Blas Ruiz о битве при Павии
О битве при Павии, состоявшейся 24 февраля 1525 года, часто говорят, как о «последней битве Средневековья» — имея в виду не столько размытые временные рамки этого исторического периода, сколько именно средневековый, феодальный образ войны.
Почему подобное мнение столь распространено – как у специалистов, так и среди обычных любителей истории? Утверждение о «финале военного Средневековья» может показаться очень спорным. Казалось бы, при Павии не случилось абсолютно нового – такого, что совсем не имело бы места ранее.
На первый взгляд
Профессиональные наёмные армии играли заметную роль в европейских войнах уже XV века, а строго говоря – слава швейцарской пехоты и итальянских кондотьеров уходит корнями в XIV столетие. Для немецких ландскнехтов и испанской пехоты нового образца (вот-вот официально будут созданы терции – в 1534 году) битва тоже не стала дебютом.
В целом о пехоте, как достойном ответе на мощь рыцарской конницы и ключевой силе на поле боя, можно было говорить ещё с Лаупена 1339 года: швейцарцы именно в таком стиле выиграют у Габсбургов большую войну. Да и огнестрельное оружие отнюдь не впервые сыграло решающую роль в сражении. В рамках Итальянских войн уже состоялись битвы при Чериньоле и Гарильяно (обе – в 1503 году): крупные баталии, где аркебуза оказалась важнейшим фактором успеха.
О чём говорить, если Пьер Терраль де Баярд, ещё при жизни бывший символом самого понятия «рыцарство», убит испанским аркебузиром почти за год до Павии? А ещё чуть раньше, в 1513 году, при Флоддене (также сражение Итальянских войн, хотя проходило оно в Британии) – один из первых примеров победы за счёт полевой артиллерии.
И всё же, есть один нюанс. Упомянутые выше события не совершили какого-то кардинального перелома в умах. Для весьма насыщенной эпохи, они в глобальном масштабе оказались не такими уж значимыми событиями. Такими, что могли бы показать всей Европе: времена изменились, и теперь воевать надо по-новому.
Битва при Павии совершила именно это. Она оказалась достаточно крупной, достаточно важной в стратегическом и психологическом плане.Именно Павия стала точкой перелома, после которой в Европе изменилось представление о ведении войны. По её же итогам очевидно обозначился закат «рыцарской» эпохи – хотя переходный период в настоящем Новому Времени будет ещё очень долгим.
Давайте же разберёмся, что произошло в тот февральский день на севере Италии? Начать нужно с небольшого экскурса в предысторию.
Четырёхлетняя война 1521-1526 годов
Итальянские войны (которых всего было целых восемь) раскинулись в европейской истории с 1494 по 1559 годы. Можно сказать, что они явились прологом глобального передела Европы век спустя, в Тридцатилетней войне. Если конфликт 1618-1648 годов — это попытка (успешная) прекратить гегемонию династии Габсбургов на континенте, то Итальянские войны — попытки (неудачные) не позволить данной гегемонии окончательно установиться.
Камнем преткновения стала Италия. На рубеже XV-XVI веков (да и вплоть до второй половины XIX столетия) — это не единое государство, а лоскутное одеяло, сотканное из самых разных сил. А что же вокруг? Едва начавшая объединяться Испания быстро набирает мощь, и уже владеет на Апеннинах обширными территориями. С севера усиливается давление немцев: внутренняя итальянская борьба «партий» гвельфов и гибеллинов (которые были, соответственно, против и за интеграцию со Священной римской империй) имела место ещё в далёком XII веке. С тех пор конфликт не терял актуальности: менялась только форма. Французы, разумеется, также имели виды на эти богатые земли. Их страна представляла собой сильную в экономическом и военном отношениях державу, к тому же – обладающую психологией победителя: ещё живы люди, видевшие победоносный финал Столетней войны.
Итальянцев же, некоторые из которых желали иметь собственного короля, беспокоила также угроза османов – напрямую не втянутых в Итальянские войны, но постоянно являвшихся заметным фактором. Англичане с шотландцами – союзники Испании и Франции соответственно, также не оставались в стороне.
Четырёхлетняя война, лежащая ровно на экваторе всей этой непростой истории, также известна как «Первая война Франциска и Карла». Соответственно, Франциск I Валуа — «Король-Рыцарь», правил Францией, а Карл V Габсбург был немецким императором и королём Испании. Оба – выдающиеся люди, виднейшие политические и военные фигуры своей эпохи, составляющие с английским королём Генрихом VIII своеобразный триумвират большой западноевропейской политики.
Очередной виток конфликта начался именно потому, что Франциска категорически не устраивало становление испанского монарха Карлоса I ещё и немецким императором Карлом V. Король Франции и сам претендовал на этот титул, когда в 1519 году скончался прежний император — Максимилиан I. Карл V провозгласил себя правителем империи в том же году, самовольно.
