства.

В науке хорошо изучен, скажем, греческий полис, много говорится о римском civitas, но, мне кажется, эстуарные государства Юго-Восточной Азии – это не менее интересная и важная для понимания ранних государств тема. Меньше письменных источников. Но из археологии, данных лингвистики, теоретических реконструкций можно говорить о том, что накануне появления здесь носителей индийской государственной культуры здесь уже складываются эстуарные коллективы, включающие несколько общин. Из европейской теории возникновения государства мы помним, что изначально появляется племя, потом эти племена образуют временные племенные объединения, потом племенные союзы. И потом уже глава племенного союза может стать главой государства. «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря —  механизм создания галльского государства и его разрушения великим римским военным и политиком. 

Сергей Всеволодович Кулланда

Здесь мы видим, что к моменту возникновения здесь государства и появления индийцев в устьях рек возникают племенные общины, рисоводческие объединения или союзы. И это хорошо описано в работах Сергея Всеволодовича Кулланды. Потому что что такое эстуарий в Юго-Восточной Азии? Это достаточно крупная по тамошним меркам долина, пригодная для интенсивного рисоводства. Но она окружена либо горами, либо экваториальными лесами, где, в общем-то, невозможна производственная жизнь. Т.е. это район достаточно ограниченный вокруг дельты небольшой реки, которая стекает с какого-то нагорья. И в этом нагорье живут т.н. оранг асли, местное население, которое попало сюда до австронезийцев, часто кхмеры, ещё дальше в горах и негроидное население, они образуют технологическую цепочку в сложном хозяйственном процессе. 

Но главное, что в этих устьях живут члены общины, рисоводы, которые постепенно интегрируются в международную торговлю. Но, что важно, внутри них идут процессы расслоения и роста института власти. И Сергей Всеволодович пишет о том, что их объединяет. В малайской культурной традиции есть явления, как, скажем, священный источник или священное дерево, которое является центром поклонения для всей этой группы общин, которые занимают место в этом эстуарии. И соответственно формируется и носитель высшей власти. Это либо жрец, который обслуживает этот культ, либо это старейшина общины, представитель её особой части. Это не староста, не представитель совета старейшин. Это воин, который защищает это место, организовывает хозяйственную работу. Здесь также можно говорить, как, видимо, и в древней Месопотамии: носитель высшей власти формируется либо на основе жречества, либо на основе военной прослойки крупной общины. И они постепенно специализируются. Но этот процесс идёт медленно. И очень важно, что нужно «опыление». Чтобы чей-то опыт ускорил этот процесс. Потому что мы знаем, когда формируются первичные государства, скажем, Шумер, на возникновение государства из такой совокупности общин могут уйти тысячелетия. А вторичные государства возникают в течение двух-трёх поколений. Это тоже хорошо описано. 

Вот здесь мы видим, что когда в эти эстуарные образования постоянно приходят корабли, и на них есть не только купцы, но и брахманы, т.е. носители духовной, религиозной традиции, очень сложной к тому времени, и есть воины-кшатрии, князья, то происходит очень быстрое восприятие индийского государственного опыта.  

М. Родин: Как это происходит? Они же их не завоёвывают. А просто какой-то опыт передают.

М. Ульянов: Да. Здесь по-разному происходит. Конечно, боевые столкновения наверняка были. Об этом можно косвенно узнать в предании, которое сохранилось о похожем контакте на примере древней Камбоджи.

Здесь можно вспомнить легенду о троянском князе Энее. К эстуарию приплывает судно, на котором сидит князь. В общине, скажем, есть старейшина, а у него – замечательные дочери. Они хотят занять лидирующее положение по отношению к соседним общинам или к соседнему эстуарному государству. Для этого им нужно завоевать расположение или иметь в качестве союзников, а то и покровителей, этих индийцев, которые совершенно очевидно стоят на более высоком уровне социального развития. Поэтому возможен брак между князем и дочерью главы общинного коллектива.

