В современном мире вежливость при коммуникации представителей разных государств считается нормой, а нарушение этой нормы способно вызвать резонанс. А теперь представьте собрание документов, предназначенных для отправки правителю другой страны, тон которых совершенно недоброжелателен, а содержание наполнено обвинениями. Это попытка развязать войну? Или же эти тексты никто не собирался отправлять?
Именно такие вопросы задают хеттологи, изучая глиняные таблички, найденные в хеттской столице – Хаттусе, и предназначенные для отправки в Ассирию. О традиции дипломатической переписки в позднем Бронзовом веке и отношениях Хеттского царства и Ассирии в XIII в. до н.э. рассказывает кандидат исторических наук Борис Евгеньевич Александров. Мы публикуем его статью в рамках совместного проекта с историческим журналом «Вестник древней истории».
Внешняя политика Хеттского царства в период расцвета его могущества (середина XIV — вторая половина ХIII в. до н.э.) всегда являлась объектом пристального внимания специалистов. Не составляют исключения в этом плане и взаимоотношения
хеттов со странами Верхней Месопотамии: Ассирией и Митанни/Ханигальбатом. Более того, можно отметить, что в последние годы наблюдается резкий рост исследовательской литературы, посвященной данной теме[1]. Вместе с тем в силу специфики источниковой базы история контактов Хатти с верхнемесопотамскими государствами получает самое разное, подчас противоречивое освещение. Никакой устоявшейся, общепринятой ее схемы на данный момент не существует. В этих условиях попытка предложить согласованную, учитывающую показания всех письменных источников реконструкцию этой истории целиком или по событийным блокам представляется оправданной. В данной работе мы сосредоточимся на том отрезке истории взаимоотношений Хатти с Ассирией и Митанни/Ханигальбатом, который связан с деятельностью хеттского царя Тудхалии IV и его преемников, Арнуванды III и Суппилулиумы II (вторая половина ХIII — начало ХII в. до н.э.).
Источники, освещающие контакты Хатти с Ассирией и Митанни/Xанигальбатом, в большинстве своем относятся к жанру дипломатической корреспонденции. Местом их обнаружения является царский архив хеттской столицы Хаттусы (совр. Богазкале). Особенность хетто-ассирийской дипломатической переписки заключается в том, что значительная часть принадлежащих к ней текстов — это не входящие документы, как в большинстве архивов Ближнего Востока 11 тыс. до н.э. [2], а черновики посланий хеттских царей, составленные на хеттском языке. Значительным препятствием, затрудняющим их использование в исторической реконструкции, является плачевное состояние их сохранности: в большинстве случаев речь идет не о целых табличках, а лишь о небольших фрагментах. При этом часто неизвестно, кто является адресатом и отправителем письма, что делает датировку фрагментов подчас невозможной. В целом, однако, несмотря на эти ограничения, эпистолярные тексты составляют основу реконструкции истории хетто-ассирийских отношений: они позволяют установить основные этапы в их развитии (мир и братство, вражда) и ключевые проблемы, вокруг которых они строились.
Вместе с тем в последнее время в качестве аргумента против репрезентантивности междуцарской корреспонденции как исторического источника помимо её плохой сохранности выдвигается и иной аргумент. Так, в ряде недавних публикаций
итальянский хеттолог Клелия Мора утверждает, что в том виде, в каком до нас дошли письма хеттских царей, они никогда не отправлялись в Ашшур [3]. Дело в том, что в них много говорится о враждебности отношений между двумя сторонами. Между тем документы административной переписки из среднеассирийских провинциальных центров свидетельствуют, что во второй половине ХIII — начале ХII в. до н.э. между Хеттской и Ассирийской державами поддерживался нормальный торговый и дипломатический обмен, возможный только при дружественных отношениях между их правителями. Мора полагает, что показания этих источников заслуживают большего доверия, чем черновые наброски дипломатической корреспонденции из Хаттусы. Административные тексты фиксируют сухие факты, в то время как в царских письмах возможны искажения и преувеличения. Если первые сообщают о мире, а вторые постоянно говорят о спорах и вражде, то верить следует информации первых. Мора с подозрением относится к хеттским черновикам писем в Ашшур и в силу того, что в них используется весьма агрессивная тональность, нехарактерная, с ее точки зрения, для царской переписки позднебронзового века [4]. По мнению исследовательницы, те черновики, которыми мы располагаем, были на самом деле адресованы не внешней аудитории, а своей, внутренней. Рисуя своих ассирийских контрагентов в негативном свете, хеттские цари, с одной стороны, желали утвердиться перед своей элитой, а с другой, сплотить ее вокруг себя перед лицом мнимой внешней угрозы. Нам эти построения представляются надуманными. В хетто-египетской дипломатической корреспонденции, которая сохранилась в богазкёйском архиве в виде входящих оригиналов, содержатся цитаты из писем, которыми обменивались хеттские цари и их контрагенты из других великих держав. Одно из них, КВо 8.14, сообщает, что иноземный правитель [5] , скорее всего Адад-нерари I Ассирийский (1295-1264), называл своего хеттского корреспондента Хаттусили III «царем-заместителем» [6], что, очевидно, было весьма оскорбительным указанием на то, что Хаттусили являлся нелегитимным царем, захватившим престол в результате переворота и соответственно не имеющим право на равных сноситься с другими государями Ближнего Востока. Таким образом, ассирийские цари, обращаясь к своим хеттским корреспондентам, могли использовать весьма оскорбительные выражения. Аналогично, и те хеттские черновики, в которых звучит
презрение и негодование по отношению к ассирийской стороне, вполне могли очень близко соответствовать тем версиям писем, которые были в конце концов на самом деле отравлены в Ашшур. Далее, остается не совсем понятным, как именно Мора представляет механизм «сплочения» хеттской элиты на основе корпуса текстов, посвященных хетто-ассирийским взаимоотношениям. Так, например, текст КВо 4.14, представляющий собой договор неизвестного хеттского царя со своим вассалом, содержит упоминание о событиях хетто-ассирийской войны, в ходе которой хетты потерпели жестокое поражение при верхнемесопотамском городе Нихрии. Побежденный хеттский царь предстает в этом отрывке в весьма жалком виде. Было бы странным, если распространение такого текста среди столичной и имперской элиты могло способствовать ее сплочению вокруг царской власти. Такого рода тексты, скорее, могли достичь обратного эффекта. Аналогичным образом, если в официальной пропаганде, для которой, согласно Мора, был выбран жанр эпистолярия, навязывался образ Ассирии как врага и агрессора, а реальные факты этому противоречили, то это должно было в конце концов вызвать недоверие и отчуждение со стороны элиты, вовлеченной в про ведение той же внешней политики (например, правителей и чиновничества пограничных с Ассирией удельных царств). Итак, сомневаться в релевантности исторической информации, сообщаемой хетто-ассирийской царской перепиской, на наш взгляд, оснований нет.