Формальные выборы шли долго, тяжело и довольно грязно (подкупами не гнушался никто из претендентов), но в 1520 году французы уже не сомневались: им снова придётся воевать. И не только из-за личных амбиций Франциска. Карл, безо всякой войны, получил в свои руки едва ли не половину Европы. Отныне могучая Священная Римская империя и, совершающая резкий рывок Испания, были объединены личной унией, и это не говоря о множестве других территорий! К тому же, Карл V не скрывал своих великих амбиций.
Франциск I был просто обязан, по меньшей мере, указать сопернику пределы дозволенного.
Французский путь к Павии
Начали войну французы, поддерживаемые многочисленной швейцарской наёмной пехотой и богатыми венецианцами, довольно успешно. Но удача (под влиянием, впрочем, объективных факторов) изменила быстро, и поражение при Бикокке 1522 года стала лишь первым звеном цепи. В том же году в войну вступила Англия – разумеется, не на стороне Франциска. А в 1523-м новым дожем Венеции стал Андреа Гритти. Гритти, ранее воевавший против Франции и побывавший в плену, вполне предсказуемо заключил с империей мир. Осенью 1523 года англичане лишь чудом не дошли до Парижа, а год спустя имперцы осадили Марсель – пусть и неудачно.
Французам категорически не хватало денег на войну, но подобная проблема существовала и у противника. Несмотря на все трудности, деятельность и воля Франциска I обеспечили возможность попытаться переломить ход войны. Нужен был решительный военный поход.
В середине октября 1524 года французский король пересёк Альпы, и привёл большую армию к Милану. Город ему сдали без боя, но войска противника отступили на юг, и остались целы. Было очевидно, что это ещё далеко не победа: имперцы просто «играют вторым номером».
Большая часть испано-имперской армии, под командованием Шарля де Ланнуа, отошла к городу Лоди. Командир другого сильного войска, Антонио де Лейва, занял оборону в Павии. Здесь, под защитой достаточно мощных стен, он собирался тянуть время – покуда де Ланнуа собирал армию, способную разбить Франциска. Сдав Милан, подданные Габсбургов поступили весьма разумно: в октябре 1524 у них просто-напросто не было сил на сражение с французами. Силы предстояло скопить.
Естественно, французы не собирались просто ждать, пока это произойдёт. Оставив гарнизон в Милане, они двинулись на юго-восток, прежде всего обратив внимание именно на Павию. Анн де Монморанси, один из полководцев, 2 ноября 1524 года подошёл к городу с юга, замкнув кольцо блокады: севернее французы расположились ещё раньше.
Хотя Анну было едва за 30, это был уже достаточно опытный и авторитетный полководец, к тому же – друг детства Франциска I. Монморанси участвовал во многих сражениях Итальянских войн, включая битву при Бикокке, и был у монарха на хорошем счету. Позднее он станет коннетаблем, будет активно участвовать в Итальянских войнах до самого их конца, наконец – сыграет немалую роль в Гугенотских войнах, где погибнет. Но это уже не относится к Павии…
В скором времени состоялось несколько попыток штурма, но внутри города находилось около 9.000 отличных солдат (о которых мы подробнее поговорим чуть позже), и французам эти атаки принесли лишь болезненные потери. Не оставалось ничего, кроме как брать испанцев измором. Естественно, это играло на руку империи: упорство Лейвы в обороне обеспечивало необходимую передышку.
Но не всё складывалось для французов так плохо. Попытка испанцев привести подкрепление со стороны Генуи была успешно пресечена.
Воевавший за французов шотландский герцог Олбани выдвинулся на юг, решая ряд стратегических вопросов в интересах Папы Римского – который имел секретные договорённости с Франциском I
Последующие события сильно помешали действиям готовившего снятие осады Шарля де Ланнуа: в конце года имела место череда «боёв местного значения». И эти бои, по большей части, сложились отнюдь не в пользу Габсбургов. В декабре на сторону Франции перешёл ранее служивший имперцам Джованни Медичи – более известный как Джованни делле Банде Нере, командир знаменитых «Чёрных полосок», сильный кондотьер. На той стороне его не устроили задержки оплаты услуг – а вот Франциск I расплатился сразу же, и весьма щедро. С другой стороны, французы потеряли часть швейцарских пехотинцев, ушедших домой из-за сведений об атаке немцев на родной кантон Граубюнден.
Франциск I обладал под Павией блестящим штабом полководцев. Адмирал Гийом Гуффье, известный, прежде всего, как основатель Гавра – одного из крупнейших портов Франции. Как и Монморанси, с королём Франциском будущий адмирал дружил с детства. В первую очередь, он был дипломатом и администратором, однако и определённым военным опытом уже обладал. Жак II де Шабанн де Ла Палис — блистательный военачальник своего времени. Его род восходил к одному из соратников Жанны д’Арк. Сам он воевать начинал в так называемой «Безумной войне» 1485-1488 годов: когда короля Франциска I ещё не было на свете. Ла Палис был опытен и мудр, его давно знали и ценили при дворе. Нынешний правитель Франции был третьим королем, которому он служил. С самого начала Итальянских войн, Ла Палис принимал участие в большинстве крупных событий – в частности, в выигранных французами битвах при Аньяделло и Мариньяно. Но главной, конечно же, являлась фигура самого короля.