Возможны какие-то другие варианты. Но самое главное, что здесь можно говорить об альтернативах. Могли быть самые разные модели. Но очень важно, что в течение I-II вв. мы видим появление таких государств на всём восточном побережье Малаккского полуострова, в отдельных местах на Суматре, и, видимо, в северной части острова Ява.  

М. Родин: Можете дать общую характеристику, в чём разница между яванским и малаккским регионом? 

М. Ульянов: Во-первых, географически Суматра и Малаккский полуостров вытянуты диагонально. Их разделяет узкая полоска Малаккского пролива. Она крайне важна для мировой торговли, потому что это единственный маршрут, который соединяет Индийский океан и Южно-Китайское море. Т.е. через эту кромку малайского мира пройдут обязательно все суда, которые следуют либо из Китая в Индию, либо из Индии в Китай. Ява находится в некотором отдалении от этого основного маршрута, чуть-чуть восточнее. Это первое отличие. Поэтому в малайском мире всё появляется раньше, чем в яванском. С другой стороны, Ява – это огромные площади аграрных угодий, где возможно интенсивное сельское хозяйство на очень больших площадях. 

М. Родин: В отличие от этих эстуариев, устий рек. 

М. Ульянов: Совершенно верно. 

М. Родин: Давайте поговорим об особенностях изучения этого региона. Насколько я понимаю, это бесписьменные государства, и непривычно работать с таким материалом.  

М. Ульянов: Здесь надо сделать одну оговорку: ни в коем случае не бесписьменные. Они письменные. Вместе с индийской культурой, цивилизацией появляются и индийские алфавиты. У нас есть внутренние источники, написанные графикой в местном варианте яванским, калимантанским или малайским. Просто эти варианты относятся к несколько более позднему времени, появляются в IV-V вв. н.э. 

Поэтому для первых трёх-четырёх столетий важнейшую роль играют внешние источники. И этот вопрос, внутренние и внешние источники, их соотношение, приёмы, особенности изучения, составляет очень важную часть общей парадигмы изучения островной Юго-Восточной Азии. 

Есть специфика внутренних источников. Всё-таки они – основные при изучении любого государства. И, изучая европейскую традицию, и даже во многом античную, мы привыкаем к наличию летописей или больших письменных архивов. С этого начинается изучение Египта и тем более Месопотамии. И среди этих архивов есть тексты самых разных жанров. И часто описание истории начинается с первых летописных упоминаний. И наше восприятие европейской и русской истории, особенно средневековой, базируется на летописных упоминаниях. В частности, если взять в качестве примера изучение истории России, здесь чувствуется этот очень сильный водораздел. Всё-таки до VIII-IX вв. на территории днепро-окского бассейна тоже была какая-то жизнь. Но это удел археологов. А в школьные учебники попадают первые летописные упоминания, эта смычка между долетописной историей и летописной очень чёткая. Я боюсь, она в нашей культуре, нашей исторической традиции пока ещё не проговаривается. Есть замечательное исключение, «Триколор» под ред. академика Сахарова. Но эти разделы писал тоже востоковед, Новосельцев, который связал черняховцев и последующие археологические культуры с процессами расселения здесь славянских государств. 

Почему я это говорю? Потому что когда мы говорим о востоковедении, изучении Китая, Индонезии, мы не разделяем. Один исторический период плавно перетекает в другой и историк просто распоряжается теми источниками, которые есть у него в данный момент на руках.

Особенность Индонезии заключается в том, что практически всё Средневековье мы не имеем подробных нарративных повествований, у нас нет летописей. Поэтому, когда мы говорим об изучении малайского, индонезийского мира, их средневековой истории, историки называют её «безлетописной». Т.е. письменность есть, но безлетописная.

Это ведёт к тому, что у нас нет повествования, где была бы более-менее подробно описана политическая борьба, биография тех или иных носителей высшей власти, как та или иная династия приходит к власти. И когда мы изучаем летописные нарративы, психологически достаточно легко, потому что за описанием действий того или иного царя выстраивается его психологический портрет, некий внешний облик. Мы видим людей. И уже даже первые Рюриковичи выступают в русской истории как конкретные люди. Мы идём в книжный магазин и видим тома, посвящённые тому и другому в серии ЖЗЛ. 