За последние годы, помимо попыток дать новое концептуальное объяснение взаимодействию Хатти и Ассирии, были введены и новые источники. Они распадаются на две группы: хеттские тексты из царских архивов Богазкёя (I); тексты из среднеассирийских административных центров в Западном Ханигальбате (II).
Применительно к первой группе (I) речь идет о фрагментированных текстах, опубликованных в 50-м выпуске серии Keilschrifttexte aus Воghаzköi с подзаголовком «Historische Texte»[7].
а) Пожалуй, наибольший интерес представляет собой фрагмент КВо 50.73, который, как показали исследования Дж. Миллера, является частью пространного письма на хеттском языке, адресованного хеттским правителем неизвестному контрагенту [8]. Долгое время считалось, что этим контрагентом выступал некий хеттский вассал. Миллер первым высказался в пользу принадлежности этого документа к досье хетто-ассирийской междуцарской корреспонденции. Разделяя эту точку зрения, мы хотели бы привести развернутую аргументацию в ее пользу. Но прежде необходимо дать перевод обсуждаемого документа:
Лиц. ст. 1
l’ [ ] если подобно быку … -му что-л[ибо ]
2′ [ что-л]ибо я поставил, ты же в / вни[з ]
3′ [ в?] суд/ -ы богов они вступают [ ]
_______________________________________________
4′ [ ] поскольк[у] ты постоянно делаешь … , твоя жизнь, и ты сам []
5′ [ ] как ты постоянно направляешь, так ты это забираешь назад.
6′ [И это] против меня, правого человека, ты постоянно предпринимаешь, —
7′ (все это) пусть боги [т]ам увидят!
_________________________________________________
8′ [К]ак ты можешь говорить: «Если бы по-доброму мы составили таблицу клятвы!
9′ [И] то поношение, которым он поносит, есть … [9] Так как
10′-11′ [ л]ук ты натягиваешь и берешь, именно перед той первой табличкой клятвы, которую мы составили в Куммахи [10] , встань,
12′ [е]е осмотри! Именно против нее [ниче]м ты н[е] согрешил?». _________________________________________________
13′ Когда [пер]ед моим послом он п[омещ]а[л ]
14′ [ ] … таблица/-у клятвы … [ ]
15′ [ сло]ва были … [ ]
_________________________________________________
16′ [ ] во главе такой то [ ]
17′ [ м]ы вступим, когд[а ]
18′ [ ] он отстроит [ ]’
19′ [ ] таблицу не .. [. ]
20′ [ .. ]. он омое[т? ]
21 ‘-22’ [ ] … [11] [ ]
__________________________________________________
23′ Я тебе н[е ]
24′ [горо]д Наткину [12] … [13] [ ]. [ ] … [ ] 25′ [и] ты / он не прислал, и Солнце следующим образом снова [ … ][14]
26′ я [о]ставлю, и тебе горо[д А]разиг [и] город Наткин[у]
27′ [по-доб]рому [ я] передал.
28′ [Т]ы же меня бранил перед моим послом [ ]
29′ [И] так ты сказал: «Иштар пусть знает!» Если мне там .[.. ]
30′ [Как … вн]утри, и тебя точно так же пусть Иштар защитит! Если же [ты] прахом на[зывал, ]
31′ [(и) чт]о-то, (а именно) проклятия (есть) при этом / внутри, [пусть они обнаружат] убожество в твоей душе.
32′ Я был (и есть) царь. (Там), откуда Солнце поднимается и куда Солнце [заходит,]
33′ (те) страны, которые бог мне дал, – второразрядным правителем [там я являюсь [15] ?!]