Франциска I трудно назвать военным гением – уж по крайней мере, на общем фоне весьма богатой военной истории как Франции, так и его эпохи. Тем не менее, Королём-Рыцарем он себя именовал не из пустого бахвальства: это был человек высочайшей отваги, который войну искренне любил. Один из последних монархов Европы, способных лично скакать в атаку: как раз недавно сложил голову при Флоддене шотландский король Яков IV, но такой пример на Франциска ничуть не действовал. Он жил согласно прежним категориям романтической рыцарской эпохи. Разумеется, руководство столь решительного венценосца внушало французам уверенность в собственных силах.
Несмотря на все обоюдные манёвры, неизбежность крупной битвы под Павией к январю 1525 года стала очевидной. В целом, подобную ситуацию можно было назвать выгодной для Франции: именно французы продолжали тяготеть к стратегии генеральных сражений, тогда как ещё с первых боёв Итальянских войн (после поражения при Семинаре 1495 года) их противники стали уделять большое внимание «тотальной войне». Но тут ситуация, в любом случае, не оставляла особенного выбора.
- Французы не могли решительно продвигаться дальше, контролируя только Милан, и оставляя 9000 испанцев в тылу.
- Взять Павию быстро также не представлялось возможным.
- А отдельные экспедиции на юг и юго-восток могли лишь задержать де Ланнуа, но не предотвратить сбор большой имперской армии.
Пожалуй, самое время поговорить именно о ней.
Под имперскими знамёнами
Шарль де Ланнуа, бывший главнокомандующим имперскими силами на севере Италии, не случайно носил французские имя и фамилию. Он был по происхождению фламандцем (как и сам император, родившийся на территории современной Бельгии, от рождения говоривший по-французски), и верным сторонником династии Габсбургов. «Первая скрипка» в армии досталась Ланнуа всего пару лет назад, и пока успел он немногое. Даже в относительно недавней битве при Бикокке ещё командовал Просперо Колонна (теперь, увы – скончавшийся).
Ланнуа же отметился, в основном, уже упомянутым походом на Марсель, а также победой в прошлогодней битве при Сезии: тогда французами командовал и ныне присутствующий в штабе Гийом Гуффье, и там же погиб знаменитый Баярд. Однако, Ланнуа пользовался огромным доверием короля-императора Карла V.
Этого человека высоко ценил ещё Максимилиан I Габсбург – хорошая рекомендация! Да и за плечами у Шарля имелись высокие руководящие посты как во Фландрии, так и в Италии.
Может, это был не выдающийся воин – но опытный и преданный руководитель.
При Ланнуа был и такой человек, как Шарль III де Бурбон – тот самый, чьё войско через два года разграбит Рим.Некогда Шарль де Бурбон был на хорошем счету у самого Франциска I, и даже являлся коннетаблем Франции. При Мариньяно в 1515 году являлся одним из командующих французской армией (предводительствовал, как и теперь, сам король). Но с тех пор утекло много воды – зависть к придворным успехами упомянутого выше Карла Алансонского, а также болезненный раздел наследства жены толкнули Шарля к интригам против короля. В пользу, конечно же, Карла V и Генриха VIII. Кончилось всё разоблачением и бегством – теперь ничего не оставалось, кроме как служить другой стороне.
В осаждённой Павии сидел, как мы уже говорили, Антонио де Лейва – не самый знаменитый, но исключительно опытный командир. Лейва начинал свою военную карьеру ещё с подавления мусульманских восстаний в Испании, в самом начале века. Это был один из приближённых Гонсало Фернандеса де Кордовы – «Великого Капитана», который до описываемых событий не дожил. Сам по себе этот факт значил очень многое: El Gran Capitan по сей день считается величайшим из испанских полководцев. Сеньор де Лейва также являлся участником недавнего похода в Прованс.
Ещё одна фигура описываемых событий, о которой никак нельзя не сказать – это Фернандо де Авалос (он же Ферранте д’Авалос), итальянский дворянин испанского происхождения, маркиз Пескара. Де Авалос – удивительный для итальянского кондотьера пример человека высокой чести, что проявилось в его богатой биографии многократно. Фернандо искренне считал себя испанцем, и был почти фанатично предан арагоно-кастильской короне. Герой сражений при Равенне и Бикокке, он ещё сыграет ключевую роль в битве при Павии – последней для него, потому что в конце года он скончается.
Важнейшим успехом для Ланнуа стал подход немецкого войска: до 15 тысяч ландскнехтов привели легендарный Георг фон Фрундсберг (человек, чьё имя едва ли не тождественно понятию «ландскнехт» вообще) и Марк Зиттих фон Эмс.