О Юго-Восточной Азии мы таких томов не сможем написать, потому что у нас есть только упоминания царей в надписях на камне, и это большое счастье. И некоторые очень лапидарные упоминания их деяний, собранных из самых разных надписей. Это если мы говорим о яванском государстве Матарам уже развитого Средневековья, малайское государство начиная с VII в. где-то. А все предыдущие периоды мы описываем так или иначе в основном по внешним источникам. И здесь внешние источники – это соседи. Это античная цивилизация, греческие и латинские источники, индийская. 

М. Родин: «Соседи» – это с натяжкой, я бы сказал. С другого конца света, но тем не менее упоминают. 

М. Ульянов: Вообще, да. Мир разнообразный. Скажем, в Монголии, в великой степи, сосед – это тот, кто живёт за 700 километров. Так что здесь масштаб относителен.

Действительно соседи, индийские памятники, особое место занимают китайские письменные источники и в определённые исторические периоды, где-то в VIII-IX и примерно до XII-XIII вв., арабские источники большое значение играют. Потом уже появляются европейские, итальянские, и т.д.  

Поэтому если мы говорим о самых первых государствах, то у нас всё-таки первые более-менее достоверные исторические упоминания мы встречаем в китайских памятниках. И здесь есть некоторая специфика. Внешний источник не обязан описывать внутриполитическую историю. Внешние источники – это упоминания самих государств, или топонимов как государств. И для китайских памятников это в основном династические истории. 

Важны упоминания посольств, которые эти страны присылали в Китай. В языке китайского летописания это дань.

Речь шла о каких-то более сложных отношениях, о которых я тоже скажу. И здесь мы список этих государств встречаем прежде всего на китайском языке в китайских источниках. И в отдельных случаях, если китайский текст транскрибирует названия местных государств, которые часто звучат на санскрите, и если автор знаком с буддийской традицией транскрипции буддийских терминов, тогда можно, пользуясь несложными приёмами, китайские иероглифы переконвертировать в санскритские слова и прочитать истинное название. Скажем, есть по-китайски государство Хэ Лин, оно легко читается как Калинга. 

И китайские тексты вначале дают просто упоминания, небольшие описания. Но зато эти топонимы мы можем расположить на достаточно большом пространстве и, опираясь на датировки этих китайских текстов, увидеть, когда возникают первые государства, как они распространяются. Потому что у нас есть династические истории, там есть географические разделы и списки государств, которые прислали дань, со всего мира, окружающего Китай. 

Но есть также и авторские географические сочинения. Они с большим энтузиазмом появлялись во II-IV вв., когда большой Китай распадался, китайцы сами эмигрировали на юг, соприкасались с миром Юго-Восточной Азии, в некоторых случаях даже отправляли посольства с страны Юго-Восточной Азии. Для III-V вв. можно говорить о вспышке упоминаний. А потом, с появлением китайских империй в конце VI в., Суй, Тан, у нас появляются и достаточно развёрнутые описания крупных государств следующего этапа.  

М. Родин: Я так понимаю, ещё до этого, когда мы видим первые упоминания в китайских источниках, мы можем их совместить с археологией, которая какая-никакая, но есть. И получить какое-то более развёрнутое представление.  

М. Ульянов: Надо сказать, что такие случаи крайне редки.

В этой части Юго-Восточной Азии, в экваториальной зоне, археологический материал сохраняется с большим трудом.

Есть фундаменты ранних храмовых или дворцовых сооружений. Но всё-таки основные сооружения строились из дерева, бамбука, и т.д. Вот храмовые – да, из камня.  

М. Родин: То есть археологии маловато. 

М. Ульянов: Маловато, да. Но в небольших раскопанных очагах встречается иногда керамика. Соответственно, можно определить, это индийская керамика, местная керамика. И для индийцев важны предметы из стекла. По стеклу очень много можно определить, с какого района Индии здесь побывали или жили первые переселенцы. 

