09.04.2020     0

Забавы придворных


Впервые на русском языке: фрагмент из сборника историй Вальтера Мапа

В августе 2020 года в издательстве «Наука» впервые на русском языке выйдет сборник анекдотов, вымышленных историй и случаев из придворной жизни в переводе доктора филологических наук Романа Шмаракова и под редакцией историка Олега Воскобойникова. Какие байки о королевских дворах могли рассказывать друг другу Вальтер Мап и средневековые английские историки Вильям Ньюбургский и Гиральд Камбрийский? Поговорили с переводчиком книги и публикуем несколько ироничных рассказов из сборника.

Вальтер Мап (ок.1140—1208/1210) — английский священнослужитель и писатель, принадлежал к группе образованных светских придворных короля Генриха II. Его сочинение «Забавы придворных» дошло до нас в единственной рукописи и впервые было опубликовано в середине XIX века, а до этого Мапу приписывали совершенно другие тексты, он считался поэтом-вагантом, человеком, приложившим руку к романам Артуровского цикла.

Писатель и переводчик Роман Шмараков о работе над книгой:

Роман Львович Шмараков — доктор филологических наук, доцент НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург). Переводчик Пруденция, Иосифа Эксетерского, Алана Лилльского, Вальтера Мапа и других латинских авторов.

«Я переводил Мапа по множеству причин: это один из лучших латинских прозаиков XII века, а там большая конкуренция; это бытование жанра exempla вне церковной сферы, то есть важная часть предыстории европейской новеллистики; интересно посмотреть на чувство юмора 840 лет назад, сильно ли оно изменилось; наконец, это переводческая задача, которую сложно и интересно решать: подвижный стиль человека, то пишущего быстро и сжато (местами мне казалось, что это какая-то новелла Мериме), то вдруг вспоминающего, что он все-таки выдающийся стилист, и начинающего сыпать риторическими красотами (раздосадованные медиевисты выражались о Мапе в таком духе: «Порой он пишет на латыни в стиле, прямом, ясном и свободном от чрезмерной витиеватости, выгодно отличающем его от любого писателя послеклассического периода. В других случаях, однако, его сентенции запутанны, полны натянутых фигур и ученых ссылок, отмечены повторениями, антитезами, аллитерациями, ассонансами» (М. Огл); «Стоит ему отказаться от своей эвфуистической балансировки и аллитераций, каламбуров, кончетти и классической мифологии, он – оживленный рассказчик с резким, быстрым стилем и природной удачливостью в выборе слов» (Дж. Хинтон). Наконец, надо же публике правду сказать, а то она думает, что все хорошее в литературе началось сто лет назад, а это не так.

Работа над переводом была на редкость долгой: я взялся за Мапа еще в 2012 году, потом забросил, доделал перевод за несколько месяцев в 2015 году для издания, которое не состоялось – и к лучшему: за это время я несколько раз переработал свой перевод, в частности, сверив его с двумя английскими (это большое подспорье: Мап – ученый писатель и часто очень темный стилист), сделал объемный раздел дополнений, расширил комментарий, и теперь эта книга чуть ли не вдвое больше, чем была в 2015 году.»

Поскольку я отношусь к числу переводчиков, без тени сомнения передающих рифмованную прозу рифмованной прозой, и уверен, что любую игру словами, даже самую натянутую, надо хотя бы попытаться передать по-русски, прежде чем выкинешь белый флаг в комментарии, между мной и текстом Мапа не возникает принципиальных проблем, а только технические. Это не отменяет того факта, что внутренний смысл прозы Мапа и ее механизмы не всегда понятны (например, прагматика его игр с английской историей в последнем разделе «Забав придворных»: какова цель всех этих многочисленных и очевидных искажений исторических фактов, какими эстетическими соображениями они мотивированы?..). Было бы самонадеянно считать литераторов XII века более простодушными, чем современные: думаю, в области того, как средневековый автор строит свой текст и сколько уровней глубины в него закладывает, нас еще ждут удивительные открытия.

Коронация Генриха Молодого Короля, сына Генриха II, и пир в его честь (14 июня 1170 г.), из жития святого Томаса Бекета. Датируется ок. 1220-1240 гг.

X. О порождениях ночи

Есть там и порождения ночи – сова, ночной ворон, стервятник и филин, чьи очи любят тьму, ненавидят свет36. Им велено кружить, прилежно высматривать и доносить правдиво обо всем добром, что принадлежит Юпитеру, и порочном, что достается Диту. Всюду расставляют они тщательные ловушки и с великой жад­ностью мчатся на смрад мертвечины37; пожрав ее в тиши и тайне, по возвращении они хулят что угодно, кроме того, что сами тайно и грабительски присвоили. Посылает и двор тех, что у него зовутся судьями, шери­фами, заместителями шерифа, бейлифами, чье дело – ловко выпытывать. Они ни­чего не оставят нетронутым, ничего неиспробованным; как пчелы, они жалят невинных, но без вреда для своей утробы, и садятся на цветы, чтоб вытянуть меду38. И хотя при начале своей власти они клянутся пред высшим судьею верно и без­ущербно служить Богу и ему39, воздавая кесарево кесарю, а Божие – Богу40, но подкуп их совращает, так что они с агнцев сринут руно41 и невредимыми выпустят лис, за которых ходатайствует серебро, ибо они знают, что «подарки дарить – дело, где надобен ум»42.

