26.08.2020     0
 

Иоанн Павел II: поляк на Святом престоле


Фрагмент из книги Вадима Волобуевао

Один из самых молодых понтификов в истории и первый папа римский славянского происхождения, Иоанн Павел II, несомненно, был ярким и неординарным политиком 1970–1980-х годов. Какова его роль в крушении социалистического лагеря? Как папа римский налаживал диалог с другими религиями? Влиял ли Ватикан на политику Италии? И что он думал о феминизме, свободной любви и сексуальных меньшинствах?

Эти и многие другие вопросы поднимаются в первой биографии Иоанна Павла II на русском языке, написанной Вадимом Волобуевым и опубликованной в 2020 году издательством «Новое литературное обозрение». Журнал Proshloe представляет вашему вниманию фрагмент из книги «Иоанн Павел II: поляк на Святом престоле», которая уже доступна на книжных прилавках!

В начале восьмидесятых итальянские иерархи пеняли римскому папе, что он не понимает западного общества — думает, будто отход людей от церкви вызван левой пропагандой, а на самом деле это результат воздействия общества потребления. Прошло время, и  понтифик осознал правоту аппенинских собратьев. Однако он лелеял надежду, что страны, сбросившие ярмо коммунистов, не поддадутся искусу. Об этом он говорил 12 января 1991 года дипломатам, аккредитованным при Святом престоле:

<…> для того, чтобы построить что-то, недостаточно отказаться от монополии одной партии, надо понять смысл жизни[1].

Смысл жизни, по римскому папе, сводился к тому, чтобы открыть душу Христу и жить по евангельским заповедям.

Однако, к вящему огорчению первосвященника, бывшие члены соцлагеря, встав на ноги, тоже ударились в бездумное потребительство. Теперь Войтыле пришлось бросить вызов уже не политическому строю, а самому мироустройству и  человеческой природе. Эту борьбу римский папа неуклонно проигрывал. Гамбургер в глазах широких масс оказался куда привлекательней облатки. Символ этого времени — обложка альбома «Nevermind» («Не  грузись») группы «Нирвана»: обнаженный младенец в бассейне, пытающийся схватить доллар. В мире без холодной войны удачливый режиссер мог позволить себе снять художественный фильм о гибели «Титаника», затратив на него больше, чем стоил сам «Титаник».

Название: Иоанн Павел II: поляк на Святом престоле
Автор: Вадим Волобуев
Издательство: Новое литературное обозрение
Год издания: 2020

Нежданно-негаданно Святой престол оказался в одной лодке с соцлагерем, также сломленным не западными ценностями, а  его материальным успехом. «Какая разница, какого цвета курица, если она несет золотые яйца?» — это крылатое выражение Дэн Сяопина открыло эпоху коммерциализации коммунизма. Скоро никто уже не удивлялся партийным миллионерам из Поднебесной и тому, что фотограф Альберто Корда, автор знаменитого снимка Че Гевары во время папского визита на Остров свободы брал с американских журналистов по триста долларов за подписанные копии своего шедевра[2]. Требования рынка изрядно притушили огонь революции. На самой Кубе, по-прежнему бившейся в тисках американского эмбарго, доллар практически вытеснил песету, а на улицах вблизи туристических кварталов опять завелись проститутки, как во времена Батисты.

Массовая культура, зародившись с изобретением синематографа и  радио, теперь извергалась с экранов телевизоров и дисплеев компьютеров. Если в «ревущие двадцатые» Эллочка-людоедка соперничала с Вандербильдихой в моде, то в девяностые и  двухтысячные девушки пытались копировать супермоделей, вгоняя себя в ад анорексии. Стандартизированные идеалы в кино, музыке, быту навязывались глянцевыми журналами и рекламными баннерами, ими полнились передачи по радио и телевидению.

Девяностые — это клонирование и ГМО, Международная космическая станция и операционная система Windows, создание Евросоюза и Всемирной торговой организации, туннель под Ла-Маншем и расширение НАТО, Киотский протокол и первые выступления антиглобалистов. А еще — стремительное распространение новых технологий. Никогда доселе человечество с такой скоростью не переходило от внедрения новинки к массовому производству. Интернет, созданный в 1991 году, уже через десятилетие опутал всю планету (Ватикан завел веб-страничку в начале апреля 1997 года). Такими же темпами завоевали мир персональные компьютеры и мобильные телефоны. Параллельно, после отката в восьмидесятые, на новый виток вышла сексуальная революция: в странах западной культуры нормой стали парады секс-меньшинств. Добившись легализации, геи и лесбиянки требовали теперь признать и однополые браки. В 1994 году вершины чартов покорила песня группы Army of lovers «Sexual revolution».