Для Фрундсберга, ветерана ещё Швабской войны конца прошлого века, Павия стала одним из последних походов: в следующем году знаменитый предводитель наёмников перенесёт инсульт, не закончив кампанию в рамках Войны Коньякской лиги, и уйдёт на покой.
Кроме немецкой пехоты, появилась также австрийская артиллерия с большим количеством боеприпасов. Подкрепления подходили в течение 10-20 января, и буквально вдохнули жизнь в армию, начинавшую постепенно терять боевой дух. Шарль де Ланнуа, посовещавшись с Бурбоном и Авалосом, наконец решился на активные действия.
Перед битвой: манёвры, разведка, вылазки
Эти активные действия заключались в атаке на замок Сан-Анджело, занятый французами, и расположенный неподалёку как от Лоди, так и от Павии. Прежде всего, Сан-Анджело был важен в качестве наблюдательного пункта и узла связи: отсюда французы легко могли заметить любое серьёзное продвижение к Павии, а также быстро доставлять донесения. Гарнизон замка был невелик – около 2500 бойцов, плюс около 1000 человек подкрепления, отправленного после того, как французы заметили имперскую активность. Среди этих людей было около 800 швейцарцев, и порядка 700 всадников.
24 января 1525 года (то есть, ровно за месяц до самой битвы при Павии) под стенами Сан-Анджело появилась сразу вся имперская армия – которую некоторые историки оценивают в 40 тысяч человек. Это выглядит преувеличением, но о численностях армий мы подробнее поговорим чуть ниже. Замок сдался после предупредительного артобстрела, его гарнизон был взят в плен. Отсюда Ланнуа отправил отряд ландскнехтов в соседний Бельджозо – чтобы организовать там собственный наблюдательный пункт.
Франциска эти события привели в ярость, но отбить Сан-Анджело он уже явно не мог: пришлось бы снимать осаду Павии. Зато имелась возможность ответить любезностью на любезность, и захватить уже имперский опорный пункт в Бельджозо. В атаку послали, с отрядом примерно в 4000 человек, самого Гийома Гуффье – и там же присутствовал Джованни Бенде Нере. Завидев приближение такого войска, немногочисленные ландскнехты немедленно отступили. Гуффье и Медичи рассудили, что дело сделано, и направились обратно к Павии, оставив минимальный гарнизон. После этого ландскнехты вернулись, и снова захватили городок.
Важная стратегическая точка осталась за империей.
Между тем, основная армия уже продвигалась к Павии, и 2 февраля заняла Лардираго – город всего лишь в нескольких километрах от будущего театра боевых действий. Отсюда удалось сообщить о своём прибытии запертому в городе гарнизону Лейвы. По большому счёту, битва уже началась – просто в ближайшие 22 дня ещё не случится решительной атаки.
Итальянские войны вообще интересны именно тем, что мы впервые в изобилии видим боевые действия, похожие на нечто современное (хоть и можно усмотреть схожее, например, в стратегии Бертрана дю Геклена). Это уже не две армии, собирающиеся в поле, и за одно утро решающие все свои вопросы: некая битва может протекать на протяжении многих дней (и даже недель), на обширной территории, и состоять из множества сложных манёвров, мелких столкновений… Такова была, например, битва при Гарильяно (где вообще не случилось «решающей» фазы с вовлечением все основных сил).
Основные силы французов находились севернее города. Штаб Франциска помещался в лесном массиве, лежащем в пределах огороженного стеной парка – весьма большой площади. При короле были основные силы (до 10 тысяч человек), включая, что крайне важно – тяжёлую конницу, итальянские силы Медичи, ландскнехтов и часть швейцарцев. В парке также находился Роберт III де Ламарк, сеньор де Флёранж – ещё один друг детства короля, с пятью тысячами швейцарцев. Непосредственно у города расположился Монморанси, он отвечал за блокаду Павии с южного направления, и сил при себе имел немного: ведь атака оттуда не ожидалась. Герцог Алансонский, на берегу реки, прикрывал всё западное направление – фактически, находясь в тылу.
Силы сторон
Самое время поговорить о силах сторон предметно. Для начала нужна небольшая оговорка: перед нами не эпоха Наполеоновских войн, в которой всё жёстко задокументировано. Оценки численности – довольно приблизительные, во многом основанные на нарративе и косвенных данных.
Общие силы французов усреднённо оцениваются в 22-23 тысячи человек. При этом, из примерно 17 тысяч пехотинцев, 7 тысяч составляли швейцарцы (ещё 4 тысячи немецких ландскнехтов из «Чёрной Банды»), а из 6-7 тысяч кавалерии большая часть – тяжеловооруженные рыцари и сквайры. Насчитывалось до 1000 полноценных «рыцарских копий», то есть жандармов со вспомогательным отрядом. Качественный состав войска несколько просел из-за того, что часть пехоты пришлось ранее перевести из гарнизона Милана – после ухода обеспокоенных за родной дом швейцарцев. Но даже несмотря на это, Франциск обладал чрезвычайно сильной армией. К тому же, укрепившейся на местности (хотя, как мы узнаем позднее – сделавшей это крайне неудачно).