Среди помянутых судей церковные обычно оказываются жесточе мирян. Причину этому я знаю лишь ту, которую представил знатному мужу Ранульфу Гленвилю43, спрашивавшему меня, почему же родовитые люди в наших краях или гнушаются, или ленятся отдавать своих детей в обучение, хотя лишь свободным44 по праву позволено учиться искусствам, кои потому и зовутся свободными.

Рабы же, называемые у нас селянами, пекутся на­ставить свое подлое и низменное потомство в науках, ему неподобающих, не чтобы те простились с беспутством, но чтоб наполнялись богатством – и чем они ученей, тем опасней. Ведь науки суть мечи сильных, разнящиеся сообразно владельцу: в руке доброго государя миротворны, в руке тирана – смертоносны. Выкупают рабы своих чад у господ, ратует алчность с обеих сторон – и побеж­дает, когда свобода дается врагу свободы.

Несравненный стихотворец45 весьма ясно показал это, молвив:

Горше нет ничего, чем низменный, в выси взошедший,

и далее; и еще:

…и зверь никакой не ужасней,

Чем беснованье раба, что терзает спины свободных.

Помянутый муж одобрил это суждение.

Недавно вышло так, что некий аббат добился, чтобы его сделали одним из этих судей, и обдирал бедных свирепей любого мирянина, может быть, надеясь достичь епископства благодаря влиянию, приобретенному от своей наживы; но вскоре отмщенье пришло к нему и заставило вонзить в себя зубы и сгинуть, грызя себе руки.

Я видел ворон, подвешенных над брошен­ным в землю зерном, чтобы другие, видя их повешенными, страшились и сторонились такой участи; и они сторонятся. Но те, кого Господь называет сынами века и признает «мудрейшими, нежели сыны света», оговаривая: «в роде своем»46, не уст­рашаются и не боятся участи этого аббата, хотя у них пред глазами есть и другие – например, двое вельмож, коих, разбитых параличом, один и тот же годовой круг уложил расслабленными в кро­ватях.

Я свидетельствую о дворе то, что видел. Но круженье огней, гус­тоту мрака, потоков зловоние, скрежетание великое демонских зубов, встревоженных духов тонкие и жа­лобные стоны, червей, и гадюк, и змиев, и всяких пресмыкающихся гнусное ползанье и рыканье нечестивое, смрад, плач и страх – если бы все это я захотел аллегорически истолковать, среди придворных дел не оказалось бы не­хватки в соответствиях; это, однако, заняло бы больше времени, чем у меня есть. Кроме того, щадить свет, кажется, свойство светское; достаточно на сказанных основаниях заключить, что двор – место карательное. Не говорю, однако, что двор – это преисподняя, ибо это ни из чего не следует, но он почти так же с нею схож, как с конской подковой – кобы­лья.

И мы не можем переложить вину на господина и правителя нашего, ибо нет в мире ничего спокойного и никто не может долго наслаждаться безмятежностью: повсюду дает нам Бог свидетельства, что не следует здесь искать града пребы­вающего47, и нет мужа столь великой мудрости, что управлялся бы с одним-единственным домом, не расстраивая его какой-нибудь ошибкою48.

Сам я правлю невеликой толпой, но и этого невеликого семейства не могу удер­жать бразды. Мое старанье – посильно быть всем им полезным, чтобы не было у них нехватки в еде, питье или платье. А их забота – на всякий лад выскре­бать из моего имения, чтоб увеличить своё: что принадлежит мне, это у них «наше», а что каждому из них, это «своё». А скажи я что-нибудь против одного из них, он начнет запираться и призовет других на подмогу. Если же кто из домо­чадцев станет свидетельствовать в мою пользу, назовут его льстецом.