Об авторе: Вадим Вадимович Волобуев – историк и политолог, старший научный сотрудник Отдела современной истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы Института славяноведения РАН.

***

Само собой так сложилось, что Войтыла посещал родину каждые четыре года. Всякий раз эти поездки вызывали всплеск эмоций в Польше. Однако в середине девяностых поляки словно отвернулись от него. Как ни поддерживал римский папа лагерь «Солидарности», соотечественники упорно голосовали за посткоммунистов. Да и что такое был этот лагерь «Солидарности»? Миф, прекрасное воспоминание! Лех Качиньский, к примеру, говорил, что поддержит любого кандидата, который свалит Валенсу. А разве Качиньский — не та же «Солидарность»? Столь же расколота была и церковь.

Понтифик, разумеется, не одобрял участие клира в политике, но не мог запретить ксендзам выражать политические взгляды. Да и сам их не скрывал. Поэтому, когда в ноябре 1995 года состоялись президентские выборы, все понимали, кому сочувствует римский папа. «Ноябрь — опасный месяц для поляков», — процитировал Иоанн Павел II Выспяньского в беседе с министром иностранных дел Польши Владиславом Бартошевским, прилетевшим в Рим за несколько дней до выборов.

Бартошевский — легенда диссидентского движения в ПНР. Боец Сопротивления, он успел отсидеть и в Аушвице, и в коммунистической тюрьме. За свою помощь евреям при нацистской оккупации получил от Израиля звание Праведника народов мира, а от Гомулки — орден Возрождения Польши. В шестидесятые работал в редколлегии журнала «Столица», рупоре патриотов всех мастей. Заодно писал тексты в «Тыгодник повшехны» и возглавлял польский Пен-клуб. Потом связался с радио «Свободная Европа» и попал под цензурный запрет.

Его назначение было личным делом Валенсы, который имел право ставить главу МИДа независимо от мнения правительства. Однако уже в декабре 1995 Бартошевский потерял свой пост, равно как и  Валенса. В Бельведер триумфально вошел Квасьневский, набравший больше голосов, чем герой антикоммунистической революции, хоть за последнего и агитировали почти все СМИ («Кандидатов много — Лех Валенса один!»). Что самое прискорбное, бывший коммунистический министр обошел своего главного конкурента даже в  его вотчине, Гданьске. Все перевернулось с  ног на голову. Теперь уже Валенса с  агрессивным отчаянием атаковал Квасьневского на дебатах, а  тот непринужденно осаживал его, как некогда сам Валенса в подобном стиле издевался над Мёдовичем[3]. А если вспомнить, что премьером в 1995 году стал однопартиец Квасьневского Юзеф Олексы (между прочим, выпускник католической школы и  бывший алтарник), впору было схватиться за голову. Узнав об итогах выборов, первосвященник в сердцах бросил, что, наверное, больше не приедет в Польшу.

Последний раз он навещал родину в мае 1995 года, когда заглянул в Цешинскую Силезию и Бельско-Бялу, воспользовавшись визитом в соседнюю Чехию. Два маленьких городка на окраине страны — разве можно было сравнить эту мимолетную поездку с  прежними? Впрочем, еще Пилсудский говорил, что Польша — как баранка: все лучшее находится с краю.

В тот раз Иоанн Павел II призывал земляков встать на защиту свободы совести, а точнее свободы религии, которую, по его мнению, ущемляли, как во времена ПНР. Источник такой информации понятен: епископат и «Радио Мария». Тщетны были убеждения соратников по «Тыгоднику повшехному», что все не так трагично. Понтифик не хотел их слушать. Как не захотела услышать его страна, выбравшая президентом посткоммуниста.

Когда победил Валенса, из Ватикана в тот же день пришла поздравительная телеграмма. Квасьневский таковой не дождался. «Апостольская столица не комментирует выборы в других странах», — сухо заявил Наварро-Вальс, отвечая на вопрос журналиста.

Квасьневский демонстрировал добрые намерения. Говорил, что ратифицирует конкордат сразу после того, как Сейм утвердит новую конституцию. Попросил Гедройца посредничать в организации президентского визита в Ватикан. Но в то же время отозвал из нижней палаты парламента проект договора с Апостольской столицей, внесенный его предшественником, и  отменил президентское вето на изменение закона об абортах. Как следствие, уже 30 июня 1996 года Сейм опять частично легализовал аборты, позволив прерывать беременность женщинам, которые находятся в стесненных материальных условиях. Сенат наложил вето, но нижняя палата преодолела его. Епископат негодовал.