34′ Второразрядного правителя тебе следовало бы называть прахом! __________________________________________________________________
35′ [ ] против какого бы врага мой слуга ни по [шел? ]
36′ [ то]го я еще не убил. Моего слугу [ты назвал] прахом
37′ [ слу]гу? великого царя ты назвал прахом. Солнце, [ ]
38′ [ он всегда на]зывает. Он всегда называет меня царем [16] . И ме[ня
39′ [ он всегда на]зываешь. И это прах? В день суда су[д ]
40′ [ ме]ня Бог Бури не называ[ет] прахом [ ]
41′ [ Солнечная богиня] города Аринна этому [слову [17] ]
42′ [ ме]ня? прахом т[ы] называл, не [ ]
43′ [ ] меня прахом т[ы] называл [ ] __________________________________________________________
Об. ст. IV
(1′-2′)[ ] … [11] [ ]
(3′) [ с ]нова ты шлешь [ ] _________________________________________________________________________
(4′) [ ] …… н[е [18] ]
(5′) [ ме]ня [19] ты поносишь, перед женщинами [ ]
(6′) [ ] я одолеваю, посла же теб[е я назад не пришлю [20] ]
(7′) [ ] я не послал [ ]
(8′) [т]ы мне посл[а] не посылал, посылку [же]
(9′) ты мне направил. Поскольку я тебя друж[ественно? принял?? [21] ](10′) доброе расположение божества сохрани! Нет для тебя правого… []
(11′) Солнце же тебе не враг. Подарок тв[ой я принял [22] ]
(12′) Ты же мой не принял. ____________________________________________________________
(13′) То, что касается того, что ты мне написал относительно таблицы клятвы: «Таблицу клятвы мне [ты разбил» [23] ]
(14′) Ты согрешил. (То,) что занесено на таблице клятвы [ты нарушил] [24]
(15′) Ты отстроил города, и сейчас строительство
(16′) ты ведешь. Ты согрешил. Клятву ты [полностью нарушил [25] ]
(17′) И (сейчас) против меня ты снова начинае[шь] строить [ ]
(18′) [Та]блица клят[вы ] в храме божества будет помещена [ ]
Далее в тексте отсутствует приблизительно пять строк, после чего в сохранившейся части есть только отдельные знаки, не составляющие слов (24″-28″).
По своим стилистическим особенностям данный фрагмент напоминает документы ассирийской дипломатической корреспонденции, что делает весьма вероятным его принадлежность к этому досье. Так, с КВо 18.24, которое, по общему мнению, следует считать письмом Тудхалии IV Салманасару I [26], КВо 18.28+ объединяет обсуждение статуса второразрядного правителя (2-an taparanza). Точку зрения предшествующей историографии о том, что КВо 18.28+ — это письмо хеттского царя вассалу высокого ранга, необходимо отвести по следующим соображениям. Трудно себе представить, чтобы общение со своим вассалом хеттский царь со своей стороны вел на посольском уровне (в тексте, I стк. 28′, упоминается DUMU.KIN). Крайне странным выглядит и то, что автор всего лишь сдержанно упрекает в неотправлении послов. Если бы адресат был вассалом, то тон, вероятно, был бы значительно жестче, так как речь шла о нарушении фундаментальных вассальных обязательств. Прекращение отправки посольств фактически означало разрыв отношений. Еще менее вероятно, чтобы вассал отважился бранить своего сюзерена (I стк. 28′), а последний пустился в унизительное для себя подробное обсуждение оскорблений в свой адрес [27]. Далее, если верна реконструкция Хагенбухнер исхода стк. 13′ кол. IV, а также наше понимание стк. 12′ кол. I, то получается, что двух корреспондентов связывает взаимная клятва. В совокупности все эти данные говорят в пользу равенства статуса контрагентов. Ключевыми с исторической точки зрения представляются два сообщения нашего документа. В I стк. 26′-27′ автор говорит, что передал своему контрагенту два города: Наткину и Аразиг. Для правильного понимания документа важно представлять, где эти города располагались. К сожалению, точных данных о локализации первого из них в других источниках почерпнуть невозможно [28]. Что касается Аразига, то он имеет достаточно фиксаций в клинописных текстах[29], однако ситуация с его размещением на карте остается неоднозначной: предлагались привязки к трем известным теллям [30] — Телль-Хадджу, Телль-Карусу, Абу-Ханайи. Впрочем, к какой бы версии мы ни склонялись, речь в любом случае идет о приевфратском городе. Поскольку два поселения следуют в жесткой связке, то, видимо, и Наткину следует искать где-то неподалеку, на отрезке от Эмара до Каркемиша. Упоминаемый выше в поврежденном контексте город Кумаху также предположительно лежал на берегу Евфрата [31]. Таким образом, мы видим, что географический фон КВо 18.28+ и, более конкретно, контактная зона владений великого царя Хатти и его контрагента по этому тексту связана с Приевфратьем. С учетом вышесказанного о невассальном статусе адресата, остается заключить, что им мог быть только ассирийский царь, потому что никакая другая великая держава не могла соседствовать с Хатти в этом регионе в XIII в. до н.э. [32]
В IV стк. 14-17′ автор обвиняет своего адресата в нарушении договора. По словам отправителя, эти нарушения, в частности, заключаются в укреплении неких городов. С точки зрения хеттского царя, эти действия направлены против него. Очевидно, что он воспринимает их как угрозу. На наш взгляд, не было бы чересчур рискованным предположить, что в обоих случаях, как в отрывке I стк. 23-27′, так и в IV стк. 14-17′, речь идет принципиально об одной и той же группе поселений: о приевфратских городах, которые недавно вошли в сферу влияния Ассирии.