«Ты на сто­роне хозяина; лжешь, чтобы ему угодить; ты славно отработал свои подарки; но мы будем держаться правды, пусть и попадем до поры в немилость». Так шипят они, когда я слышу. Как же обходятся и говорят с ним поодаль от меня? Конечно, такому он подвергнется пренебрежению и отвращению, что впредь побоится быть правдивым. Эти-то люди, немилосердные к моим долгам и прибыли, усердно тешат свою ут­робу и спину за мой счет. Меж ними хвалят того, кто морочит хозяина, чтоб по­мочь рабу, и одобряют его за верное товарищество; а преуспевший в неправде смеется вместе с другими, что одурачил господина, и коли заставит меня промах­нуться, упивается промахом и, отвернувшись, строит мне аиста49. Если же я благо­разумно сделаю что-то для них обременительное, является ко мне кто-нибудь с унылым видом, с лицом удрученным и, притворно вздыхая, начинает: «Не печалься, дражайший хозяин; люди говорят, что ты сделал то-то; мне – видит Бог – это дело по нраву и кажется добрым, но они крепко порицают». После него явится, сам по себе, еще один, с подобной же рацеей, за ними третий с тем же уроком, и не уймутся, пока не принудят усомниться и отступить от ис­тины. Никто из них не уточняет, дескать, «тот говорит о твоем поступке так-то и так-то», но «люди так говорят». Кто обвиняет всех вообще, извиняет каждого; не указывает, с кем мне спорить, чтобы не открылось его лукавство. Слуга, что пытается угодить мне бережливостью, наталкивается на общую неприязнь; ему гово­рят: «Хорошо было в доме, пока ты не явился; ты опрокинул весь дом, ты стыд и по­зор дому и хозяину; о, ты увидишь, какой мзды добьешься; сколь почтителен ты к хозяйской мошне! И что, по-твоему, выйдет из этой скаредности? Что сделает хозяин со столь обильной прибылью? Скопит богатство, говоришь? Да неужели тебя сделает наследником? или сам его зарежешь, чтобы всё умыкнуть? О да, знатное богатство ты ему скопил – отчуждение и неприязнь всех друзей, прежде его почитавших, словно Господа. Ты вроде дурня, что землю щадит и с голоду пропадает; думаешь, Бог покинет хозяина или обманет? Считаешь себя умником, но ты глупец». Такими забранками допекаемый, один мой слуга пришел ко мне со слезной жалобой. Я ему: «Брат, ступай. Воистину, никто не может служить двум господам50; ты, наставляемый Богом, добр и верен, они же, водимые дьяволом, дошли до осуждения верности. Никто в своем уме не выберет из этих двух худшее, отказавшись от лучшего». А он на это: «Не могу я один против всех; лучше мне сдать свои дела, нежели разрываться в этих ссорах; прощай». Из-за этой выходки я лишился доброго служителя и порадовал че­лядь. Тогда, видя их лукавство, я созвал всех и объявил, как лишился доброго слуги, уязвленного не знаю чьей сварливостью. Тут все давай оправдываться, говоря с клятвою51: «Изменник тебе тот, кто у тебя доброго слугу отнял». Я спросил их совета, кому передать заботу и службу ушедшего, – чтобы выбрать не кого они хотят, а кого не хотят; я ведь был уверен, что получу от них песий совет. Это старая и известная притча: хозяин с женой толкуют, какого мяса положить в горшок; хозяйка говорит – бок, хозяин – хребтину; пес ему: «Хребтину, хозяин» – дескать, «добейся своего, ты же хозяин, а я наемся сытнее». Я знал, что они дадут подобный совет, то есть к своей выгоде, не радея о моей. Видя, чего они хотят, я отложил исполнить их просьбы и доверил отроку, еще боявшемуся розги, попечение обо всем, пригрозив, чтобы ничего не делал без моего ведома. Сперва он боялся и поступал хорошо. Тут они взялись за воровство, расставляя ему ловушки. Он искал пропажи, вздыхал и плакал. Я знал, что творится. Они валили вину на меня, затем что столь важную службу я вверил простецу, и прибавляли: «Все дивятся и печалятся из-за вас, с позволения сказать». – «Скажите, позволяю». – «К примеру, что вы, такой добрый, так внезапно переменились, впали в та­кую разительную скупость и всё хотите знать и держать под строжайшим над­зором. Все мы смущены тем, что о вас говорят». Молвив это, они затеяли дело жестокое. Они выходили на распутия и стогны и объявляли, что посланы мною, чтобы заставить странников войти52. Бывшие со мною в доме встречали гостей с великим почтением, говоря, что я жаждал их видеть, и упрашивали при­ходить чаще. Потом они бежали ко мне, чтобы возвестить, что прибыли гости, люди досто­почтенные, и понудить меня к радушию против охоты. Та­к они расточали еду и питье и, зная, что мне это немило, ублажали свою глотку сверх всякой меры у меня на глазах и неукоснительно заставляли мо­гущих и не могущих, хотящих и не хотящих расточать всё, словно заботясь лишь о моей чести; в добром согласии с заповедью Господней они не по­мышляли о завтрашнем дне53, но спускали все из дому. Когда я уличал их в опьяне­нии, они клялись, что веселы, а не хмельны, и что я жесток, коли осуждаю доброхотные старания о моей чести. Поутру возвращаясь из церкви, я видел большой огонь и вокруг него вчерашних гостей, которых надеялся не застать, а челядь говорила мне тайком: «Они хотят завтракать; думают, постоялый двор далеко, и не знают, найдут ли там что. Кинь топорище за лезвием54; ты хорошо начал, надо и кончить хорошо. Не тревожься: Бог не все еще роздал. Ты не тратишь сверх того, что у тебя есть; положись на Господа. Идет молва в народе, что тебя поставят епископом. Прочь всякую бережливость! Расточи всё, бестрепетно рискни всем, чем можешь; отважным в помощь Фор­туна55. От тебя требуется весь пирог, ибо от одной крошки не будет проку. Соберись с духом и силами; ничего не удерживай, не то повредишь грядущему успеху». Когда же эти гости уходят, они тотчас зазывают новых, а пе­ред их появлением идут ко мне с плачем, что ватага гостей вконец их изнурила, и разоряют меня, будто горюя о своем веселье.

Перевод, статьи, примечания: Р. Л. Шмараков
Ответственный редактор: О. С. Воскобойников
Серия: «Литературные памятники»
Издательство: «Наука», Санкт-Петербург
Оформление переплета: П. Э. Палей
Дата выхода: август-сентябрь 2020

Средь сих домочадцев есть у меня племянники, которые заправляют моими делами, и никто не может им перечить. Это отважнейшие мои противники; что я ни трачу на них, принимают как должное, а потому не чувствуют и не выказывают мне благодарности; передай я им все имение, удержав хоть что-то, для них полезное, они вменят отданное ни во что, более того, все отвергнут и, раздраженные, обратятся в лук негодный56, будто я рожден не для себя, а для них, и будто они хозяева, а я раб, не для себя, но для них всё наживший. Домохо­зяин у Теренция, на чье добро сыскались подобные спасители, говорит: «Я один – мое достояние» 57, и если не каждый, то многие хозяева могут так молвить. Воистину, совсем одолели меня мои – а лучше сказать, свои, поскольку лишь себе усердно слу­жат. Пока им тут внове, многое делают с почтением, а потом уже с нераде­нием. Есть у нас один домохозяин, что ежегодно приискивает себе новых слуг; из-за этого многие порицают его переменчивость, мне же он кажется муд­рым и предусмотрительным, ибо держит слуг в страхе и внимании.