Что касается имперской армии, то адекватная оценка численности войска Ланнуа, пришедшего к самой Павии – около 24 000 человек. Из примерно 19 000 пехотинцев, не менее 12 000 составляли ландскнехты. Присутствовали также испанцы (около 5 000 человек) и местные. Тяжёлых всадников имелось лишь около 800 человек, ещё до полутора тысяч лёгких. Помимо того, внутри города находилось 9-10 тысяч солдат Лейвы. В основном, это была испанская пехота и ландскнехты (последние преобладали). Всадников в городе имелось лишь около 30 копий (то есть, порядка сотни человек, способных идти в атаку).
Сторонники Габсбургов имели явно преимущество в живой силе.
В то же время, они катастрофически проигрывали по артиллерии (53 пушки у французов, и менее 20 у имперцев). Ещё более очевидно тотальное превосходство французской кавалерии – а ведь тяжёлая конница до сих пор играла очень важную роль на полях сражений. Наконец, значительная часть испанцев находилась в осаждённом городе. И их состояние после осады, моральное и физическое, вызывало большие сомнения. Так что можно говорить об относительном паритете сторон.
С подходом союзников, гарнизон Павии сильно осмелел, и начал производить многочисленные вылазки. В этих атаках испанцам сопутствовал немалый успех – в частности, сам Медичи получил тяжёлое ранение в ногу, и был вынужден покинуть армию, отправившись на лечение. Что любопытно, поехал не в Милан, а в Пьяченцу: люди де Авалоса (тоже кондотьера) рыцарственно пропустили его. Не исключено, что отсутствие командира «Чёрных полосок» — значительный фактор итогового результата. Но теперь об этом мы можем лишь гадать. Начались артиллерийские перестрелки, и относительно мелкие столкновения («относительно» — потому, что при одной из имперских атак на парк погибло 400 швейцарцев, и лишь быстрая реакция Ламарка предотвратила настоящий прорыв блокады).
Во время одного из артобстрелов, чудом не погиб сам Франциск I, не чуравшийся появляться на передовой.
На самом деле, положение гарнизона Павии было довольно незавидным. Шарль де Ланнуа 21 февраля заявил, что если в течение четырёх дней хотя бы частично не прорвать блокаду – город можно считать потерянным. Основной проблемой было даже не продовольствие (осада длилась не так уж долго), а деньги – наёмникам в гарнизоне Лейвы не оставалось экономического смысла продолжать удерживать город. Пока ему ещё удавалось поддерживать дисциплину, но было ясно, что долго Павия не выдержит.
Ещё раньше, с 19 февраля, имперский главнокомандующий посылал к стенам парка своих разведчиков – чтобы найти слабые места, оптимальные для атаки. Составленный им план был достаточно прост: основной задачей Ланнуа видел как можно более быстрый выход своих передовых частей к городу. Требовалось соединиться с Лейвой, позволить ему вывести войска из Павии. Уже после этого можно было по-настоящему атаковать неприятеля. Запланированный день атаки – 24 февраля, очень удачно совпадал как с праздником Святого Матфея, так и с днём рождения Карла V. Хотя, если говорить точнее – снятие осады началось в ночь с 23 и 24 число.
Утром 24 февраля 1525 года
Для начала заметим, что погода в феврале 1525 года на севере Италии была весьма холодной. Уже идёт Малый Ледниковый период – температуры куда ниже современных (в XVI-XVII веках, бывало, замерзало Адриатическое море). Конечно, в какой-то мере сражаться это даже помогало: источники особо отмечают твёрдую почву под ногами солдат и лошадей, а это куда лучше грязи по колено. Но всё же, условия для войны были тяжёлыми: ещё не наступил галантный XVIII век, с его традицией ухода на «зимние квартиры».
Около 4 часов утра испанские инженеры начали ломать (вручную, при помощи инструментов, дабы не создать много шума) невысокую северную стену парка – которая плохо охранялась.Чтобы французы не заметили этого, плотно заработали пушки Ланнуа. Та же батарея должна была подать сигнал Лейве – три выстрела через равный промежуток времени: после этого Антонио следовало вывести свои войска из города, и присоединиться к атаке на французов. Французы практически сразу услышали странный шум, и даже была собрана «группа быстрого реагирования» из трёх тысяч швейцарских пехотинцев. Однако, грохот артиллерии всё-таки сбил осаждающих с толку. Момент, когда план Ланнуа можно было сорвать, упустили.
Первым в парк вошёл отряд под командованием де Васто, из примерно 3000 человек, причём почти все они были аркебузирами: делать ставку на ручной огнестрел испанцы уже привыкли. Кроме того, через вручную пробитую в стене брешь втащили лёгкие пушки, а затем провели испанских и итальянских всадников (лёгкую кавалерию). Французы поняли, что какая-то атака действительно началась, лишь когда имперские войска уже проникли в парк. Но даже тогда Франциску ещё не было ясно, что речь идёт о долгожданном генеральном сражении. Только около 6 утра разведка Гуффье донесла королю, что дело серьёзное – в это время в парке уже, тут и там, шёл бой. Полноценные сведения о масштабах проблемы Франциск получил ещё позднее.
