Яхромский мост

Битва за Москву состояла из многих маленьких сражений, на местах которых теперь стоят памятники, показывающие, как близко враг подобрался к столице. Одним из таких сражений была схватка за Яхромский мост — в ноябре 1941-го немецкие войска перешли канал имени Москвы и оказались на прямом пути к городу. На основе воспоминаний участников тех событий и работы краеведа Василия Карасева Proshloe рассказывает, почему немцы пробились на «московский» берег и как советским бойцам удалось выбить их оттуда всего через два дня.

Мы публикуем эту статью в рамках проекта ОАО «РЖД» «Дороги Победы». 

Яхромский мост сегодня выглядит как обыкновенная бетонная развязка. Старый мост, возвышавшийся над каналом массивной металлической конструкцией, разобрали в начале нулевых. Раньше, если приглядеться, можно было различить у канала рельеф старой линии обороны, но теперь и она заросла. Семьдесят девять лет назад он играл едва ли не решающую роль в битве за Москву, вокруг шли кровопролитные бои, о которых напоминает памятник на Перемиловский высотах.

К концу ноября 1941 года силы Красной Армии были на исходе. К защитникам Москвы еще не прибыло подкрепление из переброшенных с востока дивизий, а враг был уже на пороге. 23 ноября пали Клин и Солнечногорск. Это давало немецким войскам надежду, что им, наконец, удастся добраться до заветной цели. Они планировали обойти Москву с двух сторон и взять её в клещи.

Командование 1-й ударной армии на тот момент расположилось в Дмитрове. Туда прибыл командующий Первой ударной армией генерал-лейтенант Василий Иванович Кузнецов, под чьим руководством советские солдаты в 1945-м возьмут Рейхстаг. Войск в распоряжении у него было очень мало, только силы Дмитровского отряда МЗО (Московской зоны обороны), которых было достаточно не более чем для противостояния диверсантам – все надежды возлагали на подкрепление. В ожидании свежих сил генерал мог только инспектировать рубежи обороны вдоль канала Москва — Волга, естественного препятствия на пути вражеской армии.

Уже 27-го захватчики подошли к Яхроме. От Москвы их отделяло всего 60 километров и канал имени Москвы.

Два моста вели на восточный берег канала: Яхромский шоссейный мост и Рогачёвский мост, который находился ближе к Дмитрову. Главной целью немецких войск стал первый. С его взятием открывался путь для обхода Москвы по северному радиусу, в направлении Ногинска. Войска Вермахта планировали взять мост через канал и создать здесь плацдарм для решительного удара на столицу. 

К вечеру 27 ноября оба моста были заминированы советскими сапёрами. Всё было готово к взрыву, но уничтожать заранее не решились — вдруг удастся отбросить противника и тогда мост понадобится самим. Генерал Кузнецов приказал, чтобы его связали с подрывными командами и попросил в случае продвижения немецких войск прислать по делегату от саперных команд Рогачёвского и Яхромского мостов. Но Кузнецов не предусмотрел, что немцы попытаются взять мост до начала основной атаки. Группа под руководством обер-лейтенанта Райнека ночью обошла советские позиции и в 5:10 утра вышла к мосту, который, судя по всему, оставался практически без охраны. Немцы оказались на восточном берегу ранним утром 28 ноября. Такого маневра противника никто не предусмотрел.

Но как же они взяли мост? Классическая версия советской историографии заключается в том, что немцы переоделись в форму красноармейцев, чтобы пройти мимо советских позиций незамеченными, однако исследователь боев в Дмитровском районе Василий Карасев в ней сомневается. «Операция происходила ночью, в темноте, а там не так просто различить, советская это форма или немецкая. Поэтому я сомневаюсь в этой версии. Я полагаю, что это более позднее объяснение, которое придумали, чтобы оправдать то, с какой легкостью им удалось подойти к мосту, – рассказывает Карасёв. — Сообщения о «переодеваниях» присутствуют в мемуарах и воспоминаниях командиров первой ударной армии. Есть воспоминания одного гражданского шофера, который ехал из Яхромы на восточный берег. Перед мостом его остановили люди, как он говорит, в советской форме. Когда его вытащили из машины, он понял, что это немцы. Но что было видно шоферу в сумерках? В основном головы, а там надел шапку вместо немецкой каски — и уже переоделся».