Все это – в защиту нашего короля: как он обуздает тысячи тысяч и управит их в мире, если мы, скромные домохозяева, не в силах сдержать немногих? Подлинно, в каждом доме – один раб и множество господ, ибо кто начальствует, тот служит всем, а кому он служит, те глядят господами. А двор наш, сравнительно с прочими, живет среди опаснейшего вихря, колеблемый и блуждающий.

XI. О короле Герле64

Был один-единственный двор, подобный нашему, как свидетельствуют басни, рассказывающие, что Герлу, короля древнейших бриттов, склонил к договору другой король, что казался пигмеем по малости роста, не выше обезьяны. Как говорит басня, этот человечек приблизился, восседая на большом козле65, – муж, подобный Пану, как того изображают66: с раскрасневшимся лицом, с огромною головою, с бородою рдяной, окладистой, до груди спа­дающей, в пятнистую оленевину пышно облаченный, с волосатым брюхом и го­ленями, переходящими в козлиные копыта. Герла беседовал с ним наедине. Гово­рит пигмей: «Я, король многих королей и князей, несметного и бесконечного на­рода, отряженный ими к тебе, прихожу охотно; правда, тебе я безвестен, но я ра­дуюсь молве, что вознесла тебя выше других королей, и поскольку ты велик и всех ближе мне и по месту, и по роду, то заслуживаешь, чтобы я почтил и прославил своим присутствием твою свадьбу, как скоро король франков отдаст за тебя свою дочь, како­вое дело уже улажено, хотя ты о том не ведаешь, и послы явятся нынче же. Поставим же между нами непреложный уговор, что сперва я посещу твою свадьбу, а ты мою в тот же день годом позже». Молвив это, он быстрей тигрицы67 обратил к ко­ролю хребет и исчез с глаз долой. Король, вернувшись в изумлении, встретил послов и принял их предложения.

И вот он за свадебным пиром сидит во всей пышности, как вдруг перед первой переменой блюд объявляется пигмей со столь великим полчищем себе подобных, что столы переполнились и больше народу расселось сна­ружи, чем внутри, в шатрах, принадлежащих пигмею и в один миг поставленных. Выскакивают оттуда служители с сосудами, выделанными с неподражаемым искусством из цельного драгоценного камня, наполняют палаты и шатры золотой и самоцветной утварью, никакого питья и снеди не подносят ни на серебре, ни на дереве; они всюду рядом, где в них нужда, и не от королевского или иного добра подают, но все расточают из своего68, и принесенное ими с избытком утоляет все желания. Что приготовлено Герлою, все цело; слуги его сидят в праздности, их не зовут, они не подносят. Кругом ходят пигмеи, вызывая общее одобренье, драгоценностью риз и каменьев, словно светильниками, озаренные паче прочих, никому ни словом, ни делом, ни присутствием, ни отсутствием не докучающие. Король же их, пока его служители в разгаре трудов, обращается к королю Герле так: «Наилучший из королей! Бог свидетель, что по нашему условию я присутствую на вашей свадьбе; если на ваше усмотрение захотите от меня большего, чем здесь видите, исполню без упущений и с охотою; а если нет, не мешкай с отплатой за честь, оказанную тебе, когда я того потребую». Вымолвив это и не дожидаясь ответа, он поспешно ушел в свой шатер и в час, как запели петухи, удалился со своими людьми.

Пир при дворе Мелиасина, ок. 1270 гг. (The Count of Méliacin by Girardin d’Amiens, Unknown Miniaturist)

По прошествии года, внезапно явившись пред Герлой, он требует исполнить договор. Тот соглашается и, приготовив вдосталь, дабы отплатить по справедливости, идет, куда его ведут. Вступают они в пещеру в высочайшей скале и после недолгого мрака – уже на свету, не от солнца или луны исходившем, но от многих светилен, шествуют к дому пигмея – обители, во всем прекрасной, как Назон описывает чертог Солнца69. Когда справили свадьбу и король отплатил пигмею, как должно, Герла, получив позволение, уходит, обремененный подаренными конями, псами, соколами и всем, что наипаче пригодно для охоты и птичьей ловли. Пигмей провожает их до места, где начинается мрак, и дарит королю небольшую собаку-ищейку, помещающуюся на руках, настрого запрещает любому из королевской свиты спешиваться, прежде чем собака спрыгнет из рук того, кто ее будет нести70, и, распрощавшись, возвращается домой. Вскоре Герла выходит на белый свет и, вновь оказавшись в своем королевстве, заговари­вает с престарелым пастухом, спрашивая новостей о своей королеве, которую называет по имени: пастух же, с изумлением на него взирая, говорит: «Господин, я едва разу­мею твой язык, ведь я сакс, а ты бритт, имени же такой королевы я и не слыхивал, вот разве что, сказывают, встарь прозывалась так королева древнейших бриттов, супруга короля Герлы, который, говорят, пропал вместе с каким-то пигмеем подле этой скалы и больше на земле не появлялся. А этим королевством уж двести лет как владеют саксы, изгнав его обитателей». Ошелом­ленный король, который думал, что пробыл там всего три дня, едва удержался на коне. Иные из его спутников, забыв о наказах пигмея, спешились пре­жде, чем спрыгнула собака, и тотчас рассыпались в прах. Король, уразумев причину их истленья, под страхом подобной кончины запретил кому-либо касаться земли прежде, чем спрыгнет собака. Собака же и доныне не спрыгивает.