Но археологических подтверждений мы практически никогда не находим. Так что здесь можно говорить только о более поздних. Если в этом месте в Средние века, в развитое Средневековье, существовало государство, тогда можно как-то соотнести. 

М. Родин: Правильно ли я понимаю, что этот период раннего Средневековья, условно до середины VII вв., это маленькие необъединившиеся государства? 

М. Ульянов: Совершенно точно. Первые эпиграфические надписи относятся как раз к государствам восточного Калимантана, т.н. Кутей. Потом эти места будут заброшены, калимантанские центры власти переместятся в район Брунея, это северо-западное побережье. А в раннее Средневековье здесь было развито и восточное побережье. Здесь сохранилось несколько жертвенных столбов, они называются «юпо». На них написан очень лапидарно, но на хорошем санскрите, сам факт, что местный царь, у которого уже индуинизированный титул, он носит титул махараджа, пожертвовал брахманам, которые принесли жертвоприношение, какое-то огромное количество быков, устроил фейерверк и одарил каждого из брахманов какими-то ценными дарами. Эти четыре надписи найдены как раз в одном месте и по ним можно судить, что этот правитель, Муловарман, исповедовал индуизм определённого направления. В следующей надписи может быть встречено имя его сына. И можно говорить о династии этих Варманов, которые правили на этом месте по крайней мере на протяжении того времени, которое зафиксировано в этих четырёх надписях. Но это уже начало V в., и эти надписи не встречаются по всей территории. Они разбросаны.

Одна из надписей царя Пурнавармана

И следующее скопление таких надписей находится уже на северо-западном побережье острова Ява, где-то в районе современной Джакарты, это столица, немного к юго-западу. Там мы можем говорить о крупном яванском государстве Тарума, в котором правил Пурнаварман. Оно возникло в первой четверти V в. И это совершенно замечательные пять надписей. Одна из них называется «Чи-арутён», которая была найдена в реке с этим названием. Такой большой валун, на котором изображены отпечатки стоп, наверное, самого Пурнавармана. Надпись гласит:

«Наступающего побеждающего господина
Благословенного Пурнавармана
Государства Тарума властителя (Индры)
Вишнуподобного пара ног» (перевод С.В. Кулланды)

А о его деяниях сказано в надписи «Тугу». И в частности там есть некоторые признаки, которые позволяют говорить об этом государственном образовании, используя слово «полития», как о достаточно крупном, доминирующем в этой части Явы раннем государстве. Потому что этот правитель совершает военные подвиги, завоёвывает соседние государства, прорывает огромный канал, который соединяет его столицу с побережьем, и очень щедро одаривает своих служащих, жрецов-брахманов и военных, которые вместе с ним ходили в походы. 

М. Родин: Мы сейчас говорим об единичных упоминаниях. Но тем не менее это достаточно развёрнутые надписи. 

М. Ульянов: Далеко не всегда. Мы привыкли, что в Месопотамии, в Египте надписи пирамид, греческая культура – это огромные тексты. Здесь у нас совершенно единичные находки. Я сейчас называю те находки, которые образуют некий массив, а не одиночные. Но этот массив для раннего Средневековья образован четырьмя, в лучшем случае пятью надписями.

Четыре надписи – это уже большое счастье. Это уже как целая библиотека в десятки тысяч томов. 

М. Родин: Я вот к чему веду: если есть традиция описания каких-то действий царя, мне кажется, она не может из ниоткуда возникнуть. Она должна в какой-то среде существовать. Значит, по моей логике, должны существовать эти надписи. Их просто надо искать. Я люблю с майянистами общаться. У них там сейчас как раз период, когда они везде ищут эти надписи и по ним составляют политическую историю. Может быть здесь, если археология разовьётся… 

М. Ульянов: Действительно, майянистика – это очень развитая область. И в Латинской Америке сейчас всё-таки существуют крупные государства, и эти государства во многом европейского типа, с особым отношением к вещи, к исторической памяти, исторической науке. А здесь немного другая ситуация: многие из этих памятников были найдены в колониальный период голландскими чиновниками. 