Понтифик в  этот драматический период снова находился в  больнице. Он почувствовал себя плохо на Рождество 1995 года, когда оглашал послание «Городу и миру». В октябре следующего года ему пришлось лечь в «Джемелли», чтобы вырезать аппендицит. Польские паломники вместе с журналистами дежурили у  клиники, молясь за здоровье римского папы.

Солидарность хранить и  не отступать», — призвал их Войтыла из окна больницы, увидев плакаты с названием профсоюза.

В июне 1996 года бывшие диссиденты образовали политический блок «Предвыборная акция Солидарность». Шок от победы Квасьневского заставил сплотиться недавних врагов: Ярослав Качиньский привел в  блок свою партию, а  Валенса выразил новой структуре моральную поддержку. Более десяти тысяч сторонников «Солидарности» в ноябре слетелось в Рим на празднование восемнадцатой годовщины понтификата. Одиннадцатого ноября, в День независимости, под слаженное пение гимна «Боже, что Польшу», они стройными рядами ступили под своды базилики Святого Петра. Ни дать ни взять — гусары гетмана Собеского прибыли на погребение пана Володыевского. Их приветствовал архиепископ Тадеуш Гоцловский — главный капеллан польских рабочих.

«Солидарность — это не пустой лозунг и  потому, борясь за права человека, всегда будет защищать тех, кому грозит опасность», — провозгласил он, имея в виду закон об абортах[4].

Выглядело внушительно, однако реальность оказалась прозаичнее. Какие бы скандалы ни сотрясали лагерь левых, это не слишком сказывалось на их влиянии. Даже прямые обвинения в сотрудничестве с российской разведкой, из-за которых в марте 1996 года ушел в отставку Олексы, не смогли им сильно повредить. Их противники пытались бить опосредованно, компрометируя президента Квасьневского. В августе 1997 года его, как и Олексы, обвинили в связях с  российским резидентом Владимиром Алгановым, а  в  2000 году, незадолго перед новыми выборами главы государства, телевидение распространило видеозапись трехлетней давности, на которой руководитель контрразведки, выходя из вертолета, шутливо перекрестил встречающих по образцу Иоанна Павла  II, а  затем, подбадриваемый Квасьневским (который вышел вслед за ним), еще и  поцеловал землю. Бесполезно. Бывший коммунистический министр все равно обошел конкурентов, переизбравшись на второй срок, а  его партия заняла на выборах 1997 года второе место, став наиболее влиятельной оппозиционной силой. «Предвыборная акция Солидарность» хоть и победила, но вынуждена была сформировать коалиционное правительство с  ненавистными либералами. Ценой этого союза стало возвращение в Совет министров Бальцеровича, который занял привычный для себя пост заместителя премьера. Возглавил же правительство лютеранин Ежи Бузек. Не слишком отрадный итог для друзей католической церкви.

***

Аналогично было и в  Италии. После краха правительства Берлускони левые проголосовали за «технический» кабинет министров, а  в  мае 1996 года и  вовсе сколотили собственное правительство — впервые в послевоенной истории страны. Возглавил его Романо Проди, бывший хадек, спевшийся с посткоммунистами. Правда, последние в 1998 году рассорились с премьером, но лишь для того, чтобы сразу  же привести к  власти своего человека — Массимо Д’Алема. Посткоммунист возглавил правительство Италии! Какой афронт для римского папы! Пропала втуне его кампания по евангелизации страны.

А как обнадеживающе все выглядело! В марте 1994 года понтифик вместе с членами Главного совета итальянского епископата отслужил мессу над гробом святого Петра, начав тем самым программу Великой новенны, вроде той, что осуществил в Польше Вышиньский. Целых девять месяцев клир усиленно молился за возвращение веры в  сердца итальянцев. Завершилась программа в  декабре литургией в  Лорето, а  уже в  следующем году столичный викарий Камилло Руини развернул комплекс мероприятий «Миссии для Рима». Сам же Иоанн Павел II в сентябре 1997 года произнес речь перед тысячами молодых итальянцев, собравшихся в  Болонье на общенациональный евхаристический конгресс. Причем речи этой предшествовал небольшой концерт Боба Дилана, который еще в начале 1980-х отдал дань христианскому року, выпустив два альбома в этом жанре.

Сколько дорог должен пройти человек

Для того, чтобы ты назвал его человеком?..

Сколько раз человек отвернется,

Прикинувшись, будто не видит?..