Басня говорит, что этот король Герла, бесконечно блуждая, описывает безумные круги со своим отрядом, без отдохновения и остановки. Многие утвер­ждают, что не раз видели этот отряд. Но наконец, в первый год по коронации нашего короля Генриха, прекратил он, говорят, посещать наше королевство так часто, как прежде. Многие валлийцы видели, как он погружался в реку Уай в Херефорде. С того часа успокоился этот призрачный обход, как будто нам оставил свои блуждания, а покой – себе71.

На нашего короля, однако, я никак не дерзну наговаривать, ибо в столь великом чертоге, где столько тысяч разных умов, будет великое заблуждение и великая смута, затем что ни сам король, ни иной кто не может запомнить имени каждого, а тем паче – сердца их проник­нуть; никто не способен управлять домочадцами, чьих помышлений и языка – я имею в виду, речей их сердца58 – не ведает. Господь отделил воды от вод, народ от народа, испытатель сердец и чиститель их, высоко восседающий и сильно власт­вующий; но невозможным кажется, чтобы наши исполины не стенали под во­дою59.

Ты слышал, что все дворы беспокойны, кроме того единственного, куда мы призваны. Лишь град, Господом управляемый, вкушает мир, и нам обещано, что это град пребывающий60. И мне ли, дорогой мой Джеффри61, придворному (не скажу остроумному – отрок я и говорить не умею62), кандальнику и изгнаннику при дворе, правдиво мною описанном, ты велишь философствовать – мне, признающему себя Танталом этого ада? Как могу я, жаждущий, напоить других? Поэзия – дело ума спокойного и воедино собранного. Что нужно поэтам, так это надежное пристанище и прилежность; не поможет наи­лучшее состояние тела и имения, если не будет внутреннего мира безмятежному духу; посему требуешь ты от меня чуда не меньшего – а именно, чтобы чело­век неученый и неискушенный взялся писать, – чем если бы велел запеть но­вым отрокам в печи второго Навуходоносора63.

XXIV. О Конане Бесстрашном426

Конан Бесстрашный, прозванный так, потому что никогда не знал боязни, грабитель и вожак разбойников, желая ограбить рыцаря, жившего над Северном в Гламоргане, мужа отважного и богатого, вышел в одиночестве из леса, что господствовал над всей областью, в лесу же спрятал большой отряд, устроив безвредному вредоносную засаду. Когда же под вечер он увидел, что другой рыцарь поспешал к дому вышеупомянутого рыцаря, что он выслал вперед пажа и был принят как гость, Конан вернулся к сотоварищам и сказал: «Этого человека, которого мы затеяли обобрать, надобно оставить с миром, ибо он оказал гостеприимство рыцарю, просившему о том во имя милосердия, как у нас в обычае, и в его лице оказал гостеприимство Богу, против Которого всякий бой неравен427». Сыплются при таких словах на него отвсюду ужимки и насмешки: «Ба! как справедливо зовут его Бесстрашным!» и другие попреки в этом же роде.

Предпочитая смерть обвинениям в малодушии, он последовал за остальными, и в предрассветный час они подошли к дому рыцаря.

Подымаются на них псы, кои при виде множества людей, как обычно, выбегают со двора и лают снаружи. Гость лежал в зале под большими окнами, подходящими близко к земле; по лаю он понял, что подступила большая сила; в спешке и молчании набрасывая на себя кольчугу, держа копье в руке, он стоит посреди зала против окон, прислушиваясь, и слышит толпу, хотя они и пытались не шуметь. И вот племянник Конана, украдкой открыв окно, заносит ногу, чтобы войти, но рыцарь тотчас вонзает ему в сердце копье и отбрасывает его назад. Брат его, думая, что тот отпрянул от страха, с бранью его обходит, и тот же рыцарь его отражает, нанеся такую же рану. Тогда Конан, забрав мертвых, поспешно отступает, говоря своим людям: «Я знал, что Бог внутри; я знаю также, что Иуда Маккавей, сильнейший из воителей Божиих, сказал: “Не во множестве войска победа на брани, но от небес бывает сила”428. Посему я боялся учинять это нападение, и не преминул Господь отмстить кичливые попреки на моих племянниках».

XXV. О воре Хевеслине429

Хевеслин из Северного Уэльса, носивший уздечку на шее и шпоры на поясе, получил пристанище в Южном Уэльсе в доме Траера. После трезвого и скудного ужина они долго сидели в молчании, и вот он говорит Траеру: «Вы все дивитесь, однако из уважения к нашим обычаям никто не спрашивает, кто я и откуда. Но коли всем вам хочется это знать, я из северной части Уэльса, а в южные края меня привлекла молва о чистокровной кобыле, которую человек, живущий на границе наших и ваших земель, стережет так усердно, что вот уже целый месяц тщетны мои засады и пусты мои усилия, хотя эти вот приметы, уздечка и шпоры, у меня всегда спрятаны, как оно следует».

Засмеялся Траер и ответил: «Воистину, заслуженно и справедливо наши называют ваших боязливыми и мешкотными. Любой из наших предпочел бы ради славы быть схваченным за дерзким, хотя и безрассудным, воровством и в горьких муках с жизнью проститься, нежели в вялой праздности канителиться целый месяц с драгоценной добычей; гляди, какой ты убогий лентяй, – даже не краснеешь, когда признаешься в таком позоре! Скажи мне, кто хозяин этой кобылы, где и как ее стерегут, и обожди меня с моей женой и детьми до третьего дня с моего прихода на место: или ты услышишь, что я славно умер, или, тебе на удивление, я ворочусь с добычей».