Примерно в 6:30 последовал сигнал Лейве, и он сразу начал массированную вылазку. Одновременно с этим, имперская артиллерия открыла уже прицельный огонь по французским позициям. Имперцы с завидной координацией развивали атаку по намеченному плану, несмотря на темноту, а французы пока толком не понимали – что именно происходит, и как нужно реагировать.
К сожалению, французские дозоры оказались ужасающе неэффективными: Франциск действовал практически вслепую.
Де Васто, успешно продвинувшийся в центр парка, захватил так называемый замок Мирабелло. Фактически, это был не замок, а лишь построенный на манер замка охотничий домик-дворец. Имперцы предполагали, что именно здесь может находиться ставка главнокомандования, и короля получится сразу же захватить в плен.
Конечно же, Франциска там не было: имелся только сразу же сдавшийся гарнизон, а также обоз. Но и без короля, дворец Мирабелло представлял собой важнейшую тактическую позицию – которая теперь оказалась под имперским контролем.
Лишь тогда Франциск смог более-менее полно оценить ситуацию – уже имея и донесения из Мирабелло, поскольку некоторым солдатам оттуда удалось вовремя сбежать. Но даже эти сведения о происходящем оставались неполными, так как не включали в себя описание действий Лейвы, выводящего армию из города на север. Монморанси то ли не видел этого, то ли не отправил вестовых вовремя, а мог и просто не придать происходящему значения – в темноте неверно оценив обстановку. Этого мы доподлинно уже не узнаем.
По существу, битва была проиграна уже к 7 утра, когда ещё ничего толком не успело случиться. Лейва быстро вышел на соединение со своими, резкие действия имперской пехоты разделили силы французов на три части (основной кулак короля, швейцарцы Ламарка и отряд Монморанси – также преимущественно швейцарский). Арьергард Алансона вообще оказался вдалеке от места неожиданно развернувшейся битвы, не имея ни разведданных, ни приказов – а потому практически бездействовал.
Фрундсберг и Зиттих, разделив своих ландскнехтов на две большие колонны, ворвались в парк. Теперь никаких шансов быстро выбить войско Габсбургов отсюда не осталось: учитывая вылазку Лейвы, они за какой-то час сформировали очевидное численное преимущество. Французов в самом парке было менее 20 тысяч, а их противников – добрых 26 тысяч. Зиттих, имевший по своим началом около 8000 пехотинцев, немедленно повёл их против швейцарцев под командованием Ламарка.
Надо отметить, что несмотря на всю грозную репутацию швейцарцев, конкретно эти войска не имели опыта в Итальянских войнах. Более опытные наёмники погибли при Бикокке, либо ранее ушли домой – так что немцы имели и численное, и качественное превосходство.
Фрундсберг же, командовавший примерно 6000 человек, соединился с укрепившимися испано-итальянскими аркебузирами, помешать чему французы не сумели.
Наконец, на «поле» боя (представлявшем собой очень большой участок местности, частично поросший лесом) появилась испанская пехота под командованием де Авалоса, а также Шарль де Ланнуа во главе имперских кавалеристов (включавших и всех тяжёлых всадников, что были в его распоряжении).
Началась массированная перестрелка артиллеристов и аркебузиров. Французы пытались реализовать своё преимущество в пушках, однако, по свидетельствам командующих с имперской стороны, их обстрел причинил минимальные потери.
Куда более серьёзным аргументом в руках Франциска являлась тяжёлая конница – которую он повёл в бой, по обыкновению, лично. Если имперская пехота уже успела продемонстрировать явное преимущество в выучке, то что касается всадников – французскому королю было, чем крыть. Под его началом находились ещё вполне классические рыцари: очень хорошо одоспешенные, и прекрасно умеющие наносить таранный удар.
Ланнуа неожиданно оказался в весьма незавидном положении, по собственным словам – рассчитывая только на помощь свыше: вероятно, он всё-таки недооценил отвагу короля. Имперские всадники быстро оказались рассеяны и оттеснены в лес, в котором скрывались и попавшие под удар французских рыцарей пехотинцы из небольшим отрядов (именно они понесли основные потери – большую часть всадников Ланнуа всё-таки сохранил, благоразумно скомандовав отступать). В этот момент Франциск был совершенно уверен, что побеждает.
Даже несмотря на то, что он располагал только донесениями от Ламарка (находившегося неподалёку, в гуще событий), но так и не получил никаких сведений от Монморанси и Алансона. Французский король полагал, что на юге не может происходить ничего тревожного, а потому уверенно продолжал действовать. Тем более, что вражеский военачальник бежит! Как видим, «рыцарское», средневековое военное мышление в данном случае оказалось неподходящим.