Сколько ушей ему надо иметь,

Чтобы услышать, как плачут люди?[5]

пел Дилан, переиначивая слова Иезекииля. Понтифик подхватил этот мотив: «Вы спрашиваете меня, сколько дорог надо пройти человеку, дабы понять, что он — человек? Отвечу вам: лишь одну! Лишь одна есть дорога, и это — Христос, который сказал: „Я есмь путь“ (Ин 14: 6). Он — путь правды, путь жизни»[6].

А итальянцы все равно голосовали за антиклерикалов и сторонников абортов. Впрочем, здешние левые, как и в Польше, были не чужды влияния церкви. Если бывшего секретаря воеводского парткома Юзефа Олексы можно было увидеть молящимся в часовне, то новоявленный премьер Д’Алема держал на столе книгу «Переступить порог надежды». Главу итальянского правительства интриговало папское объяснение краха советского коммунизма, а  также его рассуждения о  человечестве будущего. Иоанн Павел II располагал бóльшим влиянием, чем возглавляемая им церковь, подметил Д’Алема[7].

Очень верное замечание! В той же Польше, согласно опросу 1993 года, 52% назвали себя регулярно практикующими католиками и еще 31% — нерегулярно практикующими. Причем среди лиц с высшим образованием регулярно практикующих оказалось на 2% больше, чем среди тех, кто не имел такового[8]. Невероятные показатели по европейским меркам! Но они меркли на фоне опросов о  том, кому поляки доверяют больше всего. Здесь Иоанн Павел  II оставался неоспоримым лидером. И разве это как-то влияло на итоги выборов?

Да и в Италии народ не шарахался от веры, нет! Люди отходили от церкви, но не от религии. Иерархия на глазах теряла авторитет, уступая место «народной вере» с сильным налетом язычества — тут тебе и погоня за приметами, и стремление по любому поводу заручиться поддержкой святых. Даже антиклерикалы не брезговали этим. Когда в мае 1999 года Войтыла беатифицировал отца Пио, на церемонию собралось до шестисот тысяч человек, прибыли президент, премьер, спикеры обеих палат парламента и  председатель Верховного суда. Отец Пио в одиночку перевешивал весь итальянский епископат. Футболисты молились ему перед важными матчами, а актеры просили помочь в получении роли. Его благодарил перед телекамерами лидер одной из музыкальных групп, неожиданно победившей на конкурсе в  Сан-Ремо[9]. Войтыла и сам был из той когорты людей, что апулийский капуцин. Люди чувствовали его близость народной вере и оттого так тянулись к нему. Но переносилась ли эта любовь на церковь? Ничуть.

Это явление подметил в  2002  году обозреватель миланской «Аввенире» Джованни Бенси:

<…> в Соединенных Штатах, по шкале от 1 до 70, Иоанн Павел II получил самый высокий рейтинг: 65, на пять баллов выше президента Джорджа Буша… Но  сколько католиков регулярно посещают воскресные богослужения? В Германии — 17%, в одной из итальянских епархий Терни-Нарни-Амелия, в 150 км от Рима, где население провинции считается особенно набожным, регулярно в церковь ходят только 13,7% верующих. Нет сомнений, Папа Иоанн Павел  II несравненно более популярен, чем Католическая Церковь, которую он возглавляет. Создается впечатление, что Папа — это одно, а Церковь — совсем другое[10].

И понтифик не раз имел случай в  этом убедиться. Не только паства, но и  само духовенство будто  бы отделяло церковную иерархию от ее главы, периодически устраивая фронды. То теология освобождения, то строптивый орден иезуитов, то вечно недовольный немецкий епископат — слуги Божьи словно задались целью показать, что церковь — это не римский папа, а они.

***

Первого ноября 1996 года исполнилось 50 лет со дня рукоположения Войтылы в ксендзы. Понтифик отметил юбилей выпуском очередной книги, на этот раз посвященной его пастырскому опыту: «Дар и тайна». Дар от Бога служить Ему и  тайна призвания. Священник — это привратник Божий, писал Иоанн Павел  II. Он избран Господом нести Христову истину, а  потому сам должен быть как Христос.

Эту мысль, уже не раз выраженную им ранее, здесь он облек в форму воспоминаний. Шаг за шагом Войтыла проследил, как зародилось в нем стремление надеть сутану, какие люди повлияли на его выбор (начиная от отца и заканчивая Вианнеем), что он ощущал на разных этапах жизни. Заканчивалась книга словами ободрения тем, кто тоже решил посвятить себя Богу[11].