Тот ему: «Много мы слыхали дерзкого самохвальства от ваших людей, которое кончает, как росток тамариска, обращенный в веник. Известный тебе Кадолан, сын Утера, владеет этой кобылой в Геллигаре430. Днем она пасется посреди его рати, ночью стоит в дальнем углу его дома, так что все домочадцы лежат между ней и единственной дверью, а четверо лучших слуг, чтобы стеречь ее вблизи, – между нею и огнем на бракане431, то есть отменном ковре; и если ты доставишь мне его вместе с кобылой, будет десять коров платой за кобылу и пять – за бракан». Траер хватает уздечку и шпоры, и хотя в Уэльсе пойманного вора обыкновенно не задерживают и не выкупают, но немедленно карают смертью, он спокойно готовится к делу близ указанного жилья, найдя, что дело обстоит именно так, как он слышал. Первую ночь он стоит подле дома, насторожив уши и не смыкая очей. А ночь была подходящая для его затеи – беззвездная, темнее некуда. Выждав свой час, он проделал ножом отверстие возле двери, запустил туда руку и отпер себе, так бесшумно, как смог. Распахнув дверь, он прокрался к кобыле и отвязал ее. Заметив тех четверых, что спали на бракане, он в своем кипучем удальстве осмелился крепко привязать бахрому бракана, длинную и прочную, к кобыльему хвосту, и поволок этих четырех прямо через большой огонь, что скрывался под золою, вон из дверей, и оставил вконец оторопевшими. Поднимается крик; вся рать пускается за ним, ведомая лишь искрами, что неслись от бракана. Но он, затушив их, вернулся домой невредимым, отдал лошадь и бракан, получил коров и снискал для себя и своих людей, насколько это было в его власти, славу за свое дерзкое обхождение с северянами.

XXVI. О ярости валлийцев

Чтобы вы знали, как неразборчив и безрассуден в своей ярости гнев валлийцев, послушайте вот что. Один мальчик из крепости, что зовется Обрезанной Изгородью432, вышел, чтобы перебраться через реку Уай. Он нес лук с двумя стрелами. Встретив двух врагов, он пустился бежать; один из них гнался за ним так близко, что был уж с хватающим сходен433. Но мальчик одной из своих стрел угодил ему посредине груди. Тот молвит своему сотоварищу: «За ним! я умираю; принеси мне от него мою жизнь!» Тот преследовал мальчика так далеко, как позволяла ближайшая деревня, и вернулся к товарищу; мальчик последовал за ним на расстоянии, чтобы сведать конец его товарища, и увидел, что когда невредимый подошел к раненому в роще, тот спросил, принес ли он ему жизнь от мальчика; и, услышав в ответ «нет», молвил: «Поди сюда, прими мой поцелуй, чтобы отнести его моей жене и сыновьям, ибо я умираю». Когда же невредимый целовал раненого, тот, лежавший снизу, ножом раскроил ему утробу, примолвив: «Потеряй и свою, коли мою мне по трусости не вернул». А тот, что сверху, подобным же образом рассек ему утробу своим ножом со словами: «Не бахвалиться тебе о моей смерти; лишь о том жалею, что должен умереть от твоей раны, прежде чем твоей жене и детям передам такой же поцелуй». Вот как безрассуден и неправеден гнев валлийцев и как скоры они на кровопролитие. 

Примечания

36 …любят тьму, ненавидят свет. – Ср. Ин.3:19.

37 …мчатся на смрад мертвечины… – Об образе совы, летящей на смрад падали, см.: Westerhof 2008, 18.

38 …как пчелы, они жалят невинных, но без вреда для своей утробы, и садятся на цветы, чтоб вытянуть меду. – Относительно аналогии между пчелами и придворными см.: Плиний. Естественная история. XI. 17. 52–54.

39 …Богу и ему… – Deo et sibi; Ригг переводит: «Богу и себе» (Rigg 1985, 180).

40 …воздавая кесарево кесарю, а Божие – Богу… – Мф.22:21.

41 …с агнцев сринут руно… – Аллитерация оригинала: avellantur ab agnis vellera.

42 …подарки дарить – дело, где надобен ум. – Овидий. Любовные элегии. I. 8. 62.

43 Ранульф Гленвиль (ум. 1190) – верховный юстициарий Генриха II; с его помощью король завершил свои судебные реформы; Ранульфу обычно приписывается «Трактат о законах и обычаях королевства Англии» (Tractatus de legibus et consuetudinibus regni Angliae). Сопровождал Балдуина, архиепископа Кентерберийского, когда тот проповедовал в Уэльсе крестовый поход (Giraldus I, 74). Противился избранию Джеффри, бастарда Генриха II, архиепископом Йоркским (Giraldus IV, 373; об острой неприязни Мапа к Джеффри см. ниже, V. 6). После смерти Генриха был смещен с должности Ричардом I; участвовал в III крестовом походе, заболел и умер во время осады Акры.

44 …хотя лишь свободным… – Обыгрывается многозначность слова liberi: «дети» и «свободные».

45 Несравненный стихотворец…Клавдиан. Против Евтропия. I. 181, 183 сл.