По словам Карасёва, советские шапки немецкие военные носили не только во время диверсионных действий — просто для тепла. Но в декабре 1941 года это делать запретили. Возможно, из-за случаев дружественного огня по своим. Согласно воспоминаниям руководителя боевой группы генерала Хассо фон Мантойфеля, передовая группа, в шапках они были или в шлемах, действовала быстро и практически бесшумно. О ночном захвате моста никто так и не узнал, пока не встало солнце.

«Райнек с несколькими солдатами первым прошел мост, за ними последовали через мост стрелковая группа, не издав ни единого выстрела, и далее прошла вся боевая группа, – пишет генерал. –. План захвата полностью удался, равно как и все мероприятия по образованию на восточном берегу канала, предмостового укрепления и плацдарма для огневой защиты. Транспортные машины и гужевые повозки по-прежнему еще двигались через мост. В результате ударной группе удалось захватить 40 пленных и получить в качестве трофеев 6 грузовиков» (водитель одного из которых и оставил воспоминания, упомянутые выше).

7-я танковая дивизия вышла на подступы к Яхроме еще 27 числа. Немцы двигались скрытно, через лес, по пересеченной местности, не привлекая к себе внимания. Всем было строжайше запрещено покидать лесополосу. Несколько местных, которых встретили на пути, заперли в домах, чтобы они не успели донести о передвижении вражеских частей красноармейцам. Через глубокий снег вперед шла инженерная группа, которая бензопилами прокладывала просеки для продвижения тяжелой техники, разведывательных машин (SPW) и танков. Бензина было немного, но обеспечить плацдарм для переброски основных сил на восточный берег было необходимо. Немцы вели бои на подступах к Яхроме и изрядно нашумели. Донесение о подходе немецкой дивизии вовремя пришло в штаб нашей армии.

Как и писал Мантойфель, который впоследствии получил за эту операцию рыцарский крест, план полностью удался. Даже передвижение танков по мосту в предрассветные часы прошло незамеченным, и к тому моменту, когда наконец рассвело, боевая группа уже успела закрепиться на новой позиции и установить артиллерийские орудия, саперы принялись разминировать мост. В городе, который только начинал просыпаться, ни о чем не догадывались.

«В самом городе население не заметило нашего продвижения. Около 7 часов утра 28 ноября люди устремились на фабрику. К 8-ми часам утра заработал хлебозавод. Когда стало светлее население всё заметило, общественная жизнь замерла, фабрика закрылась», – вспоминает Мантойфель.

Ранним утром немецкие танки вышли к позициям красноармейцев. Большую часть войск, находившихся в этом районе, составляла пехота. На помощь ей спешил бронепоезд, но первый удар пехотинцы приняли на себя. В штабе 30-й армии о происходящем еще не подозревали. «Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нет, только трёхорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви, неизвестно, кому подчинена. А южнее города, уже на восточном берегу канала Москва — Волга, слышна частая стрельба танковых орудий, – писал в своих воспоминаниях генерал Д.Д. Лелюшенко. – Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползёт более двух десятков вражеских танков. Перед ними отходит наша мотоциклетная рота, накануне посланная в разведку. Критическое положение! Противник вот-вот ворвётся в Дмитров, а здесь штаб армии, и войск нет».

Мотоциклетная рота, которая упоминается в мемуарах военачальника – это, возможно, часть 11-го мотоциклетного полка, который был направлен в район Яхромы для обеспечения этого района за два дня до описываемых событий. Однако, кого именно увидел Лелюшенко, неизвестно: по словам Карасёва, мемуары генерала изобилуют несостыковками и опираться на них как на надежный источник не стоит. Но отступать действительно начали — к началу боя в полку было чуть больше ста человек.