Каков же результат? Ответ на этот вопрос содержится у того же Бенси: «В  1998  г. в мире было 158 486 католических священников, 75 892  монаха, 990 768 монахинь. Сегодня, всего лишь три года спустя, священников 140 124 человека (минус 11,4%), монахов — 57 813 (минус 23,73%), монахинь — 814 779 (минус 17,76%). Смысл этих цифр однозначен: духовенство состоит главным образом из пожилых людей, которые постепенно умирают, а на смену им никто не приходит». Это было написано вскоре после грандиозных торжеств в честь великого юбилея христианства, которые, по идее, должны были привлечь в ряды клира множество новобранцев. Однако этого не произошло. «Невольно возникает вопрос: куда делись два миллиона молодых людей, собравшихся в Риме в 2000 году?» — вопрошал Бенси[12].

Ответ прост: они прибыли в Рим за эмоциональной разгрузкой и  порцией адреналина, как другие отправляются за тем же самым на Гоа. Многие ли среди последних ушли после этого в  джунгли, чтобы в подвиге аскезы приблизиться к Брахме, как предписывает индуизм? Вряд ли. Так же и с молодыми католиками.

***

Однако Войтыла не падал духом и  продолжал свою миссию проповеди слова Божьего, насколько хватало сил. Апостольские визиты 1996 года начались с Центральной Америки. В феврале он побывал в Никарагуа, Гватемале, Сальвадоре и  Венесуэле. Как и  черная Африка, этот регион после окончания холодной войны утратил свое значение, однако лишь выиграл от изменившейся обстановки. Если Африка погрузилась в пучину межплеменных войн, то в Центральной Америке, избавленной от такой проблемы, наступила эра примирения. В Гватемале, с которой понтифик начал свою поездку, как раз подходили к концу переговоры с левыми партизанами. Двадцать девятого декабря 1996 года в присутствии Генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса-Гали стороны объявили о завершении 36-летней гражданской войны. В Сальвадоре, которым руководили соратники «закоренелого убийцы» д’Обюссона, война закончилась еще в 1992 году. Либеральные реформы быстро превратили сальвадорскую экономику в самую стабильную среди стран региона, однако вызвали взрывной рост преступности и безработицы. Правящая партия, вопреки убеждениям своего основателя, демонстрировала уважение к католической церкви и  противилась легализации абортов. Сама церковь, однако, в лице недавно рукоположенного архиепископа Сан-Сальвадора Фернандо Санца Лакалле не собиралась прощать им убийство Ромеро, духовником которого когда-то Лакалле и  был. Архиепископ осмелился даже критиковать Ватикан за молчание в деле Ромеро. Когда Иоанна Павла II спросили об этом в  самолете, он отделался ничего не значащим ответом, что в  случае начала процесса беатификации тот будет вестись как все прочие. Однако несколько месяцев спустя сам  же инициировал его, назначив постулатором Винченцо Палью. Правда, в понтификат Войтылы Ромеро так и не стал блаженным. Сказалось холодное отношение к нему многих центральноамериканских коллег (выдвиженцев Иоанна Павла II), а также осторожность самого понтифика, не проявившего в этом деле настойчивости.

В Никарагуа демократическая волна конца 1980-х лишила власти сандинистов, но неукротимый Даниэль Ортега в 1996 году вновь замахнулся на власть, выдвинув свою кандидатуру на президентских выборах. Ради победы он даже предал забвению прежние разногласия с понтификом и вывесил по дороге из аэропорта в  столицу баннер с  приветствием святому отцу[13]. Логика политической борьбы в  дальнейшем заведет его так далеко, что он начнет дружить с бывшими контрас, а  на свое второе бракосочетание в 2005 году пригласит кардинала Мигеля Обандо-и-Браво — непримиримого оппонента сандинистского режима. Министр культуры в его правительстве, расстриженный иезуит Эрнесто Карденаль, к моменту прилета Иоанна Павла II вернулся в лоно церкви, присоединившись к ордену траппистов. Он сохранил коммунистические убеждения, но размежевался с Ортегой. Не стоит искать в этом противоречие — никарагуанская компартия входила в оппозиционный блок, сваливший в 1990 году сандинистов. Фернандо Карденаль, бывший министр просвещения, в 1996 году воссоединился с иезуитами, пройдя испытательный срок. Мигель д’Эското, занимавший пост министра иностранных дел при Ортеге, так и остался в  руководстве сандинистской партии. Но незадолго до смерти, в 2014 году, вновь надел сутану, чтобы с позволения папы Франциска в последний раз отслужить мессу.