46 …признает «мудрейшими, нежели сыны света», оговаривая: «в роде своем»… – Лк.16:8.

47 …не следует здесь искать града пребы­вающего… – Евр.13:14.

48 …не расстраивая его какой-нибудь ошибкою. – В собрании историй, записанном в XIII в., сохранилась притча «Из речей В. Мапа» (Ex dictis W. Map); она примыкает по тематике к этой главе, но выражает иной взгляд на вещи. Олень, спасаясь от охотников, вбежал на двор к богатому человеку и замешался среди быков. Один бык сказал ему: «Что ты делаешь? придет погонщик, увидит тебя и убьет». Олень отвечал, что не боится погонщика, ибо тот слеп. Пришел погонщик, задал быкам корму и, не заметив оленя, удалился. Бык говорит: «Придет управляющий и убьет тебя». Олень говорит, что и управляющего не боится: он хоть и видит, но неясно. Управляющий приходит и спрашивает погонщика, как быки; тот говорит: прекрасно. Управляющий поворошил корм и ушел. Бык в третий раз говорит: «Придет наш хозяин, увидит тебя и убьет». Олень: «Упаси Бог, чтобы ваш хозяин сюда пришел! от его взора ничто не укроется». Когда настал вечер, хозяин сказал слуге: «Зажги светильник, я пойду поглядеть на моих быков». Он вошел, обошел их всех, поворошил корм, потрепал быков по хребтине, назвал каждого по имени; наконец доходит до оленя, стоявшего в углу, спрашивает: «Что это ты, олень, делаешь среди моих быков?.. Повинен смерти!» – и тотчас его убивает. «Отсюда явствует, что хозяин дома видит всех ясней» (Walter Map 1983, 515).

49 …строит мне аиста. – Т. е. «показывает нос»: выражение, заимствованное у Пер­сия, Сатиры. I. 58.

50 …никто не может служить двум господам… – Мф.6:24; Лк.16:13.

51 …все давай оправдываться, говоря с клятвою… – Ср. Лк.14:18; Мф.26:72.

52 Они выходили на распутия и стогны и объявляли, что посланы мною, чтобы заставить странников войти. – Ср. Лк.14:21, 23.

53 …в добром согласии с заповедью Господней они не по­мышляли о завтрашнем дне… – Мф.6:34; ср. Ogle 1940, 212–215.

54 Кинь топорище за лезвием (iacta manubrium post securim). – Выражение пословичное (ad perditam securim manubrium adjicere), но имеющее иной смысл: «поддаться отчаянию».

55 …отважным в помощь Фор­туна. – Вергилий. Энеида. X. 284.

56 …обратятся в лук негодный… – Пс.77:57.

57 Я один – мое достояние. – Теренций. Формион. 587.

58 …я имею в виду, речей их сердца… – В этом пояснении Дж. Б. Смит видит некорректную работу глоссатора. Мап говорит о «языке» в буквальном смысле, имея в виду вавилонское многоязычие при дворе (на это намекают и слова о «Господе, отделившем народ от народа»), а вовсе не о «языке сердец» (Smith 2017, 71).

59 Господь отделил воды от вод, народ от народа, испытатель сердец и чиститель их, высоко восседающий и сильно власт­вующий; но невозможным кажется, чтобы наши исполины не стенали под во­дою. – Ср. Быт.1:6; Прем.1:6; Ис.10:13; Иов 26:5.

60 …нам обещано, что это град пребывающий. – Евр.13:14.

61 …дорогой Джеффри… – См. вступительную статью.

62 …отрок я и говорить не умею… – Иер.1:6.

63 …запеть но­вым отрокам в печи второго Навуходоносора. – Дан.3. По поводу замечаний Мапа о своем писательстве, рассеянных в «Забавах придворных» (I. 10; I. 12; III. 1 и т.д.), см. напр.: Edwards 2007, 275–279.

64 О короле Герле. – Это рассказ о той разновидности Дикой охоты, что известна под названием «свиты Эрлекина» (Herlechin, Herlekin, Harlequin). К образу «ратников Эрлевина» (milites Herlewini) при описании придворной жизни обращается Петр Блуаский в 14-м послании (PL 207, 44; об этой теме у Вальтера Мапа и его современников см.: Schmitt 1998, 111–116). Другие версии рассказа о приключениях короля Герлы у короля гномов неизвестны. Тем не менее, есть много исследований на тему «история Герлы и кельтский фольклор»; например, о параллелях между ней и лэ «Сэр Орфео»: Loomis 1936 (обзор литературы см.: Smith 2017, 88). Сам Дж. Б. Смит рассматривает историю Герлы как образец «бретонизации» (Britonicization), т. е. облачения в кельтские одежды материала, который исходно никакого отношения к кельтскому фольклору не имеет (примерами такой переделки являются для него «Клижес» Кретьена де Труа, с не-кельтским сюжетом, пристроенным к артуровскому миру, лэ «Сэр Орфео», чосеровский «Рассказ Франклина» и др.). В случае Вальтера Мапа колорит «бретонской повести» помогает создать блестящую литературную сатиру. В самом деле, рассказ о Герле включает несколько мотивов, обычно ассоциируемых с ирландской или валлийской литературой: визит фейри или гнома; договор с гостем из потустороннего мира; вход в потусторонний мир через склон холма или пещеру; богатства потустороннего мира; иное течение времени в нем; запрет, который должны блюсти смертные, возвращаясь в свой мир. Однако в «Забавах придворных» сохранился первоначальный, короткий вариант этого рассказа (IV. 13), где есть бесконечные и бесцельные блуждания отряда, сравниваемого с двором Генриха II, но нет ни короля сказочного народа, ни путешествия на тот свет, ни встречи с пастухом, ни даже упоминания короля Герлы: главу отряда зовут Герлетинг (Herlethingus); иными словами, короткая версия рассказа лишена всех черт, из-за которых длинная выглядит «кельтской». Таким образом, кельтский колорит рассказа о Герле обязан своим происхождением исключительно воображению Мапа. Переработка подчеркивает сходство призрачной охоты с двором Генриха II: «дочь короля франков», на которой женится Герла, – намек на Алиенору Аквитанскую, ночная жизнь потустороннего двора напоминает о неописуемом количестве свечей, расходуемом при дворе Генриха, образы охоты (и особенно саркастический пуант с собакой-ищейкой, от поведения которой зависит участь Герлы и его спутников) отсылают к охотничьим забавам Генриха; наконец, кружения (circuitus) призрачного отряда прямо сравниваются с бесконечными разъездами английского двора. Мотив translatio imperii, распространенный в «бретонских повестях» и отразившийся в истории Герлы (переход власти от кельтов к саксам), дает повод для финальной шутки о наследстве: двор Герлы передает двору Генриха свои блуждания (Smith 2017, 83–105).