Здесь надо держать во внимании цивилизационную рассечённость малайской, индонезийской истории. Это доисламский и исламский период. Средневековье – это в основном индуинистические государства с этой определённой культурой, сначала эпиграфика, потом архитектурные комплексы и буддийские, и индуистские, с определённой культурой исторической памяти. А дальше начинается приход ислама с его традициями сохранения исторической памяти, но и тем конфликтом, который вызывает исламская культура по отношению к предыдущей индуистской культуре. Мы помним принятие христианства и рассечение славянской истории на дохристианскую и христианскую. И в западноевропейской традиции кто-то из монахов сохранял труды Цицерона, а кто-то их сжигал или соскабливал пергаменты и писал другие тексты. То есть это момент сохранения исторической памяти. 

Здесь очень важно, что уже в исламский период… 

М. Родин: То есть после XIII в.

М. Ульянов: Да. Уже как раз накануне прихода сюда голландцев, и потом в местной традиции многие надписи не то, чтобы уничтожались, а получали вторичное использование. Если она стоит на меже, то её можно сохранить как некий документ, что этот род или община получила право на эти земли ещё в стародавние времена. 

Но эта смена могла привести к тому, что священным языком становится язык Корана, и то, что никто не может прочитать, подвергается вторичному использованию. Это могло лечь в основу какого-то культового сооружения исламского периода, мечети, или просто быть во дворе крестьянского дома, дорожкой, по которой ходят люди. 

Некоторые голландцы ездили по деревням и находили эти надписи не в их исконном месте, а в крестьянских дворах. Поэтому здесь археологические исследования могут что-то принести. Но находки носят единичный характер. Это всегда сенсация, всегда случайность. Если они есть, то это сразу входит в науку. И многие учёные, особенно у американцев есть такой подход, сразу начинают переписывать всю парадигму истории. 

Это налагает определённую специфику в изучении. То, о чём вы говорили, вы уже сами попытались реконструировать историю. Потому что мы видим, что это не просто безмолвные пространства. Нет, некоторые возгласы, выкрики всё-таки существуют. И сколько они есть – всё благо.

Здесь очень важен настрой. Когда человек выбирает себе в качестве специализации изучение Юго-Восточной Азии в целом, он должен быть настроен оптимистично к познаваемости истории. Мы должны понимать, что если нам попадается в руки какой-то источник, то мы на основе его должны, обязаны что-то сказать. 

История Индонезии так и строится. Эти надписи собираются. По совокупности внешних и внутренних источников историки пытаются реконструировать основные исторические процессы. 

М. Родин: Давайте подведём к следующему этапу: возникновению больших империй. Что послужило толчком? Что изменило этот мирок разбросанных маленьких государств? Насколько я понимаю, там торговые пути всё-таки как-то повлияли. 

М. Ульянов: Безусловно, это внешний фактор, межрегиональная торговля. Но не нужно абсолютизировать этот фактор. Важно иметь ввиду внутренние социально-экономические процессы. Начиная с первых веков здесь развивается государственность достаточно интенсивно. И этот колоссальный яванский потенциал реализуется тоже далеко не сразу. Но уже где-то к V-VI вв. мы видим, что здесь быстрее, охотнее появляются достаточно крупные государственные образования. 

Поэтому если говорить о переходном периоде, V-первой половине VII вв., то можно зафиксировать, что, скажем, достаточно крупные региональные государства появляются в южной части Суматры. Это бассейн реки Муси. В источниках они имеют разные китайские названия. Первое – это государство Гэ-ин, это где-то III в. В V-VI вв. это же место называется Ганьтоли. И в середине VII в. оно получает своё историческое название, Шривиджая, т.е. «Великая, Святая Победа». Это район современного города Палембанг. Это один мощный центр, который постоянно конкурирует с более северным политическим центром в районе реки Джамби, или Хари. В эти два столетия выясняется, что бассейн Муси всё-таки более перспективен для формирования крупного государства. И в конце концов во второй половине VII в. одерживает верх, присоединяет Джамби к себе, и вот тогда появляется зародыш будущей Шривиджаи, о которой уже можно говорить точно, обстоятельно, подробно. Это особенность малайского мира.