Если в Центральной Америке левые теряли позиции, то в Венесуэле, наоборот, приобретали. Основатель местной христианско-демократической партии Рафаэль Кальдера в 1993 году с помощью социалистов выиграл президентские выборы. Заняв пост, он ради спасения экономики взялся проводить либеральные реформы по рекомендациям Международного валютного фонда, что вообще-то противоречило и его обещаниям, и его убеждениям. Как следствие, возмущенный народ в 1999 году проголосовал за левого радикала Уго Чавеса, который объявил «боливарианскую революцию».

Имя Чавеса уже давно гремело в Венесуэле — в 1992 году он возглавлял военный путч против предшественника Кальдеры. Торжеству либерализма Чавес противопоставил старую добрую кубинскую модель, сдобренную теологией освобождения.

Фидель Кастро, кумир Чавеса, и сам в то время пошел на сближение с католичеством, хотя ранее не слишком его жаловал. Девятнадцатого ноября 1996 года он встретился в Риме с Иоанном Павлом II, прилетев в  столицу Италии на совещание Продовольственной и  сельскохозяйственной организации ООН. «Надеемся вскоре увидеть ваше святейшество на Кубе», — сказал он понтифику на прощание, поразив Войтылу хорошим знанием его энциклик и поэзии[14].

Кубинский режим, некогда жестоко преследовавший духовенство, больше не шарахался от церкви, напротив, регулярно принимал у себя гостей из Апостольской столицы. Почин дал Бернарден Гантен, тогдашний глава Комиссии справедливости и мира, который посетил Гавану еще в 1977 году, застав самый разгар борьбы с религией. В 1988 году на Кубе гостил архиепископ Нью-Йорка Джон О’Коннор, принявший участие в поминовении слуги Божьего Феликса Варелы-и-Моралеса, лидера кубинского движения за независимость первой половины XIX  века. В  том  же году с  Кастро общался Роже Эчегарай, обсуждавший возможность приезда римского папы.

Теперь же, после аудиенции у главы Апостольской столицы, сам Кастро устроил прием для папских чиновников, причем сделал это в гостинице «Колумбус», принадлежавшей как раз Ватикану и  католическому братству «Рыцари Колумба». Стало ясно, что дело наконец сдвинулось с мертвой точки. В октябре 1997 года на Кубу прилетел Наварро-Вальс, чтобы утрясти последние детали. Власти пошли на уступки церкви: единоразово вернули праздник Рождества, выдали 57 виз священникам, участвовавшим в организации папских поездок, и гарантировали, что все желающие увидеть знаменитого гостя получат выходной. Однако просьба разрешить католические школы и пустить духовенство на телевидение уважена не была.

Кастро лавировал, как когда-то Ярузельский. Он надеялся использовать визит первосвященника в своих интересах, но боялся, что его строй постигнет судьба социалистической Польши. А потому с одной стороны расшаркивался перед польским патриотизмом, коря Россию за недоброе отношение к родине понтифика, с другой же устроил торжественное перезахоронение останков Че Гевары, недавно обнаруженных в Боливии. Апостольская поездка Иоанна Павла II должна была проверить на прочность кубинскую власть[15].

В октябре 1996 года после полуторалетнего перерыва возобновились переговоры с другой коммунистической страной, Вьетнамом. Этот ребус был позаковыристее кубинского. Несмотря на ощутимый процент католиков в стране, их вера воспринималась большинством как наследие империализма — французского и американского. «Но ведь мы не бомбили вас», — заметил архиепископ Челли во время очередного раунда переговоров с вьетнамским Министерством по делам вероисповеданий. «Просто у вас нет самолетов», — услышал он в ответ.

Тамошние власти по чехословацкому образцу создали лояльный им Католический комитет солидарности, не подчинявшийся Святому престолу. Священники, отказавшиеся туда войти, подвергались гонениям. Перестройка в СССР заставила и вьетнамские власти пойти на некоторые послабления. В 1991 году, после тринадцатилетнего заключения, из страны выпустили кардинала Ксавье Нгуен Ван Тхуана, который вскоре занял в Апостольской столице должность вице-председателя Совета справедливости и мира. В том же году Иоанн Павел II канонизировал 117 вьетнамских мучеников, отдавших свои жизни за веру на протяжении трех веков. В 1989–1990 годах Эчегарай трижды посещал Вьетнам, зондируя почву для переговоров с  властями. В  1990 году переговоры начались, но шли с большим скрипом. Вьетнамцы поначалу не проявляли заинтересованности в установлении дипломатических отношений со Святым престолом и упирались в вопросе назначения новых епископов архиепархий Хюэ и Хошимина. В декабре 1996 года нескольким вьетнамским иерархам запретили выехать «к апостольским порогам», а на следующий год во Вьетнам не пустили кардинала Нгуена Ван Тхуана, который собирался рукоположить двух прелатов. К тому времени позиция вьетнамских властей изменилась: теперь они обуславливали приезд в страну римского папы размещением в  Ханое нунция. Переговоры продолжались без особого толка. Нунций в  Ханой так и не приехал, вследствие чего вьетнамские власти не дали добро на визит Иоанна Павла II, когда тот в октябре 1999 года хотел включить страну в очередной азиатский вояж[16].