Рассказ имеет этимологический характер: имя Герлекин производится от Herla + kunig, «король» (см. напр. Varvaro 1994, 135). У современников Вальтера Мапа находится и другое объяснение, см.: Элинанд из Фруадмона. О самопознании. XI (Дополнение I).

65 …восседая на большом козле… – Плиний (Естественная история. VII. 2. 26) изображает пигмеев ездящими верхом на баранах и козах.

66 …муж, подобный Пану, как того изображают… – Ср. описание Пана ниже, II. 15.

67 …быстрей тигрицы… – Традиционное сравнение в римской литературе; см. Лукан. Фарсалия V. 405; Стаций. Фиваида. IV. 315; Клавдиан. Похищение Прозер­пины III. 263 слл.; Против Руфина I. 90. См. также Плиний. Естественная история. VIII. 25. 66.

68 …все расточают из своего… – Король пигмеев инвертирует «нормальные» правила, касающиеся еды на празднествах: в доме, где он гость, он кормит всех из своих припасов, делая Герлу своим должником (Church 2007, 33).

69 …как Назон описывает чертог Солнца. – Овидий. Метаморфозы. II. 1 слл.

70 …запрещает любому из королевской свиты спешиваться, прежде чем собака спрыгнет из рук того, кто ее будет нести… – С этим запретом и его нарушением ср. судьбу Нехтана в ирландской саге «Плавание Брана, сына Фебала».

71 …как будто нам оставил свои блуждания, а покой – себе. – «Хотя эта история очаровала фольклористов (сказочное королевство, обмен дарами, Рип ван Винкль, Летучий голландец), ее функция в “Забавах придворных” – просто сатира на скитающийся двор Генриха II» (Rigg 1998, 725). Об этом сатирическом сравнении воинства Герлы с вечно странствующим двором Генриха и реалиях королевских разъездов см. напр.: Church 2007, 33 ff.

426 О Конане Бесстрашном. – В этом рассказе сталкиваются два обычая валлийцев – их пристрастие к грабежам и уважение к гостеприимству. Набег валлийцев – серьезная и постоянная угроза для жителей приграничья – сведен здесь к действиям комических персонажей, покорных только своей алчности, вплоть до пренебрежения одним из любимейших своих обычаев. Рассказ Мапа преуменьшает опасность валлийских набегов, сводя их к пародии и подводя к мысли, что военные и политические неудачи валлийцев – божественное воздаяние за их порочность (Smith 2017, 21–22).

427 …бой неравен. – Вергилий. Энеида. I. 475.

428 Не во множестве войска победа на брани, но от небес бывает сила. – 1 Макк.3:19.

429 О воре Хевеслине. – Либрехт (Liebrecht 1879, 36) приводит в параллель этой главе примеры историй об искусном воре, в том числе кражу осла из-под Санчо Пансы, обсуждаемую в «Дон Кихоте» (т.2, гл.4), причем сам Дон Кихот ссылается на аналогичную проделку знаменитого вора Брунелло, описанную в поэмах Боярдо (Влюбленный Роланд. II. V. 39–40) и Ариосто (Неистовый Роланд. XXVII. 84). См. также Varvaro 1994, 61–68.

430 …Кадолан, сын Утера, владеет этой кобылой в Геллигаре. – Считается, что это Кадваллон аб Ивор Бах, владетель Сенгенида, в котором находится И Гелли Гайр (Y Gelli Gaer). Ср. Lloyd II, 607–608, 637.

431 …на бракане… – Согласно Гиральду Камбрийскому (Giraldus VI, 184), бракан (brachan) – грубое покрывало местной выделки. «То есть отменном ковре», по замечанию Дж. Б. Смита, глосса, порожденная чересчур патриотичным валлийцем (Smith 2017, 69).

432 Обрезанная Изгородь (Sepes Inscisa) – перевод топонима La Haie Taillée, что появляется в валлийском как Y Gelli Gandryll.


Об авторе: Редакция

Подпишитесь на Proshloe
Только лучшие материалы и новости науки

Ваш комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Для отправки комментария, поставьте отметку. Таким образом, вы разрешаете сбор и обработку ваших персональных данных. . Политика конфиденциальности

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.