Таким образом, в целом, по информации нашего документа мы имеем следующую картину: хетто-ассирийская граница проходит по Евфрату (возможно, у ассирийцев имеются анклавы на западном берегу), ассирийцы укрепляют эту границу вопреки договору с хеттами. Хеттская сторона, судя по общему тону документа, не способна противопоставить этим недружественным действиям ничего кроме дипломатической риторики. Очевидно, ассирийцы говорят с хеттами с позиции силы и диктуют им свои условия. Если попытаться найти в истории хетто-ассирийских отношений хронологический отрезок, который бы наилучшим образом соответствовал описанной ситуации, то наиболее подходящим оказывается время, близкое к сокрушительному поражению хеттов в битве против ассирийской армии при Нихрии. Информацию об этом событии мы черпаем в письме из угаритского архива RS 34.165, автором которого был ассирийский царь, выигравший сражение. Поскольку начальные строки таблички с именем отправителя повреждены, то о личности ассирийца ведутся споры. Ряд специалистов (И. Зингер, С. Лакенбашер, ранее Ж. Фре и др.) считают, что им был Тукульти-Нинурта I (1233-1197), другие ученые, в том числе и автор новейшего переиздания текста М. Дитрих, делают выбор в пользу Салманасара I (1263-1234) [33]. Эта точка зрения получила поддержку в отечественной историографии в работах А.А. Немировского. Мы также разделяем ее [34] и считаем, что после конфликта при Нихрии в отношениях между Хатти и Ассирией последовал длительный, порядка восьми-девяти лет (1243-1235), период вражды, завершившийся заключением мира в самом конце правления Салманасара I [35]. Отличительная черта данного хетто-ассирийского конфликта по сравнению с предыдущими заключалась в прямом военном поражении хеттского царя (в данном случае, Тудхалии IV), что вызвало падение его престижа внутри страны, а также существенное ослабление внешних позиций Хеттского царства. Возвращаясь к КВо 18.28+, мы можем предполагать два варианта сопряжения его данных с RS 34.165:
- КВо 18.28+ отражает положение накануне нихрийского конфликта: в таком случае в нем мы наблюдаем причины, толкнувшие хеттского царя на вооруженную борьбу против Ассирии;
- он фиксирует ситуацию после битвы при Нихрии и, таким образом, дает нам возможность понять, как именно протекала вражда по окончании «горячей стадии» конфликта. Стороны заключили формальный мир, однако ассирийцы, пользуясь своим преимуществом победителя, нарушали его положения, касающиеся укрепления пограничных городов. Эти действия воспринимались хеттской стороной как подготовка к новой агрессии и создавали при хеттском дворе ту мрачную атмосферу предчувствия новой войны, которая отразилась в тексте КВо 4.14, а также ряде оракулов. Этот второй вариант нам представляется более вероятным.
Завершая обзор КВо 18.28+, мы хотели бы обратиться к одному эмарскому тексту, который, возможно, дает неожиданную отсылку к событиям, упоминаемым в богазкёйском документе. Речь идет о тексте RE 70, представляющем собой купчую на дом. Интерес в нем представляет упоминание памятного события, в год которого была заключена сделка: (28) i-nu-ma lugal erin.<m>eš hur-ri (29) URUšu-maKI i-pu-us [36]. Издатель текста Г. Бекман предлагает переводить эту формулу так: «когда царь хурритских войск завоевал город Шума» [37]. Вместе с тем значение «завоевывать» для аккадского глагола epesu выглядит весьма неожиданно. Как показал Ж.-М. Дюран, ссылка на параллели из текстов из Мари, которые якобы подтверждают такое понимание этого слова, на самом деле неубедительны. С точки зрения Дюрана, единственный правомерный перевод данного места: «когда царь войск Хурри укрепил город Шума» [38]. Исследователь считает, что здесь отражена попытка хурритов закрепиться на Евфрате после того, как они потерпели поражения на востоке [39]. При этом речь идет не о регулярных силах, а об отрядах грабителей.
М. Адамсвейт рассматривает данный эпизод в ряду других упоминаний о нападениях хурритов на Эмар (в частности, в документах Emar VI 42, НССТ 7 и др.) и не исключает, что речь идет об одном и том же конфликте в правление эмарского царя Пилсу-Дагана. К сожалению, RE 70 не содержит никаких дополнительных данных просопографического характера, позволяющих уточнить его датировку и подтвердить это предположение ученого. В целом, с точки зрения Адамсвейта, во всех текстах из Эмара, говорящих о нападении внешнего врага [40], отражается ситуация, скорее всего, синхронная правлению ассирийского царя Тукульти-Нинурты I, когда после завоевания ассирийцами Ханигальбата области Западной Джезиры не были подчинены их жесткому контролю, и базировавшиеся там отряды хурритских вождей могли совершать вылазки против богатых хеттских городов по Евфрату. Вполне возможно, что эти вылазки происходили не без санкции ассирийцев.
Принимая филологическое уточнение Дюрана, мы вместе с тем хотели бы предложить иную, чем у него и у Адамсвейта, историческую интерпретацию RE 70. В свое время М. Астур предложил отождествлять загадочного «царя воинов хурри» с правителем ассирийской провинции Ханигальбат, учрежденной после завоевания этой страны Салманасаром I [41]. Официальным наименованием этого чиновника был титул «царь страны Ханигальбат». По мысли Астура, он мог также принимать и другую титулатуру старой митаннийской/ханигальбатской династии, в том числе и почетный титул «царь воинов хурри», что было связано с культовыми функциями ассирийского наместника как попечителя основных святилищ Ханигальбата, а также его стремлением подчеркнуть особые отношения с покоренным хурритским населением Верхней Месопотамии. Соответственно, именно этот ассирийский наместник мог вести военные действия против граничивших с его областью хеттских владений в лице Эмара. И нельзя исключать, что угон 28800 тысяч хеттских подданных, о котором упоминают надписи Тукульти-Нинурты I, был осуществлен этим самым ассирийским «царем Ханигальбата» в рамках его операций на среднем Евфрате.
В таком случае, не может ли и «царь воинов хурри» из RE 70 быть тем же ассирийским правителем Ханигальбата? Если этот вариант действительно верен, то укрепление им города Шума будет логично сопоставить с теми фортификационными работами, которые вызывают протест у хеттского царя по КВо 18.28+. Город Шума упоминается в ряде текстов из Эмара, и по совокупности содержащихся в них сведений Дюран предложил отождествлять его с Телль-Каннасом [42], который расположен на западном берегу Евфрата между Эмаром и Каркемишем [43]. Если RE 70 и КВо 18.28+ действительно связаны между собой и отсылают к одной и той же исторической ситуации, то можно предложить следующую ее реконструкцию. После битвы при Нихрии хеттский царь Тудхалия IV был вынужден просить Ассирию о перемирии, которое было заключено на крайне невыгодных для него условиях. Хетты уступили ассирийцам приевфратские города Аразиг, Наткину и Шуму [44]. Вопреки обещаниям не укреплять их, ассирийские власти в лице наместника провинции Ханигальбат стали вести в них строительные работы, что было воспринято хеттами как подготовка к новой военной кампании. Это событие знаменовало собой столь серьезный кризис хетто-ассирийских отношений в Приевфратье и было столь знаковым, что вошло в датировочную формулу текстов из Эмара.