Эту ошибку Франциску часто ставят в вину, но осуждать его действия во время битвы сложно. Он действительно не мог знать о том, что люди Лейвы вышли из города, и имперская пехота собирается в мощный кулак. Это, увы, было обусловлено неэффективными действиями его подчинённых, а также общими ошибками организации осады – без которых подобная атака в принципе не стала бы возможной. Теперь, когда всё зависело от него самого, Король-Рыцарь делал то, что имел все основания считать единственно верным. Ещё не развита система связи и разведки даже наполеоновской эпохи, ночные боевые действия в начале XVI века – вообще экзотика. В очередной раз убеждаемся в том, что темпы развития военной мысли в империи Карла V сильно опережали остальную Европу.
Между тем, в реальности ситуация уже находилась в руках Фернандо де Авалоса: когда Ланнуа был вынужден отступать, он фактически временно принял обязанности главнокомандующего. Пока ландскнехты сражались со швейцарцами (как известно, между этими «профессиональными корпорациями» существовала крайне кровавая вражда), маркиз Пескара собрал смешанную формацию из испано-итальянских аркебузиров и пикинеров.
Терций как таковых в 1525 году ещё не существовало (их организуют в ходе военной реформы через 9 лет), но де-факто эту тактику Испания активно применяла ещё в начале столетия.
Используя лесистую местность в качестве прикрытия, де Авалос атаковал основные силы французов. Тем временем, Фрундсберг и Зиттих уверенно одерживали верх над швейцарцами – чьё отступление быстро перешло в бегство. Естественно, всё это сопровождалось резнёй: брать швейцарцев в плен ландскнехты не привыкли. Французская конница с каждой минутой всё более лишалась жизненно необходимой поддержки пехотинцев. Когда победа над швейцарцами стала очевидной, Фрундсберг получил возможность оставить завершение разгрома на Зиттиха, а самому присоединиться к бою против французской конницы. «Чёрная Банда» ландскнехтов на французской службе пыталась исправить положение, и наткнулась именно на наступающего Фрундсберга – ничуть не преуспев, несмотря на то, что сражались эти люди отчаянно.
Случившееся далее нельзя назвать иначе, как кошмаром для французов. Ещё полчаса назад рыцари Франции были уверены в том, что одержат верх. Теперь же они взяты в клещи крайне многочисленной пехотой противника, собственной поблизости не видно – и даже артбатарея не в силах помочь, поскольку слишком велик риск поразить огнём своих (а эти «свои» — знатнейшие люди страны во главе с королём!). Франциск утратил манёвр, о каком-то таранном ударе речь уже не шла. Его формацию тяжёлых всадников смяли натиском древкового строя, и началась настоящая резня.
- Ламарка уже схватили.
- Маршал Ла Палис упал с коня, сдался – но тут же, по какой-то причине, был расстрелян испанцами.
- Гийома Гуффье, адмирала Франции, насмерть поразили пикой – в отличие от маршала, он решил биться до конца.
- Едва ли погиб и сам Франциск I: его спасло вмешательство Шарля де Ланнуа, как раз вернувшегося на поле боя.
- Главные силы французов оказались полностью разбиты, ключевые полководцы погибли или попали в плен.
По сути, это был конец: и речи не шло теперь об организованном сопротивлении. Тем временем Зиттих захватил французскую артиллерию вместе с её командованием, а на юге имперцы отрезали пути к отступлению. Довольно пассивный на протяжении боя Монморанси оказался теперь перед лицом трёхкратно превосходящего противника, причём многие из его швейцарцев сразу предпочли бежать. Ничего не оставалось, кроме как сдаться. Несколько спорным остаётся вопрос действий герцога Алансонского, командующего арьергардом. Так или иначе, видя полную безнадёжность положения, он предпочёл бежать в сторону Милана, уведя хотя бы часть армии. Без сомнения, это было единственно верным решением. А вот действительно ли он разрушил при этом наведённые через реку переправы, обрекая на гибель отступающих швейцарцев – уверенно сказать трудно.
Так или иначе, к 9 утра битва завершилась: французы и швейцарцы или попали в плен, или погибли в парке, или пытались переправиться через реку – погибая в холодной воде и от рук преследовавших их ландскнехтов. Всего лишь за три часа все надежды Франциска I на перелом в войне, абсолютно обоснованные, пошли прахом. Для битвы такого масштаба три часа боя – это очень, очень мало: такое сражение вполне могло тянуться от рассвета да заката. Увы, несмотря на все козыри, французы на этот раз ничего не смогли противопоставить имперской военной машине.
«Потеряно всё, кроме чести и жизни»
Это слова пленённого Франциска I в письме на родину. Действительно, армия Короля-Рыцаря была разгромлена в пух и прах, о каком-либо продолжении войны не могло идти и речи – даже не попади он в плен. Полегло не менее 10 тысяч человек (есть оценки в 12 тысяч), тогда как потери неприятеля оказались чисто символическими. Погибли прекрасные командиры, практически все остальные попали в плен (многие также были тяжело ранены). Боевой дух французов оказался абсолютно сломлен, выжившие швейцарцы предсказуемо ушли домой.