А вот маленькие государства на всём побережье Малаккского полуострова остаются такими маленькими эстуарными государствами. Поэтому, когда возникает Шривиджая, они достаточно быстро становятся подданными этого политического центра. У них не было альтернатив, потому что на севере гораздо ближе к ним по ту сторону Сиамского залива формируется крупное кхмерское государство, сначала Бапном, потом Камбуджадеша. И, конечно, лучше быть подданным родственного в этническом плане, но далёкого государя в районе Шривиджая, чем близкого и немножко чужого, но очень сильного и агрессивного, располагающегося в южной части Индокитайского полуострова. 

М. Родин: Я читал, по-моему, даже в банальном учебнике по истории Индонезии, о двух факторах. О том, что примерно в V в. произошёл скачок в строительстве кораблей и за счёт этого стали более активными связи с Индией. И ещё один фактор: на севере Китая кочевники перекрыли какие-то континентальные торговые маршруты, и поэтому стал более активен путь, о котором мы говорим. 

М. Ульянов: Совершенно точно. Это важные внешние факторы. И то, и другое имело место быть. Действительно, здесь судоходство развивается. В принципе, ещё с античных времён у нас есть изображения на индийских, на яванских памятниках греческих многопалубных суден, которые называются каландис, с очень большим водоизмещением, которые могут пересекать океанские просторы. И их строительство, видимо, становится массовым рутинным делом. И да, действительно, включается южный шёлковый путь, когда северные пути в раннем Средневековье перекрыты степняками. Это, безусловно, стимулирует и развитие Шривиджаи как отдельного центра, который постепенно становится доминирующим во всей западной части Нусантары, и, соответственно, заставляет и яванцев тоже искать некий единый центр власти у себя на Яве. Но это гораздо сложнее, потому что Ява – гораздо более сложный и разнообразный мир. Но в принципе уже в начале VII в. проявляются очертания единого по крайней мере центральнояванского государства. 

М. Родин: Я правильно понимаю, что одним из важных факторов является наличие Малаккского пролива, который нужно контролировать? А там с одной стороны кхмеры к северу, а здесь Шривиджая. И им как-то нужно поделить этот залив. 

Яванские суда. Рельеф из Боробудура

М. Ульянов: Важно, что у нас действительно есть несколько надписей, из которых видны первые внешнеполитические действия правителей в районе реки Муси, которые завоёвывают соседние острова. Там, действительно, есть пролив, через который неминуемо проходят все суда. Но важно ещё и то, что в условиях муссонного судоходства в этой самой Шривиджае, или в Джамби, эти моряки должны прожить примерно пол года, пока поменяются суда. 

М. Родин: Т.е. они неизбежно там останавливаются. 

М. Ульянов: Они не могут проплыть и помахать ручкой с борта корабля. Они должны зайти туда и жить, потому что иначе они не проплывут куда им нужно. Это тоже очень важный стимул. 

И очень важно ещё упомянуть то, что в это время, чуть раньше,  в III-IV вв., распространяется буддизм. И не только торговля – важный фактор, но ещё и распространение буддизма.

Из Китая, Кореи, Вьетнама в это время буддийские паломники в огромных количествах устремляются в Индию. Там на нижнем Ганге университет Наланда, где проходят обучение все будущие великие буддийские монахи. Но они все обязательно живут в Шривиджае, и именно в Шривиджае учат санскрит, проводят первые два-три года, а уже потом их принимают в университет в Наланде.  


Об авторе: Редакция

Подпишитесь на Proshloe
Только лучшие материалы и новости науки

Ваш комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Для отправки комментария, поставьте отметку. Таким образом, вы разрешаете сбор и обработку ваших персональных данных. . Политика конфиденциальности

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.