***

В  1996 году наместник святого Петра, слетав на один день в Тунис, возобновил поездки по Европе. Словения, Германия, Венгрия, Франция — страны, которые он посетил в тот год. Объединяла эти визиты тема христианства как основы европейского единства. В  Германии понтифик вспоминал судьбоносную встречу Карла Великого с римским папой Львом III в 799 году, во Франции — крещение Хлодвига, в Словении — деятельность Кирилла и Мефодия.

Посещение Германии, естественно, не обошлось без антинацистских акцентов. Иоанн Павел II причислил к лику блаженных двух немецких священников, попавших в концлагерь Дахау за свои взгляды, а заодно поднял голос в  защиту Пия  XII, процитировав письмо римского папы к  одному из вышеназванных слуг Божьих, в котором тот с похвалой отзывался о его выступлениях против политики Гитлера.

Традиционные, казалось бы, заявления на этот раз приобрели особенное звучание. Дело в том, что годом раньше немецкий епископат выпустил коммюнике в  память о Холокосте, где признал, что несет долю ответственности за эту ужасную трагедию. На  этом фоне слова Иоанна Павла II выглядели попыткой «сдать назад», особенно в  Германии, где образ Пия XII связывался больше с  обличительной пьесой 1963 года «Наместник» авторства Рольфа Хоххута, чем с работами историков.

Немецкий епископат, как обычно, доставлял Войтыле множество хлопот. Местный клир был взбудоражен спором насчет того, можно ли допускать второбрачных к причастию, и ждал слова понтифика. Но Иоанн Павел  II предпочел вообще не поднимать скользкую тему.

Население, привыкшее к паломничествам Войтылы в свою страну, не проявляло большого энтузиазма, а скинхеды и секс-меньшинства устроили митинги протеста в преддверии визита. Зато канцлер Гельмут Коль был прямо-таки восхищен Войтылой. «Это — величайший человек второй половины столетия, а  может, и  всего века», — поделился он своими впечатлениями в  телефонной беседе с Рокко Бутильоне[17].

Во Франции вышло наоборот: правоцентристский президент Жак Ширак и его однопартиец премьер Ален Жюппе ограничились короткими протокольными встречами с приехавшим понтификом (хотя Ширак глубоко уважал Войтылу), а целый ряд СМИ и политиков обвинили церковь в том, будто она пытается «присвоить себе национальную историю» — точь-в-точь как это было в  Польше тридцатью годами ранее[18]. Зато народ массами стекался в  места, где римский папа обращался к  верующим. Папская месса в Реймсе собрала у  экранов 40% телезрителей — результат, о  котором никто и не мечтал[19]. Казалось, повторилась ситуация 1980  года, о которой вспоминал Фроссар:

<…> первый раз я видел парижских водителей, которые не впадают в бешенство от 15-минутной пробки. Если когда-нибудь начнутся разговоры о беатификации Иоанна Павла II, думаю, это чудо найдет свое место в документах[20].

Триумфально прошел и Всемирный день молодежи, который на следующий год принимал Париж. Войтыла воспользовался этим случаем, чтобы навестить могилу Лежена, соратника по борьбе с  абортами, за что удостоился обвинения от победивших на выборах социалистов, будто таким образом он давит на общественное мнение в вопросе о прерывании беременности[21].

Иоанн Павел  II, видимо, чувствовал обиду на французов. Когда в  начале октября 1997 года французский журналист спросил его, не собирается ли вся римско-католическая церковь последовать примеру французских епископов и попросить прощения за свою деятельность во время войны, Войтыла огрызнулся:

Мы уже много много раз просили прощения — как за прошлое, так и  за последние годы. Любопытно, однако, что прощения всегда просит римский папа и католическая церковь, а все остальные хранят молчание. Но, может, так и должно быть[22].

Угнетенный болезнью Паркинсона, он уже не всегда мог сдержать раздражение.

***

Двадцать четвертого августа 1997 года понтифик вернулся из Парижа в  Рим, а уже через неделю французская столица вновь оказалась в заголовках мировых новостей: в  туннеле у моста Альма погибла принцесса Уэльская Диана, «королева сердец», снискавшая это звание в  бытность супругой наследника британского престола принца Чарльза. Ее жизнь и особенно скандальный развод в  августе 1996  года находились в центре внимания СМИ: «желтая пресса» устроила настоящую охоту за принцессой, днюя и  ночуя возле ее дома. Внезапная гибель в автокатастрофе вызвала настоящую истерию на Британских островах. Гора цветов у ее лондонского дома быстро выросла до полутора метров, превратив нижний слой в перегной. Скорбящие днем и ночью стояли в  очереди, чтобы оставить запись в  книге соболезнований. Даже мать Тереза выразила желание произнести молитву за упокой души принцессы в калькуттском соборе святого Фомы, но за день до этого, 5 сентября, не стало и  ее.

Знаменитую монахиню похоронили с  почестями, которых удостаивались только главы государства: гроб, покрытый флагом Индии, везли на том же орудийном лафете, что когда-то тела Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру. Премьер-министр Индер Кумар Гуджрал сочинил в ее честь стихи. «Мы потеряли женщину, которая пребывала в ореоле святости, как никто другой», — сказал кардинал О’Коннор. Спустя всего полтора года, не дожидаясь истечения обычного пятилетнего срока, калькуттская епархия с одобрения римского папы начала процесс причисления матери Терезы к лику блаженных[23].

При других обстоятельствах кончина албанской монахини, несомненно, стала бы одной из главных мировых новостей. Но сейчас человечество сходило с ума от скорби по Диане. Ее похороны прошли как вся ее жизнь — грандиозное зрелище с  участием звезд политики и  эстрады. В последний путь «английскую розу» провожали до трех миллионов человек, а всего за церемонией прощания наблюдала по телевидению почти половина населения планеты.

Мне кажется, что ты прожила свою жизнь,

Как свеча на ветру,

Никогда не зная, к кому прильнуть,

Когда идет дождь.

И мне хотелось бы узнать тебя,

Но я был ребенком.

Твоя свеча сгорела задолго до того,

Как ты стала легендой[24], — перепел Элтон Джон песню, некогда посвященную Мэрилин Монро.

Синхронную смерть двух всемирно известных женщин понтифик счел «волей Провидения», а кое-кто из его окружения — ясным знаком, который послан нам, чтобы показать разницу между подлинной святостью и тем, что лишь представляется таковой с подачи легковесных репортеров.


[1] ГАРФ. Ф. Р-6996. Оп. 6. Д. 4669. Л. 106.

[2] Moskwa J. Op. cit. T. III. S. 330–331.

[3] Лыкошина Л. С. Указ. соч. С. 46–47.

[4] Moskwa J. Op. cit. T. III. S. 272–274, 282–289.

[5] Bob Dylan. Blowing in the wind (перевод мой. — В. Волобуев).

[6] Цит. по: Weigel G. Świadek… S. 1026.

[7] Ibid. S. 1027.

[8] Ibid. S. 1024.

[9] Moskwa J. Op. cit. T. IV. S. 79–80.

[10] Бенси Д. Сила и слабость Иоанна Павла II // Независимая газета. 21.08.2002. URL: http://www. ng.ru/ng_religii/2002–08–21/3_papa.html (дата обращения: 09.11.2018).

[11] Jan Paweł II. Dar i tajemnica. Kraków, 1996

[12] Бенси Д. Указ. соч.

[13] Weigel G. Świadek… S. 986–987.

[14] Moskwa J. Op. cit. T. III. S. 324; Mokrzycki M., Grysiak B. Op. cit. S. 106.

[15] Moskwa J. Op. cit. T. III. S. 323–328.

[16] Weigel G. Świadek… S. 1039–1040; Moskwa J. Op. cit. T. IV. S. 98.

[17] Weigel G. Świadek… S. 1015.

[18] Moskwa J. Op. cit. T. IV. S. 9

[19] Lecomte B. Op. cit. S. 482.

[20] Jan Paweł II. Nie łękajcie się… S. 51

[21] Weigel G. Świadek… S. 1018

[22] Ambrogetti A. Op. cit. S. 84.

[23] Weigel G. Świadek… S. 1043–1044.

[24] A candle in the wind (перевод О. Лобачева).



Об авторе: Редакция

Подпишитесь на Proshloe
Только лучшие материалы и новости науки

Ваш комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Для отправки комментария, поставьте отметку. Таким образом, вы разрешаете сбор и обработку ваших персональных данных. . Политика конфиденциальности

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.