Повторимся, что обвинять короля в допущенных ошибках трудно. Франциск недаром носил своё прозвище: он и был человеком другой, рыцарской эпохи. А равно и его военачальники. Люди того времени, чей герой – Пьер де Баярд, а не какой-нибудь Хулиан Ромеро. Не их вина, что эпоха просто подошла к концу. Кого назвать творцом имперской победы? Едва ли лично Шарля де Ланнуа. Скорее, это общая заслуга всего имперского штаба: где Ланнуа лучше всех умел мыслить стратегически, Фрундсберг и де Авалос прекрасно разбирались в тактике, а опытный де Лейва великолепно поддерживал боевой дух в осаждённом городе.
Уже 3 марта имперская армия займёт Милан — только что, было, захваченный французами. Туда и переместится ставка имперской армии.А затем, в 1526 году, Франциска отпустят из плена после подписания совершенно унизительного для него Мадридского договора – Четырёхлетняя война (длившаяся, как ни странно, шесть лет) на этом завершится официально. Впрочем, едва выйдя на свободу, договор этот соблюдать французский король не станет. В том же 1526 году Итальянские войны продолжатся: начнётся Война Коньякской лиги.
Этой непростой истории тянуться ещё очень долго. Като-Камбрезийский мир 1559 года, который закончит последнюю Итальянскую войну, будут подписывать уже другие короли Испании и Франции. Франциск I, к своему счастью, не доживёт до окончательного поражения в принципиальном конфликте (а ведь финал – ещё более страшные поражения при Сен-Кантене и Гравелине). Он умрёт в 1547 году. Карл V же снимет с себя все полномочия ещё в 1556 году, и тихо скончается в монастыре за полгода до окончательной победы.
Его война закончится миром.
Le Resume
Остаётся завершить статью тем, с чего мы начали. Почему именно Павия окончательно убедила военные умы Европы в прогрессивности нового курса развития – со ставкой на профессиональную пехоту, ручное огнестрельное оружие, сложное маневрирование на обширной территории, вспомогательную роль кавалерии? Да, тенденции наметились задолго до 24 февраля 1525 года. Но именно теперь случилась очень крупная и очень важная (решающая исход войны!) битва с участием блестящих полководцев – где победу добыли именно таким путём. Где попал в плен король, наголову были разбиты хвалёные швейцарцы, погибли знатнейшие люди…
Ещё за месяц до Павии трудно было представить себе подобный исход похода, и мы не напрасно так подробно рассматривали предысторию. Очень важно понять, что Шарль де Ланнуа, Фернандо де Авалос, Антонио де Лейва, Геогр фон Фрундсберг (и другие) победили не за три часа одним утром. Успех начался значительно раньше: ещё в тот момент, когда имперцы бросили Милан, сохранив армии, и начали манёвры с целью подготовки ответного удара.
Тут мы и нащупываем понятие «закат военного Средневековья»: дело не только в том, что тяжёлый всадник стал значить меньше, а пехотинец – больше, да людей в бой начали вести офицеры вместо феодалов. Всё это важно, конечно же; но весьма принципиально и другое.
Полководцам Европы (даже французским, которые ещё долго будут сохранять немалый консерватизм) стало ясно: исход битвы не решается более так, как это было прежде. Собрать две огромные армии, выбрать удобное поле для схватки, выявить сильнейшего? Нет, это отныне не работает. Или работает не всегда. Теперь важнейшие факторы победы в бою, что может занять буквально пару-тройку часов, определяются за недели и даже месяцы до него. Собирать армию в единый кулак вообще необязательно: это показала ещё битва при Гарильяно, а Павия укрепила свежую мысль.
К финалу Итальянских войн, мы уже не увидим на полях сражений почти ничего, напоминающего баталии Средневековья. Кроме закованных в броню жандармов, разве что – они сдадут позиции лишь к концу века. Главный герой войны – больше не благородный всадник в тяжёлой броне, и не отчаянный король, готовый бесхитростно скакать в бой на острие атаки. Настал век «генералов-шахматистов» — пусть некоторые из них тоже не чураются схватки, и простых дисциплинированных солдат. Каждый из которых выполняет собственную задачу, возможно совсем небольшую, но являющуюся одной из шестерен общего механизма. Военная история ещё могла повернуть назад после Чериньоле, Гарильяно или Флоддена. Но после Павии – уже никак нет. Да, как уже отмечалось ранее, ничто не изменилось за один день: процесс будет долгим и непростым.
Но осень военного Средневековья настала именно 24 февраля 1525 года.
Вот это кааайф…. статья в старом стиле ! Подробная, интересная, ошбирная жирный лайк !
Дмитрий, мы тут на амбаре помели, по сусекам поскребли — есть еще порох в пороховницах))))
Большое спасибо, интересная тема