б) следующим новым фрагментом, который касается хетто-ассирийских отношений второй половины XIII в. до н.э., является КВо 50.76 [45]. Это кусок, сохранивший начальные строки дипломатического послания. Поскольку существует внешне весьма близкий фрагмент KUB 3.74, возникает вопрос о его возможном соединении с этим новым КВо. Соответственно, статус последнего как самостоятельного документа ставится под вопрос. При более внимательном рассмотрении оказывается, что соединить два осколка невозможно по следующим причинам: фрагменты содержат типы знаков, относящиеся к разным эпохам; один из них имеет круглый, а другой прямой верхний край; при соединении в третьей строке возникает несогласование по лицам между подлежащим и сказуемым [46]. Таким образом, КВо 50.76 — это самостоятельная единица, дополняющая хетто-ассирийское досье.
Местом обнаружения фрагмента является Большой храм в Нижнем городе Хаттусы. Это второй после КВо 18.24 документ из хетто-ассирийского корпуса, который происходит из архивов этого святилища.
Сохранилась только начальная часть письма с приветствиями. Используемая в ней формула («UMMA отправитель ANA адресат QIBĪMA») соответствует эпистолярным стандартам, установившимся в сиро-анатолийских и египетской канцеляриях с середины XIV в. до н.э. [47] Такая же формула встречается и в других письмах из хетто-ассирийской переписки (ср., например, КВо 28.59).
Несмотря на практически нулевую сохранность КВо 50.76 дает некоторую информацию для историка. Письмо было адресовано великим царем Хатти правителю Ассирии, который также наделен эпитетом «великий царь». Используемое обращение «мой брат» свидетельствует о формально дружественном характере взаимоотношений контрагентов. С учетом того, что в тексте есть графемы, характерные для второй половины XIII в. до н.э.[48] , можно считать, что перед нами указание на формально мирные взаимоотношения Хатти с Ассирией при позднем Хаттусили III (ок. 1275-1245) или Тудхалии IV и его сыновьях.
в) столь же мало информативен фрагмент КВо 50.126 (1306/и) [49]. Жанровая атрибуция затрудняется его плохой сохранностью, но встречающиеся формы местоимения 2 л. ед. ч. (стк. 7′, 8′) делают вероятным, что это письмо [50]. Фраза из стк. 7′: «[…пер]ед богом Ашшуром будет установлено, и ты [ ]» показывает, что обращение к верховному божеству Ассирии было важным для участников описываемой ситуации. Вполне вероятно, что одним из них был царь Ассирии или какой-то другой представитель этой страны и, таким образом, перед нами документ хетто-ассирийской переписки или нарративный текст, затрагивающий хетто-ассирийские отношения. В ином контексте (скажем, во внутриимперской корреспонденции) вряд ли стоит ожидать появления апелляции к иноземному, мало популярному божеству, каким был для Хатти Ашшур. Не исключено, что речь в упомянутой фразе шла о неком обязательстве или соглашении, подкрепленном ссылкой на божество [51].
Значение КВо 50.76 и 126 заключается в том, что они как весьма вероятные самостоятельные документы хетто-ассирийской дипломатической переписки увеличивают рассматриваемое досье до 27 единиц, а это показывает, что между двумя державами поддерживался весьма интенсивный дипломатический обмен. По важности для Хеттского царства с ним могли соперничать только отношения с Египтом.
г) КВо 50.92 а, b. Эти фрагменты классифицированы в электронном каталоге С. Кошака как фрагменты анналов (СТН 211), принадлежащие к одной таблице, но не соединяющиеся напрямую. Несмотря на крайне плохую сохранность текста в целом удалось установить, что он повествует о нападении некой враждебной коалиции на Каркемиш. При этом в исследовательской литературе были уже намечены два подхода к исторической интерпретации этих данных. С одной стороны, Дж. дель Монте и 3. Хайнхольд-Крамер усматривают тесные параллели между этими новыми фрагментами и текстом KUB 31.6 [52], который традиционно рассматривается как текст из корпуса произведений Мурсили II (ок. 1335-1306), посвященных деяниям его отца Суппилулиумы I. Соответственно, и нападение на Каркемиш из КВо 50.92 а, b эти специалисты датируют правлением Суппилулиумы и вписывают в контекст его войн за гегемонию в Сирии. С другой стороны, Дж. Миллер и Д. Гроддек, восстанавливая в начальной строке КВо 50.92 а имя ассирийского царя Тукульти-Нинурты I (1233-1197), имплицитно выступают за иную трактовку этого текста, предполагающую, что описанный в нем конфликт у Каркемиша разразился в правление именно этого государя. Дель Монте осторожно допускает такую возможность, но вместе с тем указывает, что одна палеографическая характеристика текста, а именно форма знака LI, не удовлетворяет его датировке концом XIII в. до н.э. Мы со своей стороны хотели бы присоединиться к точке зрения Миллера и Гроддека. Во-первых, отдельные знаки иногда могут носить более архаическую по сравнению с другими форму, но это не должно вести к механическому повышению датировки текста в целом. Как справедливо отметил И. Зингер, писцы царской канцелярии могли работать на протяжении нескольких правлений и быть свидетелями смены палеографической моды, однако при этом они не обязаны были ей следовать [53], и в выполненных ими рукописях можно было встретить смешение знаков разных эпох. При датировании таких текстов, как наш, палеографический метод не может применяться в отрыве от анализа исторических данных текста. Более того, именно историческая информация приобретает в подобных случаях первостепенное значение, так как присутствие анахронистических графем может объясняться по-разному [54].
Во-вторых, та структура текста и те заполнения лакун, которые были удачно предложены Дель Монте, как нам кажется, делают невозможным отнесение упомянутых в документе событий к XIV в. до н.э. По мысли исследователя, в начале текста упоминается смена на престоле: после смерти некоего государя, имя которого скрыто лакуной, к власти приходит правитель, чье имя начинается с элемента Tuku-, что и дель Монте и его оппоненты восстанавливают до Tukultī-. Этот новый правитель снаряжает военную экспедицию во главе с командирами гарнизонов нескольких крепостей против Каркемиша. При этом имена двух этих командиров, очевидно, аккадские: в одном случае оно заканчивается причастием D породы -mušallim (стк. 2′); в другом выглядит как Манну-ки-шарр[и] [55] (стк. 4′). Если бы речь шла о правлении Суппилулиумы, то нападение на Каркемиш могли осуществить либо митаннийцы, подчинявшиеся режиму Артадамы II/Шуттарны III, либо соединившиеся с ними ассирийцы. Однако в наших источниках, освещающих это время, нет упоминаний о царях Митанни или Ассирии с именем, начинающимся на Tuku(ltī)-. Для Ассирии такой вариант вообще исключен, так как последовательность ассирийских правителей надежно известна по Ассирийскому царскому списку. Поэтому остается считать, что в тексте описывается время царя XIII в. до н.э. Тукульти-Нинурты.
В таком случае встает вопрос о том, как вписать сообщение этого источника о нападении на Каркемиш в историю хетто-ассирийских взаимоотношений при Тукульти-Нинурте I. Корпус текстов этого царя дает только одно эксплицитное указание на конфликт с хеттами: это так называемый отчет о заевфратской экспедиции, присутствующий в двух надписях Тукульти-Нинурты [56]. В ходе ее ассирийцы захватили в плен и увели с западного берега Евфрата 28800 хеттских подданных. В ассириологии это сообщение вызвало оживленную дискуссию. С одной стороны, в надписях говорится, что набег на хеттские владения был осуществлен в начале правления ассирийца (ina šurru kussi šarrūtīya [57]). С другой стороны, согласно письмам Тудхалии IV, направленным им Тукульти-Нинурте I и его придворным сразу после воцарения последнего, между Хатти и Ассирией в этот момент поддерживаются мирные и дружественные отношения. Противоречие можно было бы счесть снятым, если предположить, что нападение на хеттские области произошло во второй половине – конце первого года правления Тукульти-Нинурты. Дело однако осложняется тем, что в наиболее ранних надписях этого царя о данном эпизоде не упоминается ни словом, а вводится он только в трех документах, которые относятся ко времени после основания новой столицы Кар-Тукульти-Нинурты (минимум после 8 года правления царя). При этом рассказ о захвате хеттов, как показал анализ X. Гальтера, стилистически можно охарактеризовать в этих текстах как инородную вставку.
Соответственно, в литературе было предложено несколько вариантов решения вопроса о заевфратской экспедиции. Согласно одному из них, сообщения о ней следует считать пропагандистской фикцией (X. Гальтер) [58]. Ассирийский царь прибегнул к ней в целях самопрославления и одновременно уничижения своего противника в условиях крайне обострившихся отношений с Хатти. Аргументом против достоверности экспедиции за Евфрат предлагается считать отсутствие каких-либо следов пленных хеттов в административных документах из Ашшура и Кар-Тукульти-Нинурты. Такое молчание источников особенно подозрительно на фоне того, что пленные, захваченные в ходе других кампаний Тукульти-Нинурты, например, хурриты, касситы, сутии, упоминаются в документах отчетности в достаточно больших количествах [59].
Вторая точка зрения, сторонником которой выступал X. Оттен, предполагает признание исторической достоверности сообщения о пленении 28800 хеттов. Однако датировать его нужно временем после вавилонского похода. Составляя надписи на этом позднем этапе своего правления, Тукульти-Нинурта счел необходимым прибегнуть к хронологической подтасовке и вынес на первое место рассказ о заевфратском набеге, так как считал его своим самым выдающимся свершением в военной сфере. В рамках третьего подхода, предложенного Э. Вайднером, необходимо считать, что поход действительно имел место в начале царствования, как об этом говорят сами источники. Вместе с тем сообщения о своем триумфе над хеттами Тукульти-Нинурта I решил вставить в списки своих побед только на сравнительно позднем этапе правления в силу каких-то причин, которые интерпретировались по-разному. По мнению Вайднера, Тукульти-Нинурта поначалу руководствовался стремлением не обострять отношений с хеттами и потому замалчивал этот ранний неблагоприятный эпизод в своих официальных документах. Когда же конфликт сам по себе разразился с новой силой, такая тактика потеряла смысл, и Тукульти- Нинурта отдал должное своим подвигам, совершенным в начале правления. Немировский объясняет ситуацию иначе: дело не в том, что первоначально Тукульти-Нинурта поддерживал мир с хеттами, а потом его отношения с ними ухудшились. По мнению исследователя, царствование Тукульти-Нинурты в целом отличалось мирным сотрудничеством с Хатти, за исключением этого начального эпизода, который носил случайный характер. Соответственно, ввести в официальные документы рассказ о нападении на хеттские владения царя побудило не гипотетическое ухудшение отношений с Хатти. Причина заключалась в том, что после завоевания Вавилонии позиции и престиж Тукульти-Нинурты I на внешней арене настолько укрепились, что он позволил себе в своих строительных надписях представить богам полный отчет о своих военных подвигах, не замалчивая болезненный для союзника случай со столкновением в начале правления [60]. Это, скорее всего, вызвало определенное охлаждение в хетто-ассирийских отношениях.
Последняя интерпретация нам представляется более вероятной. Но все же остается вопрос, каковы были конкретные обстоятельства этой заевфратской экспедиции. Возможно, фрагменты КВо 50.92 а, b как раз позволяют дать на него ответ. Характерно, что упомянутое в них нападение на Каркемиш связывается с моментом прихода к власти нового правителя, которым, как мы видели, весьма вероятно, был Тукульти-Нинурта. Далее особо оговаривается командный состав, ответственный за эту экспедицию, и из контекста видно, что сам царь лично в ней не принимает участия.
Сопрягая данные надписей Тукульти-Нинурты I и рассматриваемых хеттских фрагментов, можно предложить следующую реконструкцию событий в начале его правления. По вступлении на престол Тукульти-Нинурта начинает готовиться к масштабной военной кампании. Об этом становится известно в хеттской столице, и хеттский царь Тудхалия IV пытается отговорить своего союзника от выбора северо-западного направления в качестве цели первого похода [61]. Предвосхищая это первое крупное выступление своего государя, по собственной инициативе, но, возможно, и с его санкции ряд военачальников, базировавшихся в западной части Ассирийской державы, совершают пробу сил, нападая на заевфратские земли хеттов. Острие этого удара было направлено против царства Каркемиш. Однако блестящий успех ассирийцев носил кратковременный характер и не имел прочных последствий. Ассирия не присоединила никаких новых территорий, а пленных, число которых было, конечно, преувеличено в царских надписях, была вынуждена вернуть. Отказаться от плодов своей победы Ассирию вынудило скорее всего дипломатическое давление со стороны хеттов: рисковать дальнейшим осложнением отношений с ними ассирийцы не могли, так как готовились к масштабным операциям на севере, северо-западе, а также на юге.
Дальнейшие взаимоотношения хеттов и их сирийских союзников с Ассирией при Тукульти-Нинурте I также еще во многом остаются плохо известными. Однако некоторые новые тексты, преимущественно ассирийского происхождения (II), позволяют говорить об их мирном характере. К наиболее ранним из них относятся административные письма из Телль-Шейх-Хамада/Дур-Катлимму, столицы ассирийской провинции Ханигальбат, расположенной на нижнем Хабуре. Эпонимы, по которым датированы в своем большинстве эти тексты, относятся примерно к 1216/1215 г. до н.э. [62]
Так, документ № 2 из издания Э. Канцик-Киршбаум [63] дал возможность И. Зингеру построить гипотезу о подготовке династического брака между ассирийским и хеттским царским домом [64]. Помимо этой гипотезы, на которой мы не можем останавливаться здесь сколько-нибудь подробно, важным представляется наблюдение ученого о том, что согласно этому документу граница между хеттскими и ассирийскими владениями проходит не по Евфрату, а по Балиху! [65] Таким образом, налицо факт значительного ослабления ассирийских позиций на западном направлении по сравнению с эпохой позднего Салманасара I. Вероятно, оно было связано с внезапным усилением хеттов за счет их опоры на традиционного союзника — касситскую Вавилонию. Объединенное дипломатическое давление двух великих держав заставило Ассирию уступить завоеванные в Приевфратье земли. Косвенным аргументом в пользу такого сценария можно считать то, что по эпосу Тукульти-Нинурты I, посвященному победе над касситским царем Каштилиашем IV, Вавилония совершила некие прегрешения против Ассирии в правление отца Тукульти-Нинурты Салманасара. С учетом данных архива Дур-Катлимму эти прегрешения удобно отождествлять с восстановлением хетто-вавилонского контроля над Средним Евфратом.
Письмо № 6, составленное в эпонимат Ина-Ашшур-шуми-ацбата, сообщает о торговой поездке тамкаров царя Каркемиша и «правителя страны» Каркемиш Таги-Шаррумы [66] по западным областям ассирийского Ханигальбата (упоминается их проход через Хузирану, Аййану, Харран). Кроме того, сообщается об отправке царем Каркемиша льна в Дур-Катлимму, царю Ханигальбата Ашшур- иддину [67]. Эта же тема возникает в послании № 7, датировка которого неизвестна из-за повреждений таблички [68]. Письмо № 13, датированное также по эпонимату Ина-Ашшур-шуми-ацбата, сообщает о присутствии в Ашшуре купцов из Эмара [69]. Таким образом, по данным архива из Дур-Катлимму в середине правления Тукульти-Нинурты I, в эпонимат Ина-Ашшур-шуми-ацбата, сирийские вассалы Хатти поддерживают мирные взаимоотношения со своим восточным соседом. Административные документы из другого центра ассирийского Ханигальбата, Харбе/Телль-Хуверы [70], относятся к более позднему времени, но также единодушно свидетельствуют о мирных взаимоотношениях двух держав и их вассалов. Большая часть датируется эпониматом Нину’айу (1213 г. до н.э.). Следует отметить присутствие на территории ассирийского Ханигальбата хеттского посланника Телли-Шаррумы, которого соблазнительно идентифицировать как каркемишского царевича, сына Сахурунувы (11-го карату, 2-го месяца ассирийского календаря — документы № 24-27 по изданию Ш. Якоба) [71]. Документ № 23 сообщает о прохождении через Харбе посла по имени Ябнан из вассального хеттам княжества Амурру (20-го кальмарту, 3-го месяца) [72]. Посол из Хатти таккже проходил через город в месяц Син эпонимата Эллиль-надин-апли, который датируется несколькими годами ранее эпонимата Нину’айу (№ 54) [73]. Таким образом, по крайней мере первая половина правления Тукульти-Нинурты I, за исключением инцидента в самом его начале, прошла под знаком мира с хеттами.
Дальнейшие события по-разному реконструируются в работах последних лет. Так, например, Фре постулирует мирные взаимоотношения с Ассирией вплоть до финала существования Хеттской державы [74]. А в отечественной литературе недавно было выдвинуто предположение о том, что при последних хеттских царях Арнуванде III и Суппилулиуме II Хатти добилось крупного военного или дипломатического успеха над ассирийцами, в результате которого от них под хеттский контроль перешли значительные территории в Верхней Месопотамии [75].
Базируется это предположение на трех свидетельствах:
- на данных фрагмента письма из Хатти в Ассирию КВо 18.25, сообщающего о передаче отцом адресата этого послания, очевидно, Тукульти-Нинуртой I, неких городов царю Каркемиша;
- на сообщении договора с Аласией, КВо 12.39, где одним из глорифицирующих эпитетов хеттского контрагента выступает фраза «тот, который царя страны Ашшур / с царем страны Ашшур…» (об. ст.! стк. 17′; далее лакуна, традиционно восстанавливаемая глаголом со значением «сражаться» или «одолеть, победить, возобладать»);
- на договоре некоего царя Хатти по имени Арнуванда с людьми города Исмерикка; по нему этим людям хетты передают ряд важных городов, которые определены как относящиеся к стране Киццуватна [76].
Представляется, что ни один из этих аргументов в отдельности, ни их совокупность не позволяют предполагать некое крупномасштабное наступление хеттов в Верхней Месопотамии накануне падения их державы. Первый из упоминаемых текстов легко находит место и в других версиях исторической реконструкции: речь в нем может идти о возвращении Тукульти-Нинуртой городов между Балихом и Евфратом или на северо-западе, в Исуве, которые были захвачены в свое время Салманасаром в ходе хетто-ассирийской войны. Произойти это возвращение могло в результате того дипломатического давления, которые хетты развернули в отношении ассирийцев после их заевфратского набега. Возможно, сыграла свою роль также сознательная установка нового ассирийского царя на поддержание устойчивого мира с хеттами [77]. Фраза в договоре с Аласией может быть восстановлена по-разному. Необязательно предполагать, что она содержала указание на военный триумф над Ассирией [78]. Вполне возможно (как допускает и Немировский), речь в ней шла о некоем успехе в поддержании мира, что по контрасту с предшествующим периодом изнурительных конфликтов вполне могло выглядеть достижением, достойным прославить добившегося его царя. Договор с Исмериккой достаточно давно датирован раннеимперским временем на основании лингвистических данных. Его атрибуция новохеттскому Арнуванде III может быть вызвана только соображениями исторического характера. Однако именно исторические реалии заставляют усомниться в такой атрибуции [79]. Во-первых, странно, что территории в Верхней Месопотамии, включая Ирриде и Вашшуканни, были отнесены к провинции Киццуватна, хотя с административной и географической точек зрения логичнее было их передать Каркемишу. То, что Каркемиш оказался в стороне от этой масштабной перекройки политической и административной карты, особенно удивительно ввиду того влияния, какое имел царь Каркемиша Талми-Тешшуб. Кстати, именно он обеспечил воцарение последнего хеттского царя Суппилулиумы II. Вряд ли центральная власть смогла бы проигнорировать его интересы, даже в том случае, если она опасалась чрезмерного усиления Каркемиша. Кроме того, синхронный этому договору ассирийский архив в Телль-Саби-Абъяде свидетельствует о том, что ассирийцы имели доступ и контролировали области, которые разделяли области Вашшуканни и Ирриде.
С другой стороны, те источники, которые стали известны недавно, в том числе только что упомянутые тексты из Телль-Саби-Абъяда [80], свидетельствуют о продолжении мирного взаимодействия хеттского мира и Ассирии, как мы наблюдали его на материале писем из Дур-Катлимму.
Так, текст сезона 2002 г., Т-02-32, сообщает о приезде в Ашшур представительной делегации для прощания с умершим царем (дословно в тексте говорится, что члены делегации его оплакивают) и приветствия нового [81]. По мнению издателя Ф. Виххерманна, речь идет о смерти Тукульти-Нинурты I и воцарении его преемника Ашшур-надин-апли. Делегация определяется в тексте как «цари другой страны» (šarrānu ša māte šanitte, т. e. именно «цари» во мн.ч. и «страна» в ед.ч., стк. 10-11), под этим обозначением могут скрываться удельные и вассальные цари Хатти (Каркемиша, Эмара, Угарита, Амурру), а, возможно, и великий царь Хатти собственной персоной. Еще один текст из Телль-Саби-Абъяда (Т 98-119), датирующийся несколькими годами позже, сообщает о военном походе, предпринятом царем ассирийского Ханигальбата Или-падой в поддержку царя Каркемиша [82]. При этом по тексту видно, что помимо Телль-Саби-Абъяда в зоне ассирийского контроля находятся города Харран и Мармарига.
Наконец, еще один фактор, заставляющий думать о мирных взаимоотношениях Хатти и Ассирии в конце XIII – начале XII в., заключается в информации аккадоязычного фрагмента КВо 28.61-64 [83]. Он написан на ассирийском диалекте, и, несомненно, происходит из Ашшура. Он содержит рассказ о династической ситуации в касситской Вавилонии. Текст выдержан в исключительно дружественном тоне по отношению к хеттскому адресату, которого нужно отождествлять как одного из сыновей Тудхалии IV, так как тот упомянут в третьем лице. В конце документа, на последней строке, стоит имя уже упоминавшегося Или-пады, который известен в качестве эпонима во второй половине правления Тукульти-Нинурты I. Аналогии с другими дипломатическими и административными письмами говорят, что это имя в конце текста должно быть частью эпонимной датировки письма (ср. КВо 28.59 и письма из Дур-Катлимму).
Таким образом, мы можем заключить, что те тексты, которые традиционно приводят в доказательство обострения хетто-ассирийского конфликта при Тукульти-Нинурте I, могут быть интерпретированы иначе, а другие источники того же времени рисуют противоположную картину.