Вот как описывает происходившее один из местных жителей:

«Мы с двоюродным братом Виктором взяли с собой необходимое на первое время и пришли к отцу в ФЗУ. Там стоял батальон мотоциклистов с одной пушкой. Немцы уже рядом. Один боец вышел, вскоре вернулся и сообщил, что там немцы. Нужно было срочно уходить. Мотоциклисты поехали в сторону больницы, до самой церкви. Развернулись, сделали несколько выстрелов и быстро уехали к Москве. А мы, человек 15, пошли к железнодорожному мосту» (также Яхромскому, но в стороне от вражеских позиций, – прим. Ред.).

В это время по Яхроме на западном берегу канала ударил вражеский батальон с 10-15 танками и, как пишет генерал Кузнецов, не проявив должной настойчивости, красноармейцы отступили. Преградить путь немецким танкам они, по объективным причинам, не смогли, так как не имели даже противотанковых гранат. При этом часть войск попала в окружение и оборонялась весь световой день. Пока на восточном берегу разворачивалась битва за Яхромский мост, у немцев за спиной, в самой Яхроме, оставался очаг сопротивления, который требовал сил и внимания. Немецкие войска заняли часть села Перемилово на восточном берегу, им на подмогу через мост подошли танки под командованием капитана Шрёдера. Они отбили советские укрепления и были готовы отогнать остатки пехоты.  Но в этот момент к их позициям подошёл бронепоезд.

«Бронепоезд рванулся навстречу фашистским танкам. Вот они показались, меченные крестами. Четыре 76-миллиметровые пушки с двух бронеплощадок открыли огонь. Сразу же вспыхнули три вражеские машины. Движение гитлеровской колонны к Дмитрову притормозилось, – пишет в своих воспоминаниях генерал Кузнецов. – Чтобы увеличить сектор обстрела, капитан Малышев решил отцепить от состава самоходную бронеплощадку. Она отделилась от бронепоезда и выдвинулась вперёд к мосту. В ход пошли пулемёты, начали косить гитлеровскую пехоту на автомобилях. С платформы соскочили наши десантники и заняли оборону. Увидев пришедший на помощь бронепоезд, усилили пулемётный и ружейный огонь со стороны Пермиловских высот и наши разреженные стрелковые подразделения».

Бронепоезд войск НКВД №73 под командованием старшего лейтенанта Малышева был оснащен четырьмя 76-мм орудиями и двумя десятками пулемётов. Вести бой с танками, которые находились у моста, могло вести только одно, головное, орудие передовой бронеплощадки — остальные три в силу конструкции смотрели в сторону реки, а не на противника. Через некоторое время бронепоезд был разбит, остальные части состава получили серьезные повреждения, но главную свою цель он выполнил – выиграл время для подхода подкреплений из 1-й ударной и 30-й армий.

В штабе 30-й армии, который располагался в Дмитрове, понимали, что нужно немедленно остановить противника у моста, в Яхроме, не дать ему прорваться дальше, а в идеале — отбросить обратно на западный берег. К тому моменту, как к немецким войскам вышел бронепоезд, генерал Лелюшенко уже почти добрался до моста с восемью танками, которые ударили по противнику со стороны. Чуть позже к нему подошло подкрепление еще из шести машин из Дмитрова. «Выжимая всё из потрёпанных в боях и много раз ремонтированных танков, мчимся к железнодорожному мосту, – пишет в своих воспоминаниях командир танкового полка 8-й тбр, который и привёл на подмогу шесть танков. – У железной дороги разворачиваю колонну в боевой порядок. Сразу же завязывается ожесточённая схватка. На помощь вражеской пехоте подошли до десятка танков. Они начали из-за канала интенсивно обстреливать нас. К ним присоединилась артиллерия. Вокруг наших машин все ближе стали рваться снаряды. Приходилось то и дело менять позиции».Через несколько часов к Перемиловским высотам подтянули красноармейские резервы — 50-я стрелковая бригада 1-й ударной армии и лыжный батальон. Теперь советские войска превосходили силы группы генерала Майнтофеля. Бой продолжался. Подкрепление, которого ждал немецкий генерал, чтобы продолжить продвижение к столице, не пришло. Командующий группой «Центр» решил не рисковать.

«Генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, командующий группой армий «Центр», давно видел недостаточность сил для обхода Москвы и ее окружения. Но до 28 ноября он еще рассчитывал на успех, считая, что резервов нет и у Красной Армии. Однако, когда 7-я танковая дивизия с такими резервами столкнулась, он отказался от амбициозных планов и решил искать успех в прямой атаке столицы с северо-западного направления. Для этого его войска напротив Дмитрова и Яхромы должны были перейти к обороне на западном берегу канала и направить основные силы к Москве по Рогачевскому шоссе в район Красной Поляны, куда уже устремились войска V-го корпуса, в частности, 2-я танковая дивизия. Но на Рогачевском шоссе в решающие дни 29 и 30 ноября путь немцам преградила группа Захарова. А на следующий день в районе Красной Поляны начала занимать позиции 20-я армия, которая окончательно остановила врага. Тем самым план захвата Москвы был сорван окончательно».

Группа Майнтофеля, которая еще утром чувствовала себя триумфаторами после успешного и чистого захвата моста, получила приказ возвращаться. Преимуществом, которое обеспечила группа в начале дня, не смогли воспользоваться. В 22:15 пришел приказ оставить плацдарм и отвести войска на западный берег канала. Мост подготовить к взрыву и взорвать только при угрозе захвата советскими войсками. Здесь лукавить в мемуарах начинают и немцы. По словам Майнтофеля, мост они после отступления взорвали, но результат был недостаточно эффективным из-за отсутствия взрывчатки. Василий Карасев считает, здесь немецкий генерал идёт против истины — после разминирования моста утром 28 ноября у частей Майнтофеля оставалось достаточно взрывчатки, чтобы взорвать его целиком, но подорвали только часть дорожного полотна. Вероятно, немцы оставляли для себя возможность вернуться.

Но у советских войск были другие планы на мост, и 29 ноября он был взорван. При каких именно обстоятельствах это произошло, непонятно. Версии разнятся. «Техника описана, а конкретная череда событий – нет. В документах Московской зоны обороны есть схема минирования моста. Генерал Галицкий, которому поручили взрыв моста описывает, что все прошло успешно, пусть и нервно: раз взрыв – мост стоит, два- стоит, после четвертого рухнул. Заряда как раз и было четыре по плану, просто подожгли их в разное время и сработала взрывчатка не вся разом, а не то что якобы взорвали только с четвертой попытки» – объясняет Карасёв.

Существует версия, что во время операции вся группа саперов, которые отправились взрывать мост, погибла, и в живых остался только один человек по фамилии Бабаджанов, который всё описал. А если верить другим рассказам, то все прошло прекрасно, а сапёры вернулись без потерь. Однако никаких наградных листов, подтверждающих это, найти не удалось.

По словам Карасёва, чтобы разобраться, что на самом деле происходило у Яхромского моста, приходилось сопоставлять воспоминания советских военных с немецкими, радиограммы и приказы, полученные обеими сторонами, и отсекать лишнее, слой за слоем отбрасывая информацию, которая стала источником для многих мифов вокруг решающего боя битвы под Москвой.

От 28 ноября, главного дня сражения у Яхромского моста, Василию Карасёву удалось найти всего один документ: «От этого дня остался всего один документ – донесение старшего лейтенанта Малышева, командира бронепоезда. На следующий день после битвы 50-я бригада отправила короткое донесение в штаб, мол, выполняя ваш приказ, отбросили противника на другой берег. Все остальное было написано уже позже, по памяти, – рассказывает Карасёв. – А человеческая память, к сожалению, бывает очень ненадежной. Кто-то запоминает свой первый бой, или тот бой, в котором он был ранен. Остальное помнит уже не так хорошо, и в итоге рассказы часто бывают путаными, а некоторые, хоть и складными, но не соответствующими